Военная хитрость

- Сам же три раза говорил вчера, что хочешь начать все сначала, - твердо ответил Старк. – Даже грозился сделать свое правление таким, что о нем будут петь. Ну вот у ворот Красного замка стоят нищие и просят еды. Что прикажешь делать?

- Ну вот какой ты, к божьей бабушке, десница, если не знаешь, что делать с нищими? – проворчал окончательно разбуженный король, вылезая из своей огромной постели, но Старк тоже не лез за словом в карман.

- Хорошо, я притворюсь, что нашел тебя позавчера на базаре, - сердито ответил Старк, не любивший тех, кто не исполняет своих обещаний и не делающий скидку на то, что обещание показаться наконец народу было дано вчера королем в сильно пьяном виде. – Дело десницы – закон, дело короля – милосердие. Я, как и ты, могу приговорить к смерти, но только ты можешь помиловать. Я могу приказать прогнать к чертям нищих, которым нечего ошиваться у ворот и лезть караульным в морду, но не обижайся, если петь о тебе тогда не будут, а нас с тобой в следующий выезд в город зашвыряют говном.

- Ты умеешь настроить на милосердный лад, Нед, - гневно сказал король и витиевато выругался, двери в покои короля грохнули, а Джоффри остался в полусонном состоянии переваривать услышанное. Он никогда не слышал и даже не представлял, что с королем можно разговаривать так: любимой присказкой Серсеи было «если бы кто-то так обратился к Таргариену», и она жестоко карала за малейшую фамильярность. Но Джоффри все же понимал, почему король все прощает Старку: вчера он видел, спрятавшись за троном, как Старк рвался на выручку королю как бешеный зверь, получая удары и теряя своих лучших людей. Значит, Старк был другом его отца, возможно, почти единственным верным другом, потому что и городская стража, и почти вся Королевская гвардия повернули вчера против короля свои мечи. Но разве друзья – это те, кто доставляет тебе неприятности и ругает тебя спозаранку?

Джоффри почему-то захотелось посмотреть, чем кончилась затея Старка, но попадаться никому на глаза ему не хотелось, поэтому принц в первый раз в своей жизни отворил окно и выбрался на скат крыши. Внизу король Роберт, в расстегнутом кожаном дублете, наброшенном на исподнее, и в кое-как напяленных штанах, костерил изнеженных слуг, не заставших в большинстве своем Эйгона Невероятного, а вверху, на коньке крыши, сидели сестры Старк в походной одежде и так же по-походному завтракали мягким сыром и хлебом.

Сначала Джоффри при виде сестер хотел спрятаться обратно, но Санса махнула ему рукой, и принц отважился полезть вверх по крышам, под конец оступившись и чуть не съехав вниз, чему помешала быстрая рука Арьи и ее усвоенное у Сирио умение держать равновесие.

- Вообще-то, вчера вечером было принято решение, что при случае тебя следовало бы сбросить с крыши, - сердито сообщила Арья, втащив Джоффри на конек, и это прозвучало как вполне правдоподобная угроза. – За то, что сидел на троне и не остановил бойню в тронном зале.

Арья хотела предъявить принцу подробный счет, но в ее горле встал комок, потому что она знала всех погибших вчера северян и впервые в жизни сразу потеряла столько друзей.

- Но раз мы тебя вчера второпях простили, - продолжила за сестру Санса, и ее глаза по-прежнему были холодны как лед, - то сказанное слово не воротишь.

Внизу в замке король Роберт своим зычным голосом навел среди слуг порядок и, отворив ворота, вышел к нищим и калекам на мост, осыпав их дарами как из рога изобилия. Из переулков вокруг Красного замка после ухода нищих хлынула чернь, и Роберт еще некоторое время оделял всех новыми рубахами и хлебом, подгоняя для этого сбившуюся с ног прислугу.

- Ну что, видал? – спросил Роберт своего друга, когда ворота Красного замка наконец закрылись.

- Следующее воскресенье через семь дней, - напомнил Эддард с усмешкой, и король, все же очень довольный собой, рассмеялся и развел руками.

Сестры Старк тоже последовали примеру великодушного монарха, и сидящему на крыше Джоффри перепало немного хлеба и сыра.

