Страница 21 из 22
В нашем понимании биографемы выступают как образно-семантические конструкции сознания – единицы фиксации непосредственного жизненного опыта субъекта, отражающие его взаимодействие с определенным событийным рядом. Фактически, это пережитые и семантизированные события, участником или свидетелем которых был человек, в той или иной мере соответствующие тому, что происходило и познавалось им на протяжении времени его жизни. Биографемы образуют внутреннюю карту понимания жизни конкретным субъектом, способ индивидуальной навигации в пространстве жизненных происшествий («моя жизнь – это: обиды детства, разочарования юности, предательства взрослости и потери старости», «чтобы понять мою жизнь, надо испытать холод, голод, войну и горе»).
Вполне очевидно, что если определенные случаи и происшествия не были хотя бы опосредованно пережиты личностью (в плане наблюдения, со-переживания, сочувствия), то содержание биографем, фактически, совпадает для нее с неким их абстрактным значением. Человек знает, что «да, такое бывает в жизни», что «это в принципе может случится и со мной», но пока это не становится достоянием собственного опыта, оно и не превращается в полноценную биографему, оставаясь в области когниций. Так, к примеру, если субъект не переживал сущностных утрат, не относился к своему образованию как к ценности, не имел опыта значимых эмоциональных отношений с другими, его тезаурус и не содержит таких биографем или же они оказываются семантически пустыми множествами. Это не означает, что у него нет представлений о том, что такое «утрата», «любовь», «счастье», «подвиг» и др., но все это существует в сознании на уровне почти периферических знаний, как бы не имеющих к нему и его жизни прямого отношения.
Когда же человек сталкивается с непосредственным переживанием конкретного жизненного эпизода, оно может либо быть значимым для него, оставить след в его душе, повлиять на дальнейшее течение жизни, изменить его «картину мира» и тем самым превратиться в автографему («горжусь полученным в МГУ образованием», «рано потерял родителей»), либо пройти мимо его сознания, особенно не задевая за живое и оставшись на уровне биографемы («имею два высших образования», «похоронил родителей»).
Содержательно биографемы «адаптируют» выработанные в обществе значения жизненных концептов в приемлемую и понятную личности форму, смешивая усвоенное значение с «Я-концепцией», с накопленным личностью опытом (не просто «дружба», а «моя дружба», «мною понятая дружба», «дружба, как я ее себе представляю»). Биографемы помогают удерживать и удостоверять некие факты в сознании, в актуальном поле собственных действий и выборов – исходя из них, отталкиваясь от них, имея их в виду, принимая их во внимание. Фактически, они образуют фон предзнания для осмысления и интерпретации последующих жизненных происшествий.
Простейший эмпирический анализ рассказов респондентов о себе показывает, что для любой личности можно выстроить разные совокупности и последовательности биографем: например, «рождение, последовательность рождения (старший – средний – младший), родители, прародители, другие родственники, сиблинги, семья, отчий дом, детство, детские воспоминания, ландшафты детства, игры, игрушки, детский сад, воспитатели, врачи, другие взрослые, другие дети, первые друзья и компании, первые достижения, интересы, способности, учение, школа…» и т. д. Все это образует чрезвычайно разветвленную, но одновременно плохо поддающуюся систематизации семантическую сеть, определяющую в конечном итоге самоотношение и интегральный концепт «Я-жизнь». Они часто закладываются в биографическую канву личных историй.
Накопление биографем и расстановка на них эмоционально-когнитивных меток, видимо, тоже не спонтанны. Воспользовавшись идеей К. Хорни (2008), можно предположить, что они могут быть подчинены трем основным внутренним интенциям личности – «к людям» (любовь, защита, конформизм, подчинение, согласованность действий), «от людей» (независимость, свобода, отдаление от людей), «против людей» (успех, власть, признание, сила, подчинение других).
