Страница 5 из 8
Или как она говорила о разных уровнях организма. Организм – как винтовая лестница, и каждый уровень – как площадка перехода от одного винта к другому. Сначала между уровнями пустота, и ее надо наполнить, обустроить, чтобы было на что опереться, и лишь тогда подниматься далее. Указывала она и число уровней – девять, что отвечало многим описанным ранее духовным построениям и иерархиям.
По сути, это была символика познания, постижения, стереометрия его, внутренний план. И говорил это девятилетний ребенок. Иначе как внушением свыше и духовидением не объяснишь. Но кто внушал и чей дух нашептывал? Этот вопрос беспокоил нас и оставался без ответа. Ответ дала сама Сашенька за два дня до ухода из земной жизни, о чем скажу много позже. А пока мы с волнением и надеждой следили за мастерской и самоотверженной работой А. Г. и за удивительными постижениями Сашеньки.
Внутренний мир ее структурировался, болезнь не была уже темной, анонимной силой. С ней взаимодействовало и боролось не только сознание, но и подсознание. Даже сны Сашины направлялись против болезни. Вот один из них. Во сне она увидела болезнь, которая была как колбаса и ходила с таблетками и лекарствами, которыми лечили Сашу. Саша схватила болезнь за горло и крикнула другим детям – пусть они принесут лук, чтобы болезнь понюхала его и ушла, ибо в русской пословице сказано: «Лук от семи недуг». Или другой сон, более ранний: «У старика было дерево, большой дуб. И оно заболело. И старик начал думать, как спасти его. А волшебник сказал: ты должен очень осторожно раскопать корни, но так осторожно, чтобы не задеть даже муравья, и там найдешь коробочку с лекарством; потом надо закопать и дать дереву это лекарство. Старик начал копать, все делал очень аккуратно и достал пузырек, но все же задел одного муравьишку, повредил лапку, и пришлось его лечить».
Являлись и сакральные символы. Особо значимым был следующий сон. Ей привиделся во сне популярный гипнотизер, который одно время выступал с сеансами по телевидению. Личность темная, внушавшая Саше страх. Саша испугалась и стала звать на помощь. И тогда явился сияющий лев и прогнал темного гипнотизера. Потом сказал: «Я сейчас назову имя твоего святого, и ты сможешь всегда призывать его». Лев назвал это имя, оно было новым для Саши, и во сне она повторила его. Но затем, проснувшись и рассказав сон, Саша не могла вспомнить – какое же имя было названо. Она помнила только, что какое-то такое, какого ранее не слышала, что-то вроде «Лондон» и «гуталин» одновременно. Мы посмотрели в святцах, память каких православных святых отмечается вокруг даты Сашиного дня рождения. Близко были Лев, Леонтий и Лонгин. Когда назвали Саше имя Лонгин, она сказала: «Да, это он, похоже, как во сне». Ранее этого святого не только она, но и мы не знали.
Некоторые из этих снов Саша могла в сеансах с А. Г. продолжить, как бы досмотреть. Так было, например, со сном про «болезнь-колбасу». А. Г. предложил Саше, находящейся в полусне, призвать льва и своего ангела и досмотреть тот сон. Потом Саша рассказала: «Дети принесли лук, болезнь понюхала лук и в пепел превратилась. А лев и ангел принесли лекарство и стали граблями вычищать все тело от головы до ног. Ангел говорил, что нужно верить в Бога и молиться, нужно не забывать Бога, всегда думать о Нем и молиться. „Ты молилась, – сказал ангел, – и Бог дал тебе выздоровление“». И лев ей говорил свои слова: «Я царь зверей, я должен всем помогать, и я тебе помог».
