Попрыгунчик

— Спасибо…

— Кстати, как ты относишься к рыбалке?

— Всецело положительно, а что?

— Раз у нас сегодня день планов на будущее, точнее, прошлое, думаю, что перед Грузией мы могли бы на пару дней выбраться куда-нибудь к реке чисто мужской компанией с костром, гитарой, палаткой и наваристой ухой. Что скажешь?

— Да будет так!

***

На пути к Протасовке мы прошли по маленькому городку, называвшемуся, если верить частично облезшему дорожному указателю, Белка. Конечно, название было другим, значительно длиннее, но сохранились только «Бел» в начале знака и «ка» — в конце. В Белке было подозрительно тихо: то ли дождь разогнал всех по домам, то ли жители города уже работали в поте лица, то ли, как предложил Илья, случился зомбиапокалипсис, и зараженные просто ждут, пока мы зайдем глубже, чтобы окружить нас и съесть наши мозги. В любом случае, кроме пары собак, бегущих по своим собачьим делам, нам на пути так никто и не встретился.

— Руслан, а где все? — Маша тщетно пыталась найти хоть одного человека в округе.

— Хер его знает, — пожал плечами тот. — Может, переехали.

— Куда?

— На кладбище, куда ж еще. С нашей системой распределения и регистрации людей только туда и переезжают обычно. Первый раз за тебя выбирают после университета, второй ты волен выбрать сам через пятнадцать лет, если будешь себя хорошо вести. А третьего не дано.

— Получается, людей разделяют с их семьями?

— Да. Интересы государства выше интересов отдельно взятого человека. На встречу с семьей можешь потратить ежегодный отпуск, двадцать один день. В эти три недели можно ехать вообще куда угодно, хоть к тетке в Саратов, хоть к бабке в Биробиджан.

— Бесчеловечное время…

— Можно подумать, когда-то на нашей планете было лучше? — ухмыльнулся Руслан. — Общей массе всегда будет плохо. Да и не заслуживает она, эта масса, чего-то хорошего. И нет, не в подлой человеческой натуре дело, хотя и в ней тоже, — мы с вами никак не нарушим законов природы, пока крутимся на этом чертовом шаре вокруг чертового Солнца. Ресурсы ограничены, а народ плодится с ужасающей силой, вот и получается, что в вечной борьбе за блага выживет самый приспособленный. А остальные: ленивые, тупые, хромые, бездари, да просто слишком обычные, как все — извольте либо вымереть, либо следовать правилам сильного и потакать тем, кто на вершине, в надежде, что оттуда когда-нибудь скинут какие-нибудь объедки за верную и доблестную службу господам.

Я играть по навязанным правилам не собираюсь, — чуть позже продолжил он, смахивая собравшуюся воду с капюшона, — но и вымирать мне не с руки. Я отрекся от своей стаи по рождению, и теперь она вправе порвать меня при встрече. Убийства, кражи, воровство, обман, развод на бабки и другие дела, считающиеся низкими, подлыми и преступными, мне удовольствия, поверьте, не приносят — лишь необходимость, способ к существованию. Это тоже не жизнь. Не та жизнь, что я бы себе хотел. Но хоть умру свободным. А раз свободным, значит — счастливым.

Можете осуждать или ненавидеть втихую, в открытую — без разницы, я уже к этому привык. Но одно прошу — постарайтесь меня понять. Если сможете.

За весь оставшийся до деревни путь больше никто не проронил ни слова.

========== 324 ==========

В Протасовке творилось что-то странное: дальше по центральной улице наблюдалось всеобщее оживление. Не проходило и полминуты, чтобы со двора с новым, по сравнению с остальными, двухэтажным домом, скрывающимся за красным забором, кто-нибудь не выбегал или не забегал обратно, обязательно что-то с собой неся. Явно в ту же сторону ползли две старушки в сопровождении одного дедка под широким зонтом метрах в пятидесяти перед нами.

— Нам тоже туда?

— Не знаю, — мрачно ответил Руслан. — Но и где найти ту самую загадочную баб Женю тоже не знаю. Похоже, придется заглянуть на огонек.

— Не нравится мне этот огонек. Много людей. Если местные, то все друг друга знают. Не факт, что чужакам будут рады, — нахмурилась Юля.

— Пока твой баланс не на нуле, тебе везде будут рады. Пойдем.