- Слушайте, - сказал Джоффри, впечатленный увиденным и отчаявшийся решить, могли ли благородные короли прошлых лет так же позволить, чтобы к ним лезли за хлебом грязные руки и завшивленные рукава: практически сразу, выругав слуг за нерасторопность, король Роберт, человек великодушный и простой, встал рядом с ними и стал раздавать хлеб сам, отчего его чуть не снесло с моста в ров обезумевшей от верноподданных чувств толпой. Об Эйгоне Невероятном Джоффри знал позорно мало, потому что единственную книгу о королях прошлого, попавшую в его руки, он зачем-то изрезал ножом.

- Слушайте, а что, если бы я стал королем, все так бы и было? – немного неуклюже сформулировал свой вопрос Джоффри и наткнулся на насмешливый взгляд Сансы. – Ты бы тоже от меня постоянно чего-то требовала, будила бы меня спозаранку в воскресенье, говорила, что я отвечаю за все?

- Да на кой ты мне нужен, с тебя что-то требовать? – с грубой прямотой ответила Санса, которая росла с четырьмя братьями, не считая Теона.

- Ну, ты бы была моей королевой, - уже немного нерешительно сказал Джоффри, хотя до ответа Сансы он принимал это как должное.

- Ой, дурак ты, - пояснила принцу Арья, и сестры Старк ушли куда-то по крышам, а Джоффри остался на месте, потрясенно вспоминая горящие на солнце рыжие волосы и холодные голубые глаза Сансы Старк. С их первого знакомства он даже не сомневался, что все это принадлежит ему, но только теперь ему пришло в голову, что Санса очень красивая. И очень чужая.

Джоффри вырос в Королевской гавани, где турниры следовали один за другим, потому что многочисленные рыцари, жившие при дворе безрассудно щедрого Роберта, и сам король, хотели развлечь себя участием в поединках, состязаниях и общих схватках. Юный принц смотрел на все это со стороны, потому что мать не пускала его участвовать даже в детских боях, чтобы уберечь его и свою гордость от поражений, а его прекрасное лицо и холеное тело от неизбежных ран. Беспечный король Роберт, не слишком любивший плаксивого в детстве сына, только несколько раз поворчал, что из парня так вырастет черт знает что, и махнул рукой. Черт знает что из Джоффри и выросло: до тринадцати лет он не понимал, что блестящие рыцарские победы растут из мозолей и боли ежедневного труда, наблюдаемый со стороны бой казался ему хорошим способом развлечь себя и потешить свои нервы, и он порой сожалел, что бой не идет насмерть, а чужая боль казалась ему то скучной, то забавной, потому что он не знал страха и боли сам.

Бешеная скачка до Винтерфелла и обратно, ужас первого настоящего боя, глухая грубость Сандора и суровое командование сестер Старк выкинули принца далеко за пределы привычного ему мира, и новой жизнью принц был ошарашен и напуган. Вернувшись домой, Джоффри пытался сбежать от нее обратно, но старая его жизнь кончилась после Боя у Железного трона, как назвал его певец Мариллион, сложивший через три дня после боя первую после войны песнь о короле Роберте и прогнанный Эддардом за лизоблюдство и бессовестный подхалимаж. Мариллион некоторое время не хотел уходить и даже хотел исправиться, спев под стенами Красного замка действительно хорошую, но сильно похабную песню про королевскую фамилию.

- Схватите его и вырвите ему язык! – приказал Джоффри охране с крепостной стены, но городская стража, не оправдавшая доверия, уже была заменена пехотинцами Амберов. Солдаты Амберов пришли с уважающего седины Севера, где старые воины уместной затрещиной и резким словом помогают своему лорду воспитывать подрастающее поколение, и снизу от ворот Джоффри ответили отборным матом, в котором содержалось сразу несколько предложений, что принцу делать со своим языком и что бы ему, по всей справедливости, следовало оторвать за такие приказы. Джоффри задохнулся от гнева, а потом и от страха, потому что его схватила за ухо крепкая рука Эддарда Старка, обходившего караулы и заодно посмеявшегося похабствам менестреля.

- Но я… - попытался оправдаться Джоффри, и получил слабый удар по челюсти, от которого болезненно прикусил себе язык.