4 августа
Теперь еще об одной линии, на поиск которой толкнули отчаяние, ужас перед страшным диагнозом. Мы искали, откликались на все возможные пути, и одним из них была помощь экстрасенсов – людей, лечащих на расстоянии, могущих взаимодействовать с пациентами по их фотографиям и т. п. Мы знали, что Церковь запрещает общение с ними, но страх за ребенка и желание помочь пересилили. Нам казалось, кроме того, что там есть разные люди – одни темные, берущие деньги, другие – светлые, не берущие денег. Причем последние нередко ходят и в церковь. В начале августа нам указали на одну женщину средних лет, семейную, которая не так давно обнаружила у себя экстрасенсорные способности и уже до этого бескорыстно помогала больным детям. Эта женщина, назовем ее здесь Лидия, согласилась помочь и нам. Она взяла Сашины фотографии, выбрала несколько и начала свою помощь. Скажем, в определенное время дня, когда Саша была еще в больнице, она должна была лечь на кровати, расслабиться и воспринимать внушение на расстоянии от тети Лидии. Ежедневно вечером ей звонила моя жена, рассказывала о состоянии Сашиного здоровья, ее настроении, советовалась по всем вопросам.
В Онкоцентре мы узнали от родителей других пациентов о лекарствах, изготавливаемых народными лекарями и дающих, как говорили, хороший эффект при онкологических заболеваниях. Одно из этих лекарств изготавливалось знахаркой из Севастополя, другое – из Воронежа. Через родственников, проживающих в Севастополе, и через знакомых наших друзей в Воронеже мы достали оба лекарства. Лидия проверяла их, взвешивала, какое лучше, и указала на одно из них – севастопольское. Все это делалось заочно, на расстоянии, о результатах этой работы жена узнавала вечером по телефону. Иногда Лидия давала и такие рекомендации. Она сказала, что прабабушка Саши – тоже Александра, давно уже умершая в преклонном возрасте, – оттуда, с того света, противодействует, ибо обижается, что ее столь давно не поминали здесь. «Поэтому, – говорила Лидия, – надо срочно заказать в церкви поминовение прабабушки Александры». Мы, конечно, сразу выполнили рекомендацию.
Картина Сашенькиной болезни будет совсем не полной, если я, хоть кратко, не помяну той помощи, которую мы с первых дней получали от друзей и родственников. Тяжелая болезнь в Советском Союзе, тем более маленького ребенка, – это вызов не только организму пациента и даже не столько ему, сколько семье и родственникам заболевшего. Советская медицина – мало того что по большей части бездушна и манипулятивна, она давно уже не способна обеспечить элементарных медицинских условий для выздоровления: нет нужных медикаментов, нет должного сестринского ухода, низкая квалификация врачей, полное равнодушие к нуждам больного. Если на защиту ребенка вкруг него не встанет множество людей, которые будут доставать лекарства, обеспечивать питание, оставаться на ночные дежурства, осуществлять давление на врачей, сестер, давать им деньги, подарки, следить за правильностью выполняемых ими процедур и т. д. и т. п., то без всего этого ребенок скоро погибнет. Погибнет не от болезни, а от того, что советская медицина уже давно разучилась самостоятельно бороться с ней, давно уже переложила множество собственных обязанностей на плечи близких.
Вспоминаю пустые ночные коридоры Онкоцентра, по которым я бегаю в поисках медсестры отделения, поскольку необходимо срочно снять капельницу у ребенка, иначе воздух войдет в вену. Медсестры нет, видимо, спит, я бегу на другой этаж, в другое отделение и прошу кого-нибудь из тамошних медсестер подняться и сделать необходимую процедуру. Но молоденькие сестры не хотят, они сидят и пьют чай, и говорят, что мой ребенок не из их отделения. После долгих уговоров одна из них соглашается, и я усиленно благодарю ее за такое благодеяние. И все это отнюдь не исключение, а будни. Повседневность советского медицинского бытия, причем не где-нибудь, а в центральном детском онкологическом учреждении.
То же с лекарствами. Прежде всего перед вами стоит задача узнать, какое лекарство надобно для ребенка. Врач, однако, не выписывает рецепта нужного лекарства и даже не называет его, ему запрещено, ибо лекарства этого обычно нет в общедоступных аптеках. Затем врач, наконец, сообщает чуть ли не под секретом нужное название, разумеется, без выписки рецепта. И начинаются поиски лекарства, которого, повторяю, нигде нет – ни в аптеках, ни в больницах. И достать его нужно не в отдаленном будущем, а сегодня вечером или завтра утром. Осуществить это одним родителям не под силу – включается сеть друзей, родственников, друзей друзей и знакомых знакомых. Так вот наши друзья помогали нам делать все эти невероятные, неосуществимые, казалось бы, вещи.