Огибая и перепрыгивая лужи, скопившиеся в выбоинах и ямах, щедро покрывающих главную дорогу, мы дошли до места сбора всех деревенских. Калитка была призывно открыта, однако за забором слышался спор, судя по голосам, минимум трех мужчин, решавших, зарубить ли некоего Петьку или пока погодить. Оптимизма услышанное не добавляло.

— Хозяева! — Руслан костяшками пальцев постучал по забору. Спор мигом затих. — Доброго дня!

— Доброго, — со двора вышел один из мужчин в темных брюках и мятой грязной рубашке с еле заметными засохшими брызгами крови на ней, держа в руках топор. — Так, я вас раньше не видал. Кто такие будете? Васькины?

— Нет, мы из Нововоздвиженска…

— Нововоздвиженска? А кто у нас оттуда? — перебил хозяин и в задумчивости почесал коротко стриженный висок острием топора. — Ладно, заходите, чего под дождем зазря стоять мокнуть. Потом разберемся. Костя, мать твою, куда ты эту табуретку из сарая потащил? Она же сломана!

Продолжая ругаться на некоего Костю, мужчина вновь скрылся за забором, оставляя нас одних. Я вопросительно глянул на Руслана, на что он молча пожал плечами, махнул рукой, тем самым позвав за собой, и последовал приглашению пройти внутрь.

На участке перед домом был разбит большой шатер, защищавший от дождя столы, составленные друг с другом, скамейки и с десяток стульев и табуреток различных мастей. Столы уже были накрыты белыми скатертями, стремящимися улететь при особо резких порывах ветра, но удерживаемые посудой и бутылками с жидкостью различных цветов, начиная от прозрачного, заканчивая синим с блестками. В дальнем углу шатра стояли двое мужчин, не обративших на наше появление абсолютно никакого внимания. Один, тот, что повыше, в пиджаке, откупоривал пузатую бутылку с содержимым темно-янтарного цвета, а другой, толстяк в свитере, держал в руках стаканы и с нетерпением переминался с ноги на ногу.

— Добрый день, — Руслан в очередной раз обозначил наше присутствие. Мужчины резко обернулись, на автомате пряча за собой пузырь и стаканы, но, поняв, что мы их процессу мешать не собираемся, расслабились.

— Добрейшего и вам! Идите скорее сюда, не привлекайте лишнего внимания, — заговорщически позвал высокий. — Я уж думал, что это моя Настенька. Ух, как она любит подкрасться и ка-ак рявкнуть на ухо своим басом! Один раз так бутыль от испугу упустил из рук. Литр чистейшего домашнего самогону, чтоб вы понимали, эх…

— Да что ты женой своей зубы-то заговариваешь людям, — упрекнул его напарник по темному делу. — Не видишь, гости с дороги устали, тоже хотят выпить. Да, ребятки?

— Не совсем, мы… — попытался было вставить я, но безуспешно.

— Никаких отговорок! Такой праздник — Кирюха с Васькой женятся. Неужели за счастье молодых не выпьете? Егор, ну чего ты с этими двумя бокалами стоишь, обнялся? Тащи еще!

— Я тебе дам, тащи еще, алкаш старый! — как и было обещано, позади нас громыхнула незаметно подкравшаяся Настенька, ростом с Илью, а шириной, как два меня, перепугав всех, кто был в шатре. — А ну живо в дом помогать! Коньяк оставь! Ишь ты, шустрый какой…

Повторять дважды не пришлось — мужчины мгновенно скрылись на веранде, оставляя нас с этой громкой женщиной.

— Вы друзья Василисы, да? — с нами она была куда добрее и приветливее. Даже улыбнулась. — А я Анастасия Владимировна — мама Кирилла и жена этого потомственного, прости господи, алкоголика. Как осмотритесь и нагуляетесь, милости прошу в дом к остальным гостям.

— Анастасия Владимировна, — Берсеньев применил самую очаровательную улыбку из своего арсенала, — простите, но мы не гости на вашем празднике. Мы в деревне мимоходом по очень важному и срочному делу, ищем некую бабушку Женю. Может, хоть вы подскажете, где она живет?

— Что ее искать? Сама позже придет, тогда и поговорите. А пока, настаиваю, оставайтесь с нами! Я вас приглашаю.

— Простите, но как-то неудобно: мы не знали о свадьбе, пришли без подарков, все грязные с дороги, может…