Страница 18 из 34
Мало того, отработали мы этот месяц, отработали интенсивно. Как с Роллсоном мы тогда работали, и он вызывает нас каждого по одному. А этот раз нам – по конвертику: ты бригадир, ты много получил. Я считаю: там триста долларов, после четырёх-то тысяч! Я его спрашиваю: в чём проблема-то, Серёг? А этот – тоже Сергей, только Богданов – татарин. Я говорю: в чём дело, что случилось-то, ты мне хоть объясни, почему такая хуйня? Это чего, аванс? – Нет, это зарплата.
Мы его берём, короче, и бьём. Побили его, оказывается, он даёт зарплату сыну своему, чтобы он нам отвёз, а тот проигрывает. Тогда появились автоматы. И я этих автоматчиков ненавидел, как наркоманов. Вот терпеть не могу ни наркоманов, ни автоматчиков, лучше быть алкоголиком конченным. Я говорю: ну как так отца подставить вообще? Мы пожаловались бандюкам, те приехали, дали им пизды, и отцу, и сыну. Битами им поломали ноги, те заработать не смогли, денег нет, и в итоге мы все рассосались.
Но мне повезло в том, что я попал в бригаду ребят, которые вроде колымщики, с Ярославля ребята, но мы брались за такие объекты центральные. Министерство железнодорожных путей мы делали, потом Газпром мы делали, остекляли, вот такие вещи. Потом мы делали Горки-9, снег чистили – нормально так. Все несудимые были, мне повезло, что я ещё не сидел. И семь с половиной лет я в Дегунино снимал одну и ту же квартиру. А тут хозяйка повышает цену: сначала я платил 15 тысяч, потом она – раз, до 18 подняла. Хорошо, 18 платил года два, наверное, потом она – раз, до 20 подняла. Потом она до 25 сразу подняла. Я думаю: полгодика, у меня там накопления были, я думал квартиру купить какую-нибудь, или чего. А у меня уже накопления все заканчиваются из-за съёма квартиры.
Я уже к дяде Вите подхожу, к хозяину, Катя это дочка, а Валентина это супруга. Я говорю: а в чём проблема-то, почему вы так повышаете? Он говорит: да у неё глаза, проблема, ей на операцию надо. Я говорю: вот она последний раз повысила до 30 мне цену, чисто из-за того, что ей надо было на операцию. Но с другой стороны, если у меня бывало задержки на полмесяца или месяц, они: не проблема, нормально жили так. И в итоге получилось так, что я говорю: дядя Вить, у меня финансы кончаются. Я не могу оплачивать такую сумму, 30 тысяч – это очень дорого, рядом со МКАДом. Мне на дорогу там [надо], то-сё и я решил тогда: думаю, в общагу уеду.
Оставался я здесь в вагончике ночевать. Дядя Витя тоже переживал, говорил: давай, мы понизим. Но я не смог оплачивать, это моя вина уже, у меня не получалось тогда оплачивать. И вот тётя Валя – она умерла тогда, дядя Витя остался один. Видно, на операцию не хватило денег или что-то, и сдать они на ту сумму не смогли квартиру. Потому что там обычно сдавали 15, максимум 18 тысяч однушку. А она с меня 30 тогда требовала.
Но в итоге вот меня Серёга научил, и я каждый месяц отправлял деньги, на каждого ребёнка по двадцать тысяч. У меня сначала детям, потом на квартиру я откладывал, а потом уже на своё житьё-бытиё. И в 2008 году поехал, у меня права как раз закончились. Я вроде отсылаю, отсылаю каждый месяц деньги. Приезжаю в отдел права поменять, а мне говорят: дорогой, ты алименты не платишь! А у меня только за год с собой, у меня было восемь этих бумажек за восемь месяцев оплаченных. Вот, что детям я оплачивал, а остальное у меня лежало в съёмной квартире. И меня – раз, под белые ручки, сутки я отсидел, привезли в суд, за административное [нарушение]. Я судье показываю: у меня только за восемь месяцев, но у меня там все чеки лежат. А жена, оказывается, бывшая не знала, что я чеки собираю.
И судья её, короче: да он тебе за восемь месяцев заплатил столько, что ты!.. Официально-то я, получается, не работал. В фирме я работал, но официально нас не оформляли. И я должен был платить 2500, что ли, ну, минималку в месяц. А я платил сорок тысяч: по двадцать тысяч на ребёнка. И жена заткнулась с тех пор, с 2008 года, ну и дети уже выросли. Испугалась, судья тогда её так отругала: ещё раз ты, говорит, заявишь – я тебе!.. Там ужас. А она за счёт папы думала, папа мент, она думала: а его ещё раз, да не получилось.
