Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 162

И по её примеру все потянулись к маленьким завёрнутым конвертиками блинчикам.

— Осторожней! — предупредила она Дэна. — Там может быть горячий сок внутри!

— Ай, — тут же обожглась Изабелла, капнув соком на руку. И в том, как подал ей салфетку Арсений и как он при этом на неё посмотрел, только слепой не понял бы его чувств.

А Алиенора слепой не была. И Дэн видел, что она видела. Какую-то секунду, которая понадобилась ей для осознания происходящего, она не двигалась, а потом глаза её, сверкнув, скользнули по Дэну, и она, как ни в чём ни бывало, макнула в соус и откусила блинчик. Дэн не понял, что было в её взгляде. Но ему стало не по себе. Алиенора же, промокнув губы и сделав ещё один крохотный глоток вина, обратилась к Антонине Михайловне:

— Спринг-роллы, как и все остальные блюда, просто великолепны! Передайте моё искреннее восхищение повару!

Дэн видел, как экономка многозначительно кивнула в ответ.

— Ну что? Про Пума? — обратилась она к своим слушателям.

— Будьте столь великодушны, — ответил за всех отец Арсения.

Алиенора слегка откашлялась в кулачок и начала:

— Пум. Милый Пум отвечал прекрасной вдове взаимностью. И когда разгневанный король, узнав о тайной женитьбе сына, велел ему немедленно явиться и объяснить, как это могло произойти. Пум решил, что сын то с отцом уж как-нибудь помирятся, а вот ему головы уж точно не сносить. А потому остался в Петербурге и женился на Храповицкой.

— Очень мудрое решение! — поддержал Пума Альберт Борисович.

— В то время, когда в наших архивах были обнаружены письма госпожи Храповицкой, мне было ну не больше, чем вам сейчас лет, — обратилась она к молодёжи, — и мало кто знал тогда в Советском союзе и про принца, и про Катю. Всякие отношения с Таиландом после революции были прекращены на долгие тридцать лет. Но мне так хотелось узнать об этом Пуме побольше! А письма этой чёртовой вдовы было так сложно читать! — в сердцах воскликнула Алиенора.

— Почему? — спросил Дэн.

— Можно, отвечу я? — спросила Изабелла бабушку.

— Конечно, милая, это ведь по твоей части, — любезно предоставила ей слово старушка.

— Витиеватость русской речи того времени вообще, — начала своим волшебным глубоким голосом Изабелла, — помноженная на витиеватость написания, когда к каждой букве старались добавить сложную завитушку. Плюс буква «ять». И для неподготовленного человека, а в особенности иностранца, любое изложение простых бытовых подробностей становилось шифровкой, которую невозможно было ни прочитать, ни понять.

— Бедный Пум! — воскликнул Альберт Борисович. — Не дай Бог, его жене взбрело бы в голову отправить его, скажем, в магазин и дать ему написанный её рукой список продуктов с собой!





Страшно представить, что бы он мог накупить.

— Ничуть не страшно, — возразил ему Дэн, — взгляните на любой выписанный нашими врачами рецепт, да, хоть, например, мной. А в аптеках ещё умудряются выдавать по ним лекарства!

— А когда перестали ставить букву «ять»? — спросил Арсений у Изабеллы.

— Тогда же, когда и «ижицу», и «фиту», и «ер», — ответила Изабелла и улыбнулась.

— Можно сказать, после революции, — вмешалась Алиенора, укоризненно покачав головой, глядя на внучку, — хотя «ер» употребляется до сих пор.

— Я знаю, я, — вмешался Альберт Борисович, — это буква теперь называется «твердый знак».

— Правильно. Садись. Пять, — похвалила его Алиенора.

— Так что там с письмами вдовы, — напомнил Даниэль.

— В основном, всякие порожние охи и вздохи, скажу я тебе, — обратилась она к спросившему, — пока, наконец, в одном письме Елизавета Ивановна… надо же, я даже вспомнила как её зовут! — обрадовалась старушенция, — перестала нести всякий вздор и стала описывать бывший госпиталь императрицы Марии Федоровны, в котором училась как раз на сестру милосердия Катерина Десницкая.

— С чего вдруг госпиталь? — опять Дэн.

— Она напоминала Пуму об одном романтическом эпизоде, связанным с этим местом, — пояснила Алиенора, — но, на моё счастье, с географическими подробностями. И едва эта Набережная ожила, я кинулась туда сломя голову, даже не подумав, что в Эмске было лето, а в Петербурге холодный март.

— А причем здесь Набережная? — это задал вопрос недопонявший Арсений.

— Госпиталь находился на Набережной реки Фонтанки, — пояснила Изабелла.

— А дальше? — не унимался Дэн.

— А дальше через письма Чакрабона, которые он писал Пуму из Тая ещё до встречи с Катериной, я попала во дворец Рамы V, — продолжила Алиенора, — и провела там дни, память о которых до сих пор заставляет биться чаще моё сердце. Ах! — вздохнула она и снова взялась за бокал с вином.