Страница 30 из 34
– А вот меня, моё лицо видите?
– Нет, не вижу. Я вижу только, допустим, если большая разница между светом и тёмным. Вот я вижу фон чёрный, более чёрный по отношению к световой гамме на улице, вижу чёрный. На этом фоне, допустим, есть что-то белое. То есть если это белое что-то манипулирует, значит, я уже в своих мозгах уверен в том, что это – либо рука, либо что-то вот на уровне своего телосложения. Вот я, допустим, рукой машу – я вижу то, что я машу, а будет она на месте – я не пойму. Ну, белое и белое что-то, а что?
Когда зрение у меня было, я как будто чувствовал, что зрение потеряю. Я просто задумывался об этом, думал: как вот слепые себя ведут, как вообще живут? Закрывал глаза, пытался без глаз куда-то пройти – и просто ошалевал: как так может быть? И буквально стал себя ловить на мысли: чего-то я всё об этом думаю, задумываюсь? Не прошло и десяти лет – ослеп. И казалось бы, о чём может быть разговор, травма-то когда произошла. Ну был предупреждён врачами, что такое может быть. Но у меня было вообще идеальное зрение, а тут хлоп – и всё, раз и не стало.
– А вам сны какие-нибудь снятся? Если снятся, то они цветные или чёрно-белые?
– Цветные. Но не всегда, бывают и черно-белые… [Склоняется, оголяет штанину и показывае мне заметный укус на ноге]. Вот собака покусала.
– Да вы что? Бродячая собака?
– Да в том-то и дело, что нет: стаффордширский терьер. А как получилось? Я-то с палочкой, а хозяин вывел собаку гулять, и вывел гулять её без намордника. И я просто не ожидал: резкий укус мне за ногу – и держит! Я рукой-то схватил… А девчонки рядом были, чуть подальше, они потом-то рассказали. Я схватил, он перехватился за руку, я руку-то успел отодрать, хозяин подскочил, сразу его схватил – отбросил. Он тут извиняться, туда-сюда, у меня кровища течёт, бабы орут, кричат. Вызвали скорую, меня – в девятую… Милиция говорит: где, что, как можете опознать? Я говорю: да какое опознать, я ж слепой. Единственное, если только девчонки в том районе, которые были. А чего там на Суздалке, кого там найдёшь? Меня отвезли, оказали там помощь – всё.
[В этом ночлежном доме я живу] четвёртый день. Согласно правилам, я должен был вообще по идее дождаться времени, то есть объявить о себе, потом в определённое время, в определённые часы должен был прийти, дождаться комиссии. И ещё неизвестно, взяли бы меня, допустим, или нет. А в данной ситуации просто произошло таким образом, что меня взяли сразу и беспрекословно. Меня просто завели – и всё. У любого гражданина Российской федерации могут быть проблемы с документами. У кого-то украли, кто-то потерял. Тем более в данной ситуации я – слепой. У меня могли, допустим, украсть… Но на тот момент, когда меня принимали, меня документы не спрашивали. Меня просто приняли – и всё.
Если честно, я не ожидал, что такое может быть, потому что насколько я знаю, таких заведений нет ни в Питере, ни в Москве, вот именно таких. Ну, я вот именно от коренных жителей знаю, что совсем не такие. Ну, конечно, конкретно об этом не скажешь. Что-то там есть, чего-то там нет, меня там не было, как говоротся, не знаешь. Но тем не менее, люди говорят вот так. Я более того скажу. То, допустим, как отнеслись по отношению ко мне, я не ожидал, что такое людское и человеческое вообще может быть и иметь место в жизни. Вот в этой сраной, поганой жизни. Ну, для кого-то она, может, и хорошая, лёгкая, весёлая.
Я-то, понимаете, как оказался на улице, это личная жизнь, это как говорится: не делай добра – зла не получишь. Вот именно как раз так вот оно и произошло. Я могу просто вкратце: подобрал бездомную-погорелку, до этого жилось всё хорошо, я снимал квартиру, жил как положено, ни в чём не нуждался. А тут вот так случилось, что встретил погорелку, она, оказывается, моя одноклассница, с первого класса по третий. Ну а потом год прожили с ней, у меня пенсии стали пропадать, четыре подряд кряду. Я не картой, я наличными получал.
Пытался [с ней говорить], но как бы верил вранью. Думал: ну бог с ним, ещё раз и разбежимся мы с тобой. Ну и вот, последнюю пенсию получил и получилось так, что она меня бросила в центре города. И на все четыре стороны: куда, в какую сторону, не знаю… И знать не хочу по большому счёту.
