Страница 36 из 41
Сознательно дистанцируясь от всего, что окружало педагогический процесс, Шайтанов, по мнению студентов блистательный лектор, вместе с тем был целиком сконцентрирован на самом предмете своих занятий. Риторически его публичные речи всегда изящны и безукоризненны. Иногда его укоряли в том, что он не читал планомерный и всеохватный курс, скажем, той же литературы эпохи Возрождения, а выбирал только любимые темы: концепция гуманизма, Петрарка и Боккаччо, Шекспир; им было отведено куда больше времени, чем изложению фактической стороны литературного процесса и освещению всех значимых фигур (там, правда, иных нет). Будучи ученым и университетским профессором с огромным стажем, он полагал уже тогда, что учить надо не столько набору сведений, сколько способу филологической мысли, а это можно делать на любой отдельно взятой теме. Трудно спорить, что через Шекспира и в самом деле можно рассказать все Возрождение. От «больших» лекций рано или поздно устают все, и Игорю Олеговичу уже давно, как думается, самым ценным кажется камерный, объединенный единой темой, межкурсовой семинар, который неизменно все эти годы он ведет на кафедре, – и на этом поприще количеству его учеников, талантливых и преданных, можно только позавидовать.
Вообще, для всех на факультете Зверев и Шайтанов были фигурами как бы противоположными. Разный темперамент, разная степень вовлеченности в факультетскую жизнь, разная манера преподавания, разный научный стиль, но внутри кафедры, для всех нас, они всегда были игроками одного поля. Речь идет об огромной эрудиции и редкостной образованности этих двух ученых. Мы на кафедре порой с замиранием сердца следили за беседами и обменом впечатлениями о прочитанных книгах, который вели эти двое; часто к ним присоединялся и Г. Ратгауз, блиставший в таких разговорах тонкостью суждений, иронией и остроумием (лекции он читал как-то более отстраненно, сдержанно и даже скучновато). Необъятность и глубина их сравнительного литературоведения нас просто потрясала. Они всегда обожали книги, обожали великие ученые имена, литературные и филологические байки, знали классику и живую литературу в таком объеме, что иногда это казалось, да и по сей день кажется, неправдоподобным.
Кафедра зародилась и продолжала жить, вбирая в себя людей, отличающихся уникальной широтой научных интересов. Ее компаративность всегда была не только в названии, но и в характере научных занятий формировавших ее людей. Каждый работает в нескольких научных сферах, эпохах, языках. Замечательные сравнительные исследования наших сегодняшних мэтров – Павловой, Гальцовой, Дмитриевой, переводческая деятельность Ливерганта, работы нынешних профессоров – Половинкиной, Морозовой, как и совсем молодых – Пастушковой, Данилковой, Виноградовой всегда уникальны и любопытны своим выходом за пределы узкой специализации, яркими идеями и гипотезами. Мы пытаемся хранить традиции кафедры, заданные ее «отцами-основателями». Надеюсь, нам это удается.
2016
Владимир Ганин
Маг слова, или Беседы на крыше
С Игорем Олеговичем Шайтановым я познакомился в 1985 году, когда поступил в аспирантуру Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина (сейчас – МПГУ). После официального утверждения меня аспирантом кафедры зарубежной литературы я встретился с заведующей кафедрой Ниной Павловной Михальской. Поговорив со мной о теме моего будущего исследования, она стала размышлять, кого же назначить мне научным руководителем. «Может быть, Игоря Олеговича Шайтанова? – предложила она. – У него еще не было аспирантов, а уже пора и ему обзавестись учениками». Об Игоре Олеговиче я, к стыду своему, совершенно ничего не знал, поэтому после беседы с Ниной Павловной я попытался получить информацию о потенциальном руководителе у лаборанта кафедры Наташи. «Шайтанов?» – изумилась она и закатила глаза. В выражении ее лица читалось и презрение к моему невежеству, и восхищение неведомым мне человеком.
