Страница 17 из 20
– У тебя это было с кем-то? – задыхаясь, спросил он, не останавливая сильных толчков.
– Нет! Не-ее-еет! – стонала и хныкала она.
– А ты хотела? – шептал он в самое ухо, накручивая её волосы на кулак. – А? Говори…
– Не знаю…
– Знаешь, сучка! Ты все это хотела! – скалился он. – Не крутись! Тебе не уйти от моего тарана! Твой зад приспособлен для этого лучше других. Тебя надо *бать долго и по-разному. Сейчас я кончу тебе и в попку… Ты этого хочешь?
– А?… Да-аа-ааа! Да! Да! – рычала она, удивляясь новым, неведомым ранее ощущениям.
– К приезду твоего Вани, я разъ*бу тебе весь зад! Сидеть не сможешь…
– Да! Сделай так… Я не смогу! Сильнее! *би, меня сильнее! О!
Почти одновременно они кончили, задыхаясь от страсти.
Едва добравшись до флигеля, оба любовника уснули в объятиях друг друга.
Ранее утро разбудило их веселым щебетом птиц. Речной ветерок к утру приятно охладил деревянные стены старого флигеля. Елена даже замерзла. Во сне она укрылась старым пледом.
Резким движением он сорвал с нее плед. Владимир даже не дал Елене пошевелиться. Он тут же залез на нее, раздвинул теплые колени, и с силой вколачивая член в теплое лоно, кончил.
– Володя, у меня уже там все болит.
– Если бы ты жила со мной, у тебя бы все время болела пи*да. Так положено – ходить бабе с опухшей пи*дой. Если это место не болит, значит – никудышный муж.
– Ну, по-моему, ты преувеличиваешь… – тихонечко шептала она.
– Я? Нисколечко. Сегодня я буду мучить тебя весь день. И не будет тебе пощады. Сейчас сходи в туалет. Потом мы немного позавтракаем, и я начну тебя мучить, – широко улыбался он.
Она встала и потянулась, вскинув полные руки.
– Какие роскошные у тебя груди…. – он наклонился и поцеловал её соски.
– Лодя, дай мне одеться. Я должна сходить в усадьбу. Дать всем распоряжения и принести нам завтрак. Ты пока отдохни, любимый. Я скоро.
Через час она вернулась, одетая в свежее платье, смахивающее на простонародный сарафан. Оно свободно колыхалось поверх крутых изгибов роскошной фигуры. Сборки легкой ткани шли от грудей, делая лиф настолько объемным, что Владимир невольно крякнул. Глубокое декольте открывало вид на два холма, цвета парного молока. По красному полю ситца шли миленькие белые цветочки. Из-под длинного подола выглядывали белые туфельки на каблучке. Елена успела даже слегка подвить несколько локонов своей роскошной прически и припудрить маленький носик.
– Ты надела это красное платье, чтобы мой бычок совсем сошел с ума?
– Нет, – смеясь, ответила она. – Лодя, садись завтракать. Я принесла тебе маковых кренделей, окорока, фруктов, огурцов, колбасы, рыбы, вина. Нам хватит с тобой почти на весь день.
– Я заметил, как ты меня называешь нежно: Лодя…
– Да, мне так нравится… Ты не против?
– Нет, – улыбнулся он.
Сначала они позавтракали. Потом долго лежали в постели и нежились, мило разговаривая о всяких приятных глупостях. Наконец он не выдержал.
– Снимай сарафан.
– Под ним ничего нет! – рассмеялась проказница.
– Даже панталон?
– Даже панталон.
– Ты умница! Снимай.
Она легко скинула красное полотно и вышла в одних туфельках на середину комнаты.
– Обожди… – пробормотал он, рассматривая ее с нарастающим вожделением.
Он кинулся в сени. Там стоял обшарпанный сундук, в котором хранился речной фонарь, длинный багор, несколько ведер и моток новой веревки.
– Вот то, что мне надо! – потрясая веревкой, провозгласил Махнев.
– Зачем? – ее глаза округлились от удивления.
– Я хочу тебя связать…
– Ой, не надо…
– Тебе понравится.
Он осмотрелся вокруг. В глубине комнаты стоял кованый сундук, покрытый плетеной кошмой. Он перетащил его на середину комнаты.
– Я давно заметил, на потолке имеются отличные крепкие балки, и они невысоко. Они послужат нам хорошей дыбой.
– Дыбой? О чем ты, Володя! – она испуганно пятилась назад.
