Страница 26 из 34
[И подъём в полшестого], смотря где будешь работать, а бывает раньше, если в Подмосковье гоняют. Везде по-разному… Домой хочу вернуться, но не в таком виде, меня много людей знает там с хорошей стороны. Я утром просыпаюсь: если не опохмелюсь, я не могу шевелиться и всё. В первую очередь, знаешь, о чём думаю? Ни о чём больше, кроме того, где опохмелиться взять. Вот как, я говорю как есть – в данный момент так. Где бы ни спал ты: на улице или в подъезде, где угодно – глаза открываю, думаю только: сигаретку покурить и опохмелиться. Больше ни о чём, не то, что пытаться что-то делать. Нет, сначала надо опохмелиться, а потом дальше-больше, дальше-больше и снова это же повторяется. Вот и всё, брат, я тебе всё сказал.
В Ярославле
На главной странице сайта Ярославской ночлежки красовалась надпись „все возможно, было бы желание“. Удивительным образом ночлежка эта была единственным казённым ночлежным учреждением для бездомных во всём регионе с населением в 1,2 миллиона человек. Дом ночного пребывания также привлёк моё внимание тем, что был доступен только для лиц мужского пола. Для женщин со стороны государства мест в регионе не было предусмострено совершенно, хотя женщин-бездомных и было более, чем достаточно.
Приехав в Ярославль, я отправился на улицу Чехова, 42. Ночлежка находилась неподалёку от вокзала. Это было продолговатое, двухэтажное здание песочно-коричневого цвета. Окна в доме были зарешёчены, а на красной табличке при входе значилось: „МКУ „Дом ночного пребывания“ города Ярославля.“ На табличке был также указан режим работы и приём граждан по вопросам проживания: понедельник и четверг с 10:00 до 12:00. Непонятно было только, что оставалось делать бездомным в остальные дни.
При входе в ночлежку находилась курилка, и из проходной то и дело выходили сотрудницы, чтобы выкурить сигарету и поболтать. Справа, у окна, сидела пара бездомных, а в стороне, в уединении в инвалидной коляске сидел мужчина средних лет. Общаться у него желания не было и я вернулся назад, ко входу, где на оконной приступке сидел ещё один из бездомных. Так я познакомился с Мишей. Мише было под пятьдесят, он был добродушен и охотно со мной поговорил. При знакомстве с ним мне ничего не бросилось в глаза. И лишь позже, из разговора с Мишей я понял, что он был совершенно слеп.
Оглядываясь назад, я понимаю, что совершил ошибку. Негласные правила опроса людей у госудаственных учреждений гласят, что разговоры с клиентами снаружи разрешены, на всё же, что происходит внутри, требуется согласие администрации. Поскольку Миша сидел снаружи и был не прочь пообщаться, мне и в голову не пришло, что из-за этого может возникнуть проблема. Но именно она и возникла. Мы сидели и спокойно общались с Мишей минут десять. В ходе разговора я заметил, что сотрудницы, стоящие неподалёку, странно на меня поглядывают, но не придал этому значения. Вскоре объяснение представилось само собой.
Из двери вышла женщина административного типа, строго на меня посмотрела и произнесла громовым голосом: „А вы кто такой вообще?! Вы что здесь делаете?“ Я представился и начал объяснять, но крашеная блондинка в очках лет за сорок постоянно меня перебивала. Властная осанка и начальственный голос быстро всё объяснили. Видно, кто-то из подчинённых, стоявших в стороне, на меня стукнул. И вот – начальница ночлежки словно фурия устроила мне допрос с пристрастием. „Кто я такой?! Откуда?! Где мои документы и почему я не спросил её разрешения проводить беседы с бездомными?!“ Тон, в котором со мной говорили и постоянное перебивание были настолько неприятны, что я оторопело спросил:
– Почему вы такая агрессивная?
– Потому что я защищаю его права как руководитель этого учреждения. Поэтому я так настроена агрессивно!
Краем глаза я заметил, что сотрудницы ночлежки с удовлетворением посматривают на то, как начальница методично разносит меня на части. И я не мог отделаться от мысли, что я – лишь показательный пример, и начальница демонстрирует свою власть всем нам. Главной была она, территория была её и с этим было не поспорить. В конечном счёте женщина, с которой я разговаривал, потребовала мои документы. Я протянул их ей. Начальница ночлежки раскрыла мой австрийский паспорт, но поскольку она явно не знала немецкого, она была совершенно сбита с толку. Она подняла на меня хмурый взгляд, полный худших подозрений:
– Откуда вы?