Однако в этот раз Игорю Олеговичу не суждено было стать моим научным руководителем: какие-то обстоятельства, связанные с учебной нагрузкой преподавателей, заставили Нину Павловну изменить решение. Я получил в руководители Бориса Ивановича Пуришева, о чем никогда не жалел. Однако реакция лаборанта Наташи пробудила во мне острое любопытство: мне хотелось увидеть личность, которая даже лаборантов приводила в состояние священного трепета. Я с нетерпением ждал ближайшего заседания кафедры. В день заседания, заняв место за одним из последних столов, я спрашивал у соседа, аспиранта второго курса, всякий раз, когда в аудитории появлялось новое лицо мужского пола: «Это Шайтанов?»
Наконец он толкнул меня локтем и указал на высокого молодого мужчину: «Вот он». Я всмотрелся. Умный взгляд. Сразу же стали подходить преподаватели, аспиранты с какими-то вопросами. Он отвечал всем, улыбаясь и кивая головой.
Я знал, что Игорь Олегович заканчивает докторскую диссертацию об английской поэзии XVIII века. Об этом периоде собирался писать и я, потому у меня был повод обратиться к нему и попытаться получить консультацию. Я еще смутно представлял, как пишутся кандидатские диссертации. И все-таки после заседания кафедры я осмелился подойти к нему и объяснил, кто я и чем собираюсь заниматься. Так как «умных вопросов» у меня не было, я просто поинтересовался, с чего мне следует начать. Игорь Олегович, не выказав удивления столь банальному вопросу, посоветовал составить список работ, близких по материалу той теме, которую я выбрал для диссертации, а также указал имена исследователей, на чьи книги я должен был обратить особое внимание. Он сообщил мне также, что после составления библиографии я могу вновь обратиться к нему, если возникнут какие-то вопросы.
Среди аспирантов кафедры зарубежной литературы в ту пору было принято посещать лекции известных ученых, причем среди избранных были не только литературоведы, но и философы, историки, искусствоведы. Старшекурсники сообщили мне, в каких вузах обитают знаменитости, а также настойчиво порекомендовали побывать на лекциях Шайтанова. Я последовал совету и при первой же возможности пришел на его лекцию. Большая аудитория, вмещавшая около двух сотен человек, была переполнена. Кроме студентов на скамьях можно было увидеть серьезных дам, которые еще до начала лекции что-то старательно писали в своих блокнотах; мужчин провинциального вида с помятыми лицами, очевидно приехавших на курсы повышения квалификации; богемную молодежь, явно не имевшую никакого отношения к педагогическому образованию. Вся эта разношерстная публика мгновенно замолкла, когда за трибуной появился лектор. Игорь Олегович объявил тему лекции, познакомил с ее общим планом и после небольшой паузы начал свой монолог, который иногда переходил в диалог со слушателями. Все происходящее мало чем напоминало традиционную лекцию или по крайней мере такую, к какой привык я в годы своего студенчества. Хотя перед выступавшим были разложены какие-то листочки, он в них почти не заглядывал. Лишь иногда, когда нужно было привести какую-то длинную цитату, он вспоминал про них. Содержание лекции словно бы рождалось на наших глазах и вызывало впечатление импровизации на заданную тему. Позднее я узнал, что каждую лекцию предваряла тщательная подготовка. Речь лектора, интонационно богатая и разнообразная по ритму, завораживала публику, и даже сложные научные проблемы (Игорь Олегович никогда не пытался упрощать материал своих лекций для среднего студента), которых он касался, казалось, легко проникали через препоны и блоки даже в головы студентов-тугодумов.
По окончании лекции его обступила толпа студентов, суровые дамы с блокнотами терпеливо ждали своей очереди. Студенты оживленно гомонили, задавали вопросы, делились впечатлениями о прочитанном, сообщали, где и что они слышали о лекторе последний раз: «Игорь Олегович, о вас говорили на радио “Свобода”», «Игорь Олегович, о вас упоминали в статье…» и т. п.
Выступления Игоря Олеговича на заседаниях кафедры были не менее яркими. Отзывы о докладах других членов кафедры были подробными и аргументированными. Аспиранты, которым приходилось представлять какие-то части своей диссертации, с тревогой ожидали его оценки. Если «Шайтанов давал добро», аспирант облегченно вздыхал и считал, что половина пути к защите уже пройдена.