Биографема – своеобразный «мостик» между реальностью существования субъекта и его соображениями, представлениями о ней. Они в большей степени, чем другие единицы, участвуют в построении общей (базовой) картины мира конкретного субъекта. Остальные единицы во многом «отходят» от содержания реальных биографических фактов, заменяя его пристрастным отношением к ним. Являясь результатом герменевтической обработки фактов, эти единицы, обобщенно говоря, «занимаются» не реальностью, а самой личностью и проекциями в ее внутренний мир жизненных случаев.
Располагая биографемы в определённом порядке, люди конструируют тексты, связанные с типичными для исторического времени или определённых социально-культурных условий нормативными жизненными событиями – получением образования, обретением любви, повышениями по службе, рождением детей, уходом близких, переживанием жизненных катаклизмов и пр.
Текст рассказа о себе и своей жизни составляет цепочка случаев и происшествий, свидетельствующих в первую очередь самим рассказчикам о том, что они существовали в общем жизненном контексте – «как все», следовали на жизненном пути именно туда, «куда он и должен вести», то есть совершая нормативно предусмотренные действия, руководствуясь усвоенными в социализации правилами и табу, решая всем известные возрастно-социальные задачи, адаптируясь к возрастающей сложности жизненных обстоятельств, преодолевая распространённые трудности и пр. Большинство подобных рассказов выглядят клишированными, чуть ли не универсальными и обычно опираются на известные прецеденты, архетипы, стереотипы, идентификационные образцы и стандарты текущих культурно-исторических хронотопов. В них редко обнаруживаются уникальные, персональные эпизоды, во всяком случае, они не раскрывают никакого особенно специфического содержания личности рассказчика, указаний на его собственные, отличные от типичных, переживания, мысли, отношения.
Конструируя социально востребованное жизнеописание, человек располагает нужные биографемы в необходимом ему временно́м и смысловом порядке. Как образно-смысловые единицы, биографемы выражают и сохраняют многое из континуального, текущего, часто не до конца вербализованного, а потому быстро утрачиваемого опыта проживания человеком своей жизни. Если в реальной жизни возможны случайность, непоследовательность, противоречивость, ошибочность, то в автобиографировании всего этого, как правило, уже нет, и каждый эпизод являет своё содержание как некий закономерный элемент мыслимой субъектом жизненной целостности. В этом плане биографема, хотя и представляет собой обобщенную единицу жизнеописания, тяготеет, на наш взгляд, к его хроникальности, фактологичности и линеаризации.
Но на уровне формирования экзистенциального опыта жизнеописание несколько уходит от процессуально-хроникального характера и трансформируется в ментальный феномен. Социально ориентированный нарратив при этом заменяется индивидуально ориентированным ментативом (Кузнецов, Максимова, 2007). И тогда жизнеописание предстаёт не столько как цепочка следующих друг за другом происшествий, случаев или сопоставленных с «нормой» итогов решения социально-возрастных задач, а как последовательность только таких фрагментов, которые субъект считает событиями собственной жизни – пик-переживаниями, персональными открытиями и пр., когда он остро ощущал себя «живым» (Батай, 1997), был активным участником = творцом происходящего, «автором собственной жизни» (Низовских, 2007). События жизни, пройдя фильтр сознания, трансформируются в события биографического текста, а часть биографем трансформируются в автографемы.
Если биографемы во многом ориентированы на социально заданное значение, приписываемое социумом и символизмом культуры определенным фрагментам жизненного пути, то автографемы в большей степени соотнесены с личным смыслом, с человеческой пристрастностью. Они возникают в сознании как результат первичной герменевтической обработки биографемного материала. Воспользовавшись нашим примером, скажем, что это уже не «дружба» вообще и даже не просто «моя дружба», а «что значила/значит моя дружба с… для меня» или же «моя многолетняя дружба с…», «моя несостоявшаяся дружба с…», «дружба, в которой я был на вторых ролях», «преданная… дружба», «дружба с… переросшая в любовь» и т. д. В автографеме жизненный эпизод предстает насыщенным персональной конкретикой, порой заслоняющей и/или меняющей привычное представление.