– Из Москвы. Эмигрировал, пишу книгу про бездомных.
– Куда вы эмигрировали?
– В Австрию.
– У вас нет Российского паспорта?
– Нет, можно иметь либо Российское гражданство, либо Австрийское.
После пары минут обмена репликами я, наконец, был вынужден капитулировать. Я извинился за то, что не попросил разрешения и объяснил администраторше, что я это не со зла и у меня в отношении бездомных самые лучшие намерения. Начальница ночлежки вдруг сменила гнев на милость. Публичная порка подошла к концу, и вокруг стало неожиданно тихо. Моя новая знакомая сухо проводила меня в ночлежку и безо всяких объяснений повела на второй этаж, в свой кабинет. Переход с Джекила на Хайда произошёл настолько неожиданно, что я с опаской ждал, что меня ждёт дальше. Так я познакомился с Ольгой Лобачевой.
Ольга Анатольевна привела меня к себе в кабинет, дала мне пару брошюр о бездомности и с места в карьер стала рассказывать о ночлежке. Сцена у входа была моментально забыта, но перемена в наших отношениях была настолько стремительна, что я не понимал, что от меня хотят. В следующую секунду я почувствовал, что привели меня в кабинет не случайно. Я должен был взять интервью у начальницы и лишь потом мог интервьюировать бездомных. Очевидно, мой иностранный паспорт и ассоциация с журнализмом произвели впечатление.
В результате у меня с начальницей ночлежки получился любопытный разговор. Из беседы с ней у меня сложилось чувство, что за неприступным, пуленепробиваемым фасадом скрывается мягкое сердце. Ольга Анатольевна искренне заботилась о своих бездомных, знала их по именам и пробивала в них места в социальных учреждениях. Мишу же, с которым я заговорил, она оберегала особенно, поскольку тот был слепым и беспомощным. Но самое главное заключалась в том, что начальница ночлежки неплохо разбиралась в проблематике бездомности и могла предоставить ценную точку зрения изнутри системы. Разговор с ней приведён ниже.
Ольга Лобачева
Вот это справочник для бездомного и буклет для людей, которые могут помочь бездомным. Разработал эту информацию уполномоченный по правам человека Ярославской области Бабуркин Сергей Александрович и его аппарат. Поэтому все права бездомных защищены у нас упомномоченным по правам человека. У нас есть сайт учреждения, вы можете о нашем учреждении прочитать всё на сайте. А потом вы запишите то, что вы хотите, чтобы для вас было понятно. Я почему как курица их оберегаю, потому что то уведут их у нас, то полиция их разыскивает, то ещё что-то, ситуации разные.
Да к нему целый день кто-то всё подходит. Я говорю: дайте человеку спокойно погулять, он никуда не уйдёт. У нас нет такой социальной услуги, как социальное сопровождение на улице. У нас всего-то сотрудников шесть человек, вот тех, которые работают с клиентами. Поэтому приходят ребята, вот за ним придут – в четыре часа или в пять, наверное, – его помоют здесь, потом он уже спать будет. У нас клиенты, которые сохранились способность к самообслуживанию.
Вот вы задайте ему вопрос, почему он ушёл из дома-интерната? Он был в доме-интернате, у него первая группа инвалидности. Я им не воспрещаю: это их право давать интервью кому угодно, но когда человек слепой – нет. Там колясочник сидит. С колясочником поговорите…
– А я уже поговорил с ним – он отказался. Когда люди говорят: не хочу, я никогда не настаиваю, ухожу, всегда уважаю их мнение.
– Потому что он сам виноват в том, что он сейчас на коляске сидит. Он в Дагестане работал на кирпичном заводе, и Серёжка – он потерял ноги в Дагестане, в горах замёрз. Ему ампутировали. Он был в Дагестане, там же нет – ни в Чечне, ни в Дагестане – там нет детских домов и нет домов-интернатов. Есть один в Махачкале, но он весь забит нашими, русскими. Теми, которые туда по тем или иным причинам попали. Серёжка – в том числе.