Попрыгунчик

— А что там нынче интересного происходит?

— Да мы… к дедушке, — мило улыбнувшись, соврала Юля, не забыв при этом пнуть меня по ноге, чтобы я заткнулся и не болтал лишнего. — Болеет сильно. Навестить хотим.

— Похвально, молодежь, похвально. И вы все внуки? А чей-то не похожи друг на друга?

— Бабушки у всех разные. Дед наш по молодости тем еще ходоком был. Шесть детей, и все от разных женщин. А внуков и того больше десятка, некоторых я сама даже не видела.

— Ничего, Лен, — включилась в разыгрываемый спектакль Маша. — Сейчас помрет, живо все слетятся. На поминках и познакомимся.

— Даш, прекрати! Не будь такой пессимисткой.

— Это реализм. Посуди сама, деду уже за девяносто, последние два года дальше горшка никуда не встает. Того и гляди, не сегодня-завтра ласты склеит.

— Знаешь что, реалистка, бери пример с лососевых и молчи!

— Чего?! Ты кого рыбой назвала, камбала?

— Я извиняюсь, у меня в подсобке чайник вскипел. Наверное… Здоровья дедушке, — поспешил ретироваться сторож, глядя на разгорающийся женский конфликт.

— Всего доброго, — равнодушно кивнул Илья, даже не пытаясь перекричать собачившихся между собой девчонок на тему несуществующего деда. К тому моменту, как сторож скрылся из виду за дверью, они уже успели перемыть кости своим выдуманным бабушкам и родителям.

— Все, ушел? Наконец-то, а то штрафы за оскорбления уже начали приходить, — девчонки моментально затихли. — Как они в этом безумном мире все конфликты решают, если даже нельзя по матери послать?

Больше к нам никто за оставшиеся полчаса не приставал, и мы скучали за просмотром телепанели. Выпуск новостей вскоре закончился, и началась трансляция какой-то оперы, окончательно погрузившей нас в тоску. Время тянулось медленно, тенор заунывно выл с экрана, бабульки в дальнем углу продолжали скрипеть о чем-то своем, Илья захрапел, как сидел. Чтобы не последовать заразительному примеру друга, я решил немного размяться и погулять. Не спеша доковылял до окна, которое не протирали последние лет пять. Сквозь пыль и грязь было видно, как из-за угла медленно вылетел старенький пошарпанный автобус, дрожа всем корпусом, и завис у одного из трапов в ожидании пассажиров. Какая-то мелкая деталь отпала от его дна и, отскочив от земли, укатилась в кусты. Похоже, бедняга доживал свои последние деньки, как тот выдуманный дедушка.

— Игорь! — окликнула меня Юля через минуту. Все, включая Берсеньева, стояли у выхода к трапам. — Наш транспорт прибыл, пойдем.

Я еще раз глянул в окно. Кроме пенсионера автомобилестроения ничего другого не наблюдалось. В голову полезли нехорошие мысли. А с другой стороны, если автобус дожил до этих дней, то почему я вдруг решил, что он должен развалиться именно сегодня? Вздор и пустота! Не стоит себя накручивать лишний раз.

Но вот только что за деталь теперь лежит в кустах?

========== 323 ==========

Чихая и безостановочно гремя, наш автобус неспешно летел немного в стороне над старой асфальтовой дорогой уже минут двадцать, но разваливаться явно не собирался. Справа от нас проплывала серая скучная Гатчина, слева — мелкие городишки и села на фоне темных лесов и пашен. В отличие от юга, природа здесь особо не торопилась пробуждаться от зимнего сна, словно решила еще пять-десять минут понежиться в постели. Водитель, хмурый седой старик, ровесник самого автобуса, всю дорогу молчал в отличие от сторожа на автовокзале и не приставал к нам со своими вопросами, за что лично я был ему благодарен. Молчали и мы, глядя в окно и наблюдая в нем сплошную серость, грязь, уныние и безысходность. К концу полета вновь начал моросить дождь, заставив Юлю громко и обреченно вздохнуть.

— Ну что ты? Не грусти, — мне хотелось хоть как-то поддержать свою девушку, и я легонько, играючи, боднул ее в плечо. — Когда мы выберемся отсюда, обещаю, что отвезу тебя в любое теплое красивое место по твоему желанию, где всегда светит солнце, и редко когда идут дожди.

— Я бы не отказалась от Грузии.

