Страница 3 из 14
Он зашел в самую дальнюю комнату своих покоев. Ему не нужны были целые покои, он вполне обошелся бы одной этой комнатой. Но статус любимого слуги Иртел обязывал хоть к какому-то подобию роскоши.
В комнате стоял большой камин. Его облицовка резко выделялась из покрытых вечным инеем стен. Этот иней не таял от жара, что испускали язычки пламени. Лед и пламя обитали друг подле друга в обители чародея. Волей Иртел, с Ее дозволения, огню была дарована жизнь в царстве льда.
Маг опустился на колени подле камина. Направил сконцентрированный взгляд в одну точку за танцующими телами огненных змеек. Воспоминания пятидесятилетней давности хлынули в него, представая не смутными образами, а живой картиной. Он оказался внутри нее, заново проживая события прошлого как наяву, будто они снова случились с ним… и с девушкой – невысокой, стройной, с карими глазами, каштановыми волосами, очаровательной припухлостью на щеках, полными манящими губами… В воспоминаниях маг был то собой, то погружался в ее память и видел происходящее ее глазами.
Он понимал, что образы в камине – лишь картинки из памяти. Памяти девушки и его собственной. Ее душа ушла за пределы пространства и времени, в безграничье между мирами. Он сам отправил ее туда ужасным ритуалом. Лишил себя возможности вернуть ее из-за грани, понимая, что может не справиться с искушением.
Он понимал, что она не слышит его. Но все равно заговорил с ней – с образом, что хранила его память и зачарованное пламя. Он нуждался в этих словах. В том, чтобы говорить с ней как с живой. Хоть сознавал, что разговаривает с самим собой.
– Здравствуй, Касавир. Я снова вернулся. Соскучился по тебе. Куда бы я ни уходил, всегда буду возвращаться к тебе, любимая.
Месяц назад.
На дворцовой площади полыхал костер. Узник смотрел на пламя из зарешеченного подвального окна. Каждый день его тащили к этому окну в один и тот же час. В час, когда на площади совершалась казнь. Почти всех казненных узник знал лично. Его соотечественники, офицеры, некогда служившие у него в подчинении. Им отсекали конечности, оставляли истекать кровью. Обрубки тел, еще живых и агонизирующих, швыряли в огонь.
Крики умирающих – четвертованных и заживо сожженных – звучали в ушах узника днем и ночью. Его ждет та же участь. Ему объяснили это задолго до прибытия в Кситлану – столицу страны, завоеванной его королевством, но свергшей власть завоевателей. Его считали верховным полководцем врага. Когда-то он и впрямь был таковым. Но утратил власть еще раньше, чем кситланцы пленили его.
Он вел в Кситланию отряд подкрепления, чтобы оборонять северные границы от натиска кочевых варваров. Князь Кситлании воззвал к королеве завоевателей – ныне своему сюзерену, – чтобы та прислала войска в подмогу останкам армии княжества, обескровленного войной. Советники долго убеждали королеву, что границы завоеванного княжества – отныне границы их собственной страны. Что она должна выслать подмогу кситланскому князю – вассалу, взывающему к защите сюзерена.
Королева с трудом согласилась. Отряд подкрепления был выслан, а возглавил его бывший верховный полководец. Опальный фаворит, впавший в немилость любовник государыни. Когда отряд схватили и обезоружили в приграничной крепости Кситлании, на его мундире были нашивки капитана.
Принцесса Энуан, племянница кситланского князя, решила, что его капитанский чин – военная хитрость врага. Что его прислали шпионить за побежденными. Злая ирония судьбы. Пленители считали его вражеским маршалом и любовником королевы. Они не верили, что он действительно потерял и маршальский титул, и фавор царственной любовницы.
Это была не единственная и не самая горькая потеря пленника. Еще он потерял семью, родовое поместье и любовь. Он сам отказался от любви. Не любви королевы. Теперь, перед лицом смерти, он как нельзя лучше понимал, что был лишь ослеплен царственным блеском прежней возлюбленной. Не любовь, но мужская гордость подстегивала его принимать расположение Гретаны – в то время еще наследной принцессы.