И я потом по чесноку поехал, привёз эти все чеки, даже забыл про права. А судья говорит: да всё понятно, ты, получается, за восемь месяцев заплатил как за десять лет. А я ей: нет, я привёз всю кипу. Говорю: чего мне с этими чеками делать? Она: давай, зарегестрируй и можешь выкинуть. Долго я их хранил потом, они уже аж обесцветились, сколько лет, я их через Сбербанк отправлял.
И я же без прописки был. Всё надеялся: накоплю, накоплю, думал, куплю. Потом получился такой калым: в Раменском мне предлагали квартиру-однушку. Однушка – просто одна комната, только туалет и ванная отдельно, а кухня и комната всё вместе. И плюс на первом этаже. Я так подумал, думаю: куплю дом. И поехал, купил в Стаханове. Вот ума набрался, купил частный дом в Стаханове, это Луганская область. Там на пенсию было дешевле жить. Там если ты российскую пенсию получаешь, там получалось на гривну когда переведёшь – было хорошо, очень выгодно.
И вот я как раз поговорил здесь, мужик со мной работал, тоже тёзка мой. Он говорит: вообще нет проблем. Даже 20 тысяч, говорит, получил, туда приехал – как король. Я с ним поехал туда, действительно, там пиво стоило две с половиной гривны – это один к пяти. Это получалось 13 рублей штука, а здесь пиво стоило „Жигулёвское“ 25 рублей. Потом мясо стоило намного дешевле, чем здесь. Здесь уже стоило 250–300 рублей килограмм, а там стоило грубо 80 рублей килограмм. Очень дёшево было и я думаю: ну действительно.
Пошёл, купил дом за 500 долларов и вложил туда 30 тысяч долларов, с 2008 года по 2014. В 2013 году работаю тут на „Яузе“, зарабатываю, думаю, ну, как раз я там решётки на окнах поставил, железную дверь, всё. Тут, получается, уже четырнадцатый год, лето начинается. Я всю зиму проработал, а зимой мы чего делали: мы крыши очищали, потом вот эти швы пробивали, всё герметили, а летом уже самая основная работа получается. И я первую нормальную зарплату получаю. Думаю: ну дом у меня уже есть, всё нормально. У детей там, получается, квартира и дом, тоже, думаю, спокоен. Съездил домой, приезжаю сюда, у меня остаётся какая-то сумма, что можно гульнуть и сумма, чтобы съездить на Украину и там чего-то доделать. А мне до этого звонили как раз, говорили: началась война на Украине.
А звонили почему, потому что они там искали „точку-У“ какую-то. „Точка-У“ – это такая самоходная установка, ракеты с неё летают на семьдесят километров. И вроде в Донецк они там первую ракету кинули, это уже укропы. А я даже не знал, что там война, представляешь, у меня там дом, а я не знал, думал: это всё далеко. И я к куратору иду, к знакомому, он: так и так, нам надо специалиста по ракетным частям. Я говорю: я специалист, диплом показываю, всё. Он говорит: так, всё, собирайся, мы собираем бомжей, собирают сорок пять человек нас, охотников за „точкой-У“.
И мы туда уезжаем, уехали мы сначала в Краснодар, потом чего-то там не срослось, повезли в Ростов. В Ростове там какой-то полигон, все машины без номеров. Нас там начали заставлять ползать, лазить, стрелять. Я там первый раз, я ракетчик, в десанте я с этой трубой, это „шайтан-труба“, СПГ-9 – я с неё научился. Стал командиром СПГ-9, это расчётный человек у нас должен быть. Там заряжающий, прицельный и командир, я командиром был, хотя до лейтенанта не дорос.
И поехали мы тогда, уже отучились две недели и нас вывезли практически голыми. Почему голыми, только военная одежда на нас была, оружия никакого не дали, дали штык-ножи. Вот, и мы поехали до Славянска, это конец апреля уже. Нас расположили там, был завод какой-то, в цеху прямо. Мы там в цеху типа бомжей, они сразу всё нашли, мы сидим, костёр, готовим, жрём. И вот бомжи меня научили выживать. Получилось так, что нас из сорока пяти человек нас со Славянска выслали сорок два. Только три человека потерь – и то, по своей глупости: они там изнасиловали девчонку, и мы их сами расстреляли. Ну, они втроём такие оказались, зоновские какие-то твари.