– Не бойся! Я не причиню тебе вреда. Мы просто поиграем. Раздвинь ножки и садись на этот сундук. А твои руки я свяжу вместе и подтяну тебя чуточку кверху. Если станет больно, я опущу тебя. Обожаю беспомощных женщин. Я стану тебя ласкать так, как никто и никогда ранее. Хорошо, что веревка новая и мягкая. Тебе не будет больно.
Довольно быстро он связал ее тонкие запястья вместе. Встал на стул и, подтянув выше, перекинул веревку через мощную потолочную балку. Елена Николаевна оказалась притянутой кверху за обе руки. Она беспомощно ойкнула и попыталась свести ноги. Но это было невозможно. Ее ноги были расставлены широко в стороны, белые груди, сдавленные с двух сторон руками, выкатились двумя торчащими шарами. Соски вмиг отвердели. Владимир подошел к ней сзади и принялся теребить их пальцами. Она застонала. Одной рукой он чуть пощипывал надутые груди, другая ладонь спустилась к мокрой расщелине.
– Я буду ласкать твой секель и соски… Но кончить тебе сейчас не дам.
– Почему? – задыхаясь, спросила она.
– Почему? А потому, что моя умная девочка снова захватила масленку…
– Но, я же для маковых кренделей…
– Нет, милая, вчера тебе понравилось то, как я любил твою попку. Именно поэтому, ты снова принесла с собой масло. А сегодня я засуну в твою пи*ду самый толстый огурчик, а сам войду в попочку. И ты потеряешь сознание. Я тебе обещаю…
Сначала коварный Владимир долго теребил и покусывал ее груди. Одновременно с этим он ласкал распухший клитор. Елена Николаевна закатывала от истомы глаза и стонала во все горло.
Ловко двигая веревкой, Владимир немного приподнял ее роскошный зад и ввел в скользкое нутро довольно толстый огородный огурец. После этого он заставил Елену сесть плотнее и попрыгать на нем. Елена сходила с ума от неописуемого наслаждения.
– Володя, ты демон! – в порыве страсти крикнула она. – Демон! Ты не человек!
И вместе с ее криком за окошком раздался гром.
– Кажется, гроза начинается, – пробормотал он. – До этого парило, и ласточки низко летали.
Ее слова, как ни странно, обрадовали его. Ему даже показалось, что его мощный приап налился поистине свинцовой тяжестью. Его он и направил в умащенный маслом багровый тоннель Елены. Она вскрикнула и забилась в конвульсиях. Одновременно с этим он продолжал ритмично ласкать ее розовую горошину, распухшую до невероятных размеров.
Елена уже не стонала… Она скорее выла от неописуемого экстаза. Когда внутри ее разорвался огненный шар, ее голова упала на грудь. Как и обещал Владимир, Елена Николаевна была без сознания. Сразу за ней бурно кончил и он сам и зарычал подобно страшному зверю.
Спустя час они лежали в кровати. Он нежно целовал ей покрасневшие от веревки запястья и шептал слова любви. За окошком мерно стучали капли летнего дождя.
– Тебе не было больно?
– Нет, мой хороший. Это было волшебно…
– Я иногда бываю груб…
– Нет же! Ты лучше всех! Боже, как хорошо… – шептала она, не стесняясь. И слезы восторга катились по ее щекам.
– Володенька, как я теперь стану жить с Ваней? Ты ведь изменил меня всю. Я же до самой смерти никого другого не полюблю.
– Смерти нет, душа моя, – спокойно отвечал он.
– Я же когда умру, то буду сидеть на облачке и ждать тебя.
– Не жди, – вдруг сказал он и встал.
Он подошел к окну. Серое от туч небо висело низко над землей. Дождь монотонно барабанил по стеклу. Старая оконная замазка не справлялась с потоками воды – на мелкий подоконник натекли рыжеватые лужицы. Рядом стоял горшок чахлой герани, обернутый в папиросную бумагу.
«Какая здесь всюду тоска! Ну почему эта земля дышит ею из года в год? Россия! В какой-нибудь Италии или Франции даже дожди идут иначе. И все равно – именно сюда меня так тянет всем сердцем. Тянет до боли. Вы, господин смотритель, спрашивали меня, где бы я предпочел родиться в следующий раз? Да, где же еще, кроме как здесь? Ибо печаль эту звонкую впитывает каждый русский с молоком матери. Он наполняется ею с первыми шагами по этим лугам, полям и вольным травам. Он вбирает ее с каждым глотком воздуха. Он видит ее в глазах нищих возле паперти. Ею лучатся большие глаза коров. Ею полны глаза русских женщин. И нет ничего чище и святее этого. Родина. Куда я от тебя?»