— Хорошо. Отправимся в Тбилиси. Хотя нет, лучше в Кобулети, ближе к морю. Днем будем предаваться лености на пляже, подставив свои лица золотому солнцу и соленому морскому бризу и, наверняка, немного обгорим, как это всегда бывает. А вечером, когда жара спадет, мы намажем друг друга каким-нибудь кремом от последствий чрезмерной любви к загару и выйдем на прогулку по набережной. Сядем в небольшом уютном кафе, что держит весьма полный и настолько же добрый, жизнерадостный усатый грузин, и закажем бутылочку «Саперави», а к нему — сочнейший, самый ароматный шашлык, утопающий на блюде в зелени, травах и свежайших, только с грядки, овощах, и парочку видов сыров, что умеют делать только местные мастера-сыровары. На фоне будет играть медленная прекрасная музыка, скажем, «Махинджи вар», и мы будем наслаждаться. Вечером и друг другом. И каждый тост будет посвящен тебе, а первый — моей самой любимой части тебя — твоим чарующим бездонным серым с изумрудным отблеском глазам, в которых я готов тонуть вечность.

— А возьмите меня с собой… — повернулся Илья, сидящий спереди и слышавший разговор.

— Ты там будешь лишний, — Маша за плечи отвернула его обратно и тихо шикнула: — Не мешай ребятам.

— Ну почему же лишний? — Юля, наконец, улыбнулась, чего я и добивался. — Мне кажется, что Грузии хватит на всех. Поехали вчетвером! Игорь, ты же не против? Пару вечеров я обещаю провести только с тобой.

— Я только за. Будет так, как скажешь.

Автобус дернулся, чувствительно бросив нас на спинки сидений перед нами, и остановился. Водитель, ворча себе под нос, тыкнул пару кнопок на панели, но безуспешно, затем полез куда-то под руль, предварительно натянув резиновые перчатки.

— Что-то мне напоминает эта ситуация, — нахмурился Илья.

— Вазик и УАЗик?

— Именно! Это уже становится приметой: сломался транспорт — жди беды.

— Сплюнь, балбес! — Маша слегка выписала ему леща. Парень сплюнул и в отместку трижды постучал по ее голове.

Автобус вновь задрожал всем, чем только мог.

— Гляди, неужто и правда деревянная? — захохотал Илья, вызвав тем самым злобный взгляд в свою сторону, который, если бы мог убивать, то обязательно сделал это медленно и как можно мучительнее.

Старик за рулем скинул перчатки обратно в карман двери, и мы продолжили свой путь. Но через минуту остановка вновь повторилась, только на этот раз автобус сам начал постепенно опускаться на землю.

— Все, прилетели, — буркнул водитель, — средствá за билеты не возвращаю. Дальше дойдете сами, семь килóметров осталось, ноги не стопчите, поди.

Как оказалось, развалюха до конца не опустилась и зависла примерно в полуметре над полем. Пришлось прыгать в густую, набухшую от дождей, грязь, принимавшую каждого из нас с противным чавканьем. Дождь усилился. До старой асфальтовой дороги было метров двести, но другого пути не имелось — хлюпая и чмокая, иногда увязая по щиколотку, шаг за шагом мы выбрались из этого месива и, по максимуму надвинув капюшоны, понурив головы, зашагали в сторону, куда указывал старый синий знак неподалеку. Шесть километров под дождем. Благо современная одежда совершенно не мокла и не пропускала влагу внутрь.

Через пару минут я услышал тихое тарахтение позади и обернулся. Наш автобус вновь набрал высоту и медленно, мигая аварийкой, улетал от нас обратно в сторону Питера.

— Вот тварь, мог бы и довезти нас до конца, — как-то поразительно беззлобно и равнодушно прокомментировал увиденное Илья, остановившийся рядом.

— Но не довез, — я закрыл тему. — Пойдем, надо наших догонять. Только девчонкам не говори, не расстраивай их лишний раз.

— Ладно. Игорь…

— А?

— Я вот тут думаю, — он понизил голос, — в последнее время все чаще: это же правда я виноват в том, что с нами сейчас происходит. И если что-то вдруг…

— Забудь. Ни вдруг, ни если. Что случилось — то случилось, значит, так надо. А от того, что ты лишний раз будешь корить себя, легче не станет ни тебе, ни мне, ни кому-либо еще. Отпусти и живи дальше. Тем более, что я даже, наверное, в глубине души рад, что попал в это приключение. Как бы еще узнал, какие потрясающие люди меня окружают, а, дружище? — я ободряюще потрепал его по плечу.