Страница 10 из 29
– Спасибо и за это, – сказал гость и поцеловал её.
– А ты сам откуда?
– Я дальний, из города Верхотурья.
– Зачем же сюда приехал?
– На ярмарку, поглядеть, да товару купить.
– Чем же ты торгуешь?
– Всякими товарами: ситцем, сукном, словом, что потребуется.
– Один здесь, или с товарищем?
– С работником приехал, ты, небось, его видела в трактире, он со мною сидел.
– Как же тебя зовут? – любопытствовала красавица.
– Давыдом Петровым.
– Ну, вот, теперь знаю, – произнесла Прасковья Максимовна и снова начала потчивать гостя вином.
Прошло более часа их беседы. Осип всё ходил взад и вперёд по улице, переходил с одной стороны её на другую, заглядывал в окна дома, в котором находился его атаман, удивлялся, почему в комнатах его не было видно огонька. «Уж не уходили ли Василья Васильевича?» – думал он, но во двор дома заглянуть не осмеливался, так как приказа на то ему дано не было. Заскучал Осип и присел на деревянную тумбочку тротуара.
Погода начала меняться, подул ветер, небо обложилось тучами, пошёл снег и затем поднялась метель. Холодно стало каторжнику сидеть на одном месте; он поднялся на ноги и пошёл по улице, по направлению к Гостинному двору, затем вернулся назад и притаился от метели за забором.
Прошло ещё несколько часов; пропели первые петухи, а Чуркин на улице ещё не появлялся. Зло взяло Осипа; он быстрыми шагами направился в конец улицы, вдруг остановился я начал прислушиваться; ему сдавалось, что какие-то люди появились на улице и вели между собою разговор. Голоса слышались всё ближе и ближе; раздались песни и хохот. Как тигр перескочил каторжник улицу, сквозь метель, увидал трёх человек, голоса которых он так ещё недавно слышал за стенкой своего номера, в гостинице. «Это они», – сказал он сам себе, кинулся вперёд, чтобы дать знать своему атаману об опасности. Перед домиком Прасковьи Максимовны он перебежал. улицу, подскочил к окну и начал в него стучаться, на на стук никто не откликался. «Должно быть, атаман уснул», подумал Осип, кинулся на двор, отыскал там крыльцо, отпер дверь в комнаты и запер её на крючок. В комнатах было темно.
– Хозяин, а хозяин! – крикнул он.
Ответа не было.
– Есть ли кто дома, говорите?
Опять молчание.
Тогда каторжник вынул из кармана коробок спичек, зажёг их несколько, пошёл из одной комнаты в другую и наконец отыскал своего атамана спящим на постели, растолкал его и сказал:
– Хозяин, вставай, сюда идут.
Чуркин сразу сообразил опасность, вскочил с постели и начал одеваться. В это время послышался стук в двери.
– Что случилось? – спросила Прасковья Максимовна, протирая глаза.
– Мы попались, должно быть, твой Гаврила Иваныч идёт, – сказал разбойник.
– Да не один, а втроём, – добавил каторжник, накидывая на плечи разбойника его тулуп.
Двери ломились oт стука. Прасковья Максимовна тут же сообразила, что дело плохо, зажгла, было свечку и снова её потушила.
– Куда же нам спрятаться? – спрашивал её Чуркин.
– Ступайте, я проведу вас в кухню, а как они войдут, вы другими дверями уходите на двор, – сказала красавица, взяла, разбойника за руку и повела его за собою; каторжник последовал за ними.
– Да чего же ты боишься, атаман, я один с ними слажу, – потряхивая бывшим у него в руках кистенём, сказал Осип.
– Молчи пока, увидим, что будет.
Дверь в комнаты отворилась, весёлая компания с шумом ввалилась в неё.
– Да ты что ж, Прасковья, долго не отворяешь? – долетели до слуха Чуркина возгласы Гаврилы Иваныча; затем всё стихло.
Глава 126.
Чуркин стоял в кухне, не трогаясь с места, и чутко прислушивался к тому, что происходит в комнате; он трясся всем телом, в ожидании того, как бы Гаврила Иваныч не стал обижать Прасковью Максимовну, приготовился за неё вступиться и шепнул каторжнику:
– Осип, кистень держи наготове, может, ему поработать придётся.
– Он готов, атаман, – ожидая распоряжения, ответил тот, потряхивая кистенём.