А в день, когда низложили ее отца, и узник должен был занять почетное место в совете новой королевы, он осознал, что его тянет к другой женщине. Той, которую он считал служанкой своей любовницы. Долгое время он отрицал, что его влечет к безродной девушке, загонял в глубины разума свои чувства к ней… Но когда она оказалась в его объятьях, хрупкая, трепетавшая от страха, доверившая ему собственную жизнь, он не смог устоять.
Принцесса застигла их за поцелуем и бросила обоих в темницу. А потом открылось дворянское происхождение Серены. Казалось, теперь нет препон их любви и счастью. Но не тут-то было. Единокровный брат Серены, Придворный Маг Кэрдан, уничтожил семью и дом бывшего маршала. Скорбь и кровная вражда стали препятствием еще более непреодолимым, чем неравное происхождение.
Узник отказался связать жизнь с сестрой того, кто убил его мать. До сих пор перед его мысленным взором стоял помертвевший взгляд Серены, когда он объявил ей свое решение. «Ты не виновна в его злодеяниях. Но кровь есть кровь. Я не смогу смотреть на нашего сына и помнить, что в его жилах – кровь убийцы моей матери».
Сейчас, день за днем наблюдая чудовищную смерть своих бывших офицеров, зная, что умрет так же – в нестерпимой боли и унижении – и очень скоро, он начинал понимать цену дворянской гордости. Он, дворянин, наследник высокородного дома Ашеров, бывший маршал королевства Неидов, будет кричать и корчиться в предсмертных муках, а вонь его испражнений смешается с запахом дыма и смрадом жженого человеческого мяса.
Честь? Гордость? Им находилось место на войне. Когда они торжествующе переходили границу – он и эти офицеры, ныне жестоко умерщвляемые кситланцами, – за ними шли полчища заколдованных берсеркеров, непобедимых «Королевских Медведей». И десятки людей в черных плащах – выпускников и практикантов Магической Академии, лучших специалистов в боевой магии.
По земле кситланцев прошлись мечом и магией. Навстречу поднималось народное ополчение, женщины и подростки сражались наравне с мужчинами. Княжество полыхало, палящее солнце южных широт и пожары сопровождали дорогу завоевателей. Но воины гордо шествовали вперед. Ведь их спины прикрывали маги и «Королевские Медведи».
Но «Королевские Медведи» ушли. Маги разбежались. Принцесса Энуан, которую привезли заложницей в королевство Неидов – укрепить вассальную присягу князя Ришани, – каким-то чудом вернулась на родину. Ничто не сдерживало ярость кситланцев, ненависть к врагам и жажду мщения. Никто не стоял за спинами неидовских офицеров, подкрепляя их честь и гордость. Не только дворянская честь – обычное человеческое достоинство сгорало в пламени вместе с обрубками тел.
Каждую ночь пленник грезил о Серене, чью любовь он принес в жертву родовой гордости. Честь и гордость истаяли в удушливом чаде смертных костров, а от Серены остались одни грезы. Он знал о катастрофах, постигших столицу королевства после его отбытия. Пленители не скупились на красочные детали, расписывая узникам последствия Сожжения и Потопа. Неизвестно, откуда у них была информация. Невозможно было отделить крупицы истины от преувеличений, призванных усилить страдания узников.
Он молил Создателя, чтобы любимая выжила. Но даже если десятая доля россказней кситланских тюремщиков содержала истину, Серена наверняка погибла. Если бы он остался во дворце, чтобы спасти ее, защитить… Но он позорно бежал – от нее и от себя. Мечтал обрести забвение в битве. И теперь его ждало лишь забвение смерти. А перед этим – позор и долгая, мучительная агония.
Пленник смотрел, как очередного приговоренного растягивали на эшафоте. Топор палача сверкал в лучах безжалостного южного солнца. Толпа истошно выкрикивала проклятья. Среди людей, собравшихся на казнь проклятого неидовского солдата, не было ни одного, чей родич не пал бы в битве с армией завоевателя.
И вдруг обзор пленнику загородило белое женское платье. Прямо перед зарешеченным окном его узилища, выходившим на дворцовую площадь, появилась девушка. А ее лицо… Это лицо он видел в грезах каждую ночь.