Страница 39 из 105
— Я ненавижу стены. Один день в вашем замке способен убить... — Аделаиде хотелось валяться в густо-зеленой, с розовыми головками люцерны, траве, кружиться, запрокинув голову и закрыв глаза так, чтобы вся земля начала кружиться вместе с тобой, вприпрыжку побежать к опушке, запеть во все горло какую-нибудь незамысловатую песенку...
Но это все уже проделал Сино, даже с чувством ритма протявкал что-то на собачьем. Определенно, жене барона не стоило уподобляться животному, поэтому Аделаида чинно семенила мелкими шажками под руку с супругом.
— Если вы будете вести себя хорошо, вскоре я смогу увезти вас из этого замка, коль он вам так не по нраву...
— А в чем оно, это ваше «хорошо»?
— Например, повиноваться желаниям мужа... — он остановился. Повернулся к Аделаиде, положил руки ей на талию. На сей раз она не стала сопротивляться поцелую, но и не ответила. Сжала губы и просто ждала. Барон легонько укусил ее за нижнюю губу и отстранился.
— Вы на меня обижены? Ну же, говорите.
— Нет, что вы. Если мне и следует на кого-то обижаться, так это на собственную глупость. Ведь мне с самого начала было очевидно, что вы не питаете ко мне никаких чувств, да и брак с человеком, о котором ничего не знаешь — опасная затея... Поэтому в вашем отношении нет ничего такого, чего бы нельзя было предсказать заранее.
— А что в моем отношении к вам... Да, когда-то я старался быть... по разному. Я был и любящим. И заботливым до невозможного, предугадывающим каждое желание. И тираном, следящим за каждым шагом. И... С вами буду тем, кем есть. Я уже не особо... надеюсь.
— Так давайте говорить честно. И вы и я... мы ведь оба понимаем... Ваши прежние жены, все четыре, умерли, и вы понимаете, что я не могу не подозревать вас... — Аделаида опасалась увидеть, какую реакцию ее слова произведут на барона, отводила взгляд от его лица. — Вы же понимаете, насколько все это выглядит подозрительно... И ваше поведение там, ночью, у камина... Эти ожоги... И то, зачем вы на мне женились... На полузнакомой незнатной девушке из отдаленной провинции, куда о вас никогда не доходили слухи...
— Вы не допускаете мысли, что я мог влюбиться?
Аделаида грустно хмыкнула.
— Когда была с вами помолвлена — хотела надеяться... А потом вы были... достаточно искренни... Пастушка... — обида все-таки прорвалась сквозь старательное спокойствие ее голоса, последние слова прозвучали сдавленно-невнятно.
— Аделаида...
— Давайте не будем отрицать очевидное. Просто скажите, что мне теперь со всем этим знанием делать?
В следующее мгновение ее нос уткнулся в рубашку барона. Ее стиснули в объятии почти до боли. Так они простояли почти минуту.
— Там... Тогда... Когда я увидел вас... Я бы выбрал тебя, даже если бы не... — наконец невнятно пробормотал барон.
— Не что? — Аделаида резко освободилась.
— Неважно. Забудьте.
— Вы всегда так странно говорите, с какими-то непонятными намеками, оговорками! Скажите мне, только честно, стойте вот так, чтобы я видела ваши глаза, скажите мне — вы сумасшедший?
Барон криво усмехнулся.
— А, так вот кем вы меня считаете...
— Я же ваша жена! Вы можете мне признаться!
— Хорошо. Я расскажу вам о себе все настолько откровенно, как это только возможно... — медленно уронил барон.
— Я постараюсь сохранить вашу тайну! Вы можете мне доверять!
— Не сомневаюсь. Ведь сумасшедших злить опасно, так?
Аделаида глубоко вздохнула, стараясь успокоить внезапно заколотившееся сердце. И от любопытства, и от страха. А что, если он скажет что-то такое... такое, после чего и в глаза-то ему станет смотреть невозможно? Воображение бойко рисовало картинки одну ужаснее другой — растерзанные тела жен и детей в темных подземельях пыточной...
Барон молча, задумавшись о чем-то, вел ее по тропинке в холодную глубину леса. Аделаида теперь тоже предпочитала боязливо молчать. В чаще так легко спрятаться. Залезть на верхушку самого раскидистого дерева и покачиваться там, рассматривая сквозь ажурное плетение листьев небо. И мысли к сидящим на дереве приходят птичьи: легкие, светлые, наполненные чистотою неба и беззаботностью ветра...
Интересно, как бы его милость отнеслась к зрелищу карабкающейся на дерево жены?
— Не молчите так долго... — жалобно попросила Адель.
— Вы просите у меня мою тайну. А что я получу взамен?
— А что вы хотите?
— Хм... — он улыбнулся. Взял ее лицо в ладони. Коснулся губами виска, мочки уха, шеи...
Аделаиде вдруг стало не хватать воздуха.
Все испортил Сино — он решил присоединиться. Здоровенный пес был избалованней Боси. Спал на меховой подстилке, за обеденным столом требовал подачки, лапами залезая барону на колени, мог разлечься посреди коридора и слуги почтительно обходили его по стеночке. Вот и сейчас барон не разгневался, а лишь легонько отпихнул рвущегося облизать хозяйскую физиономию собакена и заметил невозмутимо:
— А вы ему нравитесь. Он ни одну женщину после Доротеи...
Заминка.
Аделаида тут же ухватилась за имя:
— Доротея? Одна из ваших жен?
Молчание.
— Я видела портрет. Девушка с курчавым щенком...
— И как много еще вы успели увидеть, прежде чем я отобрал у вас ключи?
— Не успела. Только ее. Она была вашей женой?
— Да, — отрывисто, резко.
— Она была очень красива.
— Да. Давайте не будем сейчас об этом.
— Вы обещали мне все рассказать.