Тревога разбойника оказалась напрасной: ввалившаяся, в дом красавицы весёлая компания уселась в зале. Гаврила Иваныч был очень ласков с хозяйкой и потребовал выпивки. Прасковья Максимовна нырнула в свою комнату, чтобы убрать со стола оставшиеся от её беседы с Чуркиным бутылки; обожатель последовал было за нею, но та не пустила его в комнату, заперла на крючок двери и сказала ему:
– Погоди, дай мне одеться!
Гаврила Иваныч отошёл от двери и не стал в них ломиться. Чуркин сообразил, что дело обошлось благополучно, дёрнул Осипа за руку и вышел с ним из кухни на двор, а затем и на улицу.
– Экая погодка поднялась! – заметил он, остановившись у ворот.
– Она уж давно гуляет, – пояснил каторжник.
Окна домика были притворены ставнями, что немало удивило разбойника; он обратился к своему спутнику и спросил:
– Ты, что ли, притворил ставни?
– Я Василий Васильевич, нарочно сделал, чтобы тебя кто-либо в окно не увидал.
– Надо бы поглядеть, что там у них происходит, сказал себе под нос Чуркин и отворил одну из ставней.
– Ну их совсем, пойдём в гостиницу, пора и на отдых, – проговорил каторжник.
Разбойник не слыхал его слов, он уставил глаза в стекло окна и увидал, что гости Прасковьи Максимовны, расположившись кто где, разговаривали между собою, в ожидании выпивки. Гаврила Иваныч ходил взад и вперёд по комнате, то взъерошивая, то приглаживая на голове волосы; видно было, что он сердился и с нетерпением ожидал появления своей возлюбленной. Но вот вышла и она, одетая в другое платье, со скатертью в руках, накрыла ею стол, и через несколько минут на нем появились к бутылки с вином. Гаврила Иваныч обнял красавицу и начал её целовать.
– Ну, теперь целуй, – сказал разбойник и отошёл от домика. Осип обрадовался этому и поплёлся за ним.
– Ну, атаман, попался было ты в ловушку в этом домишке; опоздай я. на минутку, застали бы тебя сонного на постели.
– Спасибо, товарищ, я это хорошо понимаю. Прилёг я на минуточку отдохнуть после выпивки и задремал.
– Разве порядком ты с Прасковьей Максимовной покутил?
– Ещё бы! Она-то и пила всего ничего, а я бутылочки две лиссабончику осушил. Ну, и баба же, тебе скажу – золото! Знаешь что, я хочу увезти её с собой.
– И куда же мы её денем? Домой везти – дело будет не подходящее: Ирина Ефимовна держать её в избе не. дозволит.
– Зачем домой, на дороге где-нибудь и оставим; церемониться с нею не будем.
– Как знаешь, бери, пожалуй, а на чём мы поедем?
– Пешком не пойдём, лошади будут.
– Новых, что ли, купим?
– Там увидим, как дело подойдёт.
– Что ж, втроём веселее ехать будет; знамо дело, баба: всё чем-нибудь тебя распотешит, – дал своё заключение каторжник.
Они подошли к гостинице, двери которой были уже заперты. и позвонили в колокольчик:, знакомый уже им слуга впустил их и, протирая глаза, сказал:
– Однако, вы поздненько пожаловали, до полуночи я вас поджидал, а потом и прилёг.
– В гостях подзамешкались, – ответил разбойник, подымаясь вверх по лестнице.
– Спички-то у вас имеются?
– Найдём, – буркнул каторжник.
Войдя в коридор, разбойник на минутку остановился и прислушался; ему послышалось, что где-то поют песни, и он не ошибся: в одном из номеров другого коридора, как объяснил прислужник, какая-то компания праздновала именины своего собрата.
– Кто они такие, купцы, что ли? – полюбопытствовал Чуркин.
– Всякие есть и чиновники понабрались, – ответил прислужник.
Разбойник прошёл в свой номер, заперся в нём с Осипом и начал укладываться на покой.
– Завтра вечерком надо дома посидеть, соседу деньги по уговору принесут, – сказал он.
– Что ж, раз нужно, так пробудем, – ответил Осип.
– А хорошо бы ими попользоваться, восемь тысяч – деньги сдобные. Если здесь не придётся ими завладеть, так мы найдём, где его подкараулить; теперь знаем, где его подсидеть.
– Где же? Кроме той бабы, негде, и то, если один навернётся, а с приятелями, и трогать его нечего.