Страница 5 из 11
Отсутствие социального заказа на инновации, невосприимчивость к новому, характерные для всех сфер общественной жизни периода «застоя», привели к тому, что Советский Союз постепенно стал утрачивать лидирующие позиции в сфере образования, которые он занимал. Стало очевидно, что по качественным (экономическим и социальным) параметрам, уровню жизни населения СССР не смог реализовать лозунг «Догнать и перегнать!» в отношении ведущих западных стран» [37 с.59]. «При увеличении численности студентов в СССР с 1960 по 1985 год в 2,4 раза относительная доля расходов на высшее образование сократилась почти на 30 %» [37, с.60].
Руководство страны, являясь выразителем интересов партийно-государственного аппарата и военно-промышленного комплекса, все в большей степени перераспределяло ассигнования в их пользу. Важнейшие отрасли индустрии остро нуждались в модернизации, в применении на производстве новейших технологий, внедрении научных открытий: в стране нарастали кризисные явления. Но действительно продуктивное сотрудничество между высшим образованием и производством как потребителем услуг, производимых вузами, не могло быть установлено в условиях административно-плановой экономики. Все производимые продукты, будь то выпускник вуза, научное изобретение либо товар народного потребления, оценивались в зависимости от соответствия либо несоответствия количественным плановым показателям и никак не связывались с потреблением рынком товаров и услуг.
Административно-плановая система создавала условия комфортного существования независимо от качества произведенного продукта, которое должно оцениваться с учетом главного критерия – востребованности рынком. В этих условиях нуждалась в реформировании вся административно-плановая система и система профессионального образования как ее составная часть. Но руководство страны делало вид, что не замечает растущее отставание от Запада и, при кажущемся внимании к проблемам высшей школы, решить их в отрыве от решения значимых проблем существующего общества не могло.
Государственные и партийные органы осознавали, что далеко не всё идет гладко, согласно намеченному ранее сценарию, и направляли свои усилия на реформирование высшего образования в рамках существующей административно-плановой системы. Но реформы, проводившиеся административными методами, и сохранявшаяся при этом громоздкая бюрократическая структура управления высшим образованием не могли принести реальных изменений. Главная проблема системы высшего профессионального образования заключалась в том, что оно обслуживало экономику страны, которая к 70-80-м годам развивалась преимущественно экстенсивным путем.
Исследователи постсоветского времени сходятся во мнении о наличии многочисленных противоречий в развитии высшего профессионального образования, которые в 80-е годы привели его к кризису. По мнению Н.К. Гуркиной, «престиж высшего образования падал, кадры использовались нерационально, уровень подготовки специалистов был невысоким… В 80-е годы назрело противоречие между возросшим размахом высшего образования и отставанием в экономической и социальной отдаче» [13]. Как справедливо утверждают В.Н.Лукин, Т.В.Мусиенко и Т.Н. Федорова, «к 1980-м гг. советское общество подошло со всеми признаками растущего дефицита образованности и профессионализма: явными были недостаток квалифицированных кадров, особенно в сфере управления, падение престижа знаний по сравнению с утилитарными ценностями, снижение уровня эффективности обучения всех ступеней, углубление разрыва между образованием и практической деятельностью, рост сопротивления новаторству в методике обучения и воспитания» [36]. Время 1970-1980-х годов справедливо оценено Г.И. Ханиным как время «самоуспокоенности верхов советского общества и недооценки ими в 1970-1980-е годы значения высшего образования» [74].
Подводя итоги реформ высшей школы на рубеже XX и XXI веков, А.И. Субетто отмечает: «До конца 70-х годов развитие образования в России не отставало, а на ряде направлений и опережало мировую практику образовательных реформ». И лишь с 1984 года, а особенно в 90-е годы, на фоне катастрофического ухудшения финансового положения учебных заведений и соответственно социального и экономического положения всех категорий педагогического персонала, как общеобразовательная школа, так и профессиональная школа во всех отношениях пошла вниз, только первая по крутой, а вторая по более пологой и долгой траектории» [61, с. 668–669].
В работе Л. Гудкова «Кризис высшего образования в России: конец советской модели» указано, что «советский социально-антропологический проект представлял собой чисто функциональное понимание человека, обеспечивающего воспроизводство системы в ее минимальных параметрах, и только…». Способности к самоорганизации и самоконституированию, опиравшиеся на частные интересы людей, их желания и ориентации, по мнению автора, со временем оборачивалось крайней непродуктивностью управления, пассивностью системы, фобией ко всему новому, высокой терпимостью массы и ее зависимостью от властей. Патерналистское отношение государства к человеку влекло за собой отсутствие механизмов связи с рынком труда, игнорирование учета спроса на необходимые специальности, отсутствие учета «интереса» участников образовательного процесса [12, с.38].
Таким образом, советское высшее образование насыщало общество профессионалами, во многом утратившими свою индивидуальность, целью получения образования выступала чрезмерная социализация, подчинение себя обществу в процессе формирования гармонично развитой личности. Главное отличие высшего учебного заведения СССР от западного вуза, по мнению Гудкова, состоит в том, что «советское высшее учебное заведение – вуз (будь то политех, педвуз, ВПШ или университет) – представляло собой государственное, бюрократическое по типу организации и функционирования учреждение. Цели обучения были заданы соответствующими органами государственной власти и подчинены общеполитическим задачам в каждый данный момент» [12, с.37].
«Советская модель взаимодействия вуза с внешней средой», в интерпретации И.П. Поварича и Е.А. Суркова, предполагала «стабильное и приемлемое бюджетное финансирование основных направлений деятельности вуза, включая заработную плату профессорско-преподавательского состава; гарантированный и стабильный контингент бюджетных студентов; гарантированное государственное трудоустройство выпускников; гарантированного потребителя образовательных услуг, таковым было государство, финансирующее подготовку специалистов с высшим образованием» [44].
Патерналистские отношения между государством и вузам были удобны и тем и другим, но в рамках данных отношений был невозможен процесс развития высшей школы, как и процесс развития общества в целом. Для развивающегося общества необходимо опережающее развитие высшего образования. Сложившаяся в ситуация привела к тому, что, как справедливо заметил Г.И. Ханин, «Советский Союз вступил в период перестройки со стремительно деградирующим высшим образованием. Это факт скрывался благодаря тому обстоятельству, что количественные размеры высшего образования были огромны, как и расходы на высшее образование (хотя на одного студента они во много раз уступали таким же расходам в передовых западных странах)» [74].
Современные исследователи, обращаясь к исследованию проблем высшей советской школы, указывают на различные негативные моменты организации и содержания подготовки специалистов [5; 25; 43], как-то: отсутствие необходимых финансовых ресурсов, низкий уровень подготовки студентов к профессиональной деятельности и т. д.
Главным же недостатком советской системы высшего профессионального образования, по мнению автора данного исследования, является то, что она «работала» не на человека и не была обращена к личности, к её потребностям. Грандиозные социально-экономические преобразования социалистической системы, экономическое соревнование с США, стремление к всемирно-историческим достижениям полностью нивелировали индивидуальность. В этих условиях основным методом обучения стала трансляция готовых знаний, причем достаточно большая часть информации, которая не связывалась с практической деятельностью, была излишне идеологизированной, усложняла процесс получения образования.