[Деньги она забрала] не все, конечно, но какую-то часть. Просто на улице оставила – и всё. Хорошо, добрые люди помогли, подсказали, вот, я оказался тут.
Это было четыре дня назад, вот как я здесь оказался. У меня сын большой, восемьдесят восьмого года рождения. Но дело в том, что он о моих проблемах не знает, и я не хочу, чтобы он об этом знал. Просто не хочу. Во-первых, он сейчас не в нашем городе, он работает, слава богу, военнослужащий. И просто проблемы могут начаться не у меня, а кое у кого. А я этого не хочу.
Да все хорошо, это всё равно рано или поздно закончится, я опять попаду в своё русло. Анатольевна, директор, говорит типа того, что в интернат. Ну не знаю, насколько [это имеет смысл]. Почему, потому что не любитель я вообще этих общественных заведений. Ну вот я имею в виду интернаты, детские дома. Интернат для инвалидов, я был там три года тому назад, пробыл я там три года. Ну как, во-первых, какое бы ни было заведение, всё зависит от человека. Как говорится, были бы люди хорошие. Ну и там приблизительно то же самое: плохого там чего-то я сказать не могу. Всё происходит в своих рамках, то есть в рамках администрации. Как должно быть – кормят, как должно быть – содержат, одевают, обувают.
[Атмосфера] далеко не казённая, и не скажешь об этом. Например, у меня в доме-интернате был телевизор большой. Я имею в виду, который висит на стенке, а не ставится, домашний кинотеатр, все условия. Комната на пятерых человек. Но обычно там одна кровать пустует. Вот я там пробыл три года, грибы, считай, ягоды. Но я-то какой грибняк? Но мужики-то, старички-то ходят, собирают, приносят. Родственники приезжают ко всем. На тот момент, когда я был, было сто восемьдесят человек, там два барака двухэтажных. Это Епихарка, Угличский район.
А дотуда километров, допустим, семьдесят-восемьдесят. Привезли меня в эту Епихарку, но как бы там хорошо ни было, как бы тут хорошо ни кормили, как бы тут хорошо грибы с ягодами ни собирались, не моё это. Мне надо, чтобы народ ходил, чтобы машины жужжали, а там же сплошная тишина.
Три года я пробыл, у меня ослеп отец. У меня отец, считай, такой человек, он как монтажник-высотник, сварщик. Ну и в итоге вот сказалось: сделали операцию на один глаз, а он у меня читоман – папка-то был. Он сумасшедший до этого, ему сказали, предупреждали: не читайте книги, Юрий, не читайте книги. А он как зрение появилось, ему операцию сделали на один глаз – всё: он давай опять. Ну и в итоге у него на одном глазу катаракта, а на другом – глаукома.
И потом он – никак, в интернат. Говорит: не могу я один, всё, сынок, я в интернат. Я: пап, ну смотри… Ну и всё хорошо, я там бабушку нашёл, я уехал там в Епихарку со зрением, увезли меня. Я из интерната, как чувствую, что бабушка умерла, чувствую, что у меня отец страдает – я поехал обратно в Ярославль. А оттуда никого не выпускают так просто. Ну я первый был человек, которого вообще оттуда выпустили, за всё время существования. Не выпускают, впускают только туда. Так-то ради бога, ты можешь написать заявление: съездить в Углич, съездить в Ярославль, посетить театр, выставочный зал и так далее. Не больше десяти дней отпуска. А, допустим, я вот когда там был, я вообще уезжал на всё лето в Ярославль. И просто, может, от отношений зависит.
Потом директор сменился, потом Анатольевна – другая директор поступила. Там вообще расположение было хорошее, человеческие отношения, то есть можно было поговорить обо всём, то есть какие-то вопросы, какие-то проблемы. Она говорит: Миша, вообще ты тут как белая ворона. Я говорю: отпусти меня в Ярославль, хватит мне тут, уже всё, боже мой, я устал. Она: ну езжай, пиши заявление. И всё, она мне документы – на руки и я домой поехал. Уехал, всё хорошо, снял квартиру, всё нормально. Помощников хватало: там один придёт, другой придёт, в магазин сходит, ещё что-то. Потом эта служба специальная, девушка ко мне приходила социальная. А потом вот я встретил вот эту одноклассницу, и всё у меня пошло наперекосяк. Меня предупреждали: Миша, не тот человек это. А я не слушал, в итоге, так оно и получилось.