Свой - чужой

Но чаще всего были тунцы и селедка, селедка и тунцы. Вот и теперь - пасти рыбу, тратить время на тупоголовое стадо. А тут еще мальчишка... Если бы не он, Хартха сейчас мог бы заняться по-настоящему важным делом. Впрочем, из всего на свете можно извлечь пользу.

- Борго, - сказал Хартха, - давай-ка, подмени меня. Умеешь скотину погонять?

- Конечно, умею, господин, - ответил Борго. - Дайте-ка я...

Он пристроился позади стада, фыркнул в воздух и захлопал по воде хвостом.

Тунцы запаниковали, принялись трещать и биться. Воцарился хаос. Хартха, пытаясь перекричать тунцов, требовал, чтобы Борго прекратил безобразие. Борго смущенно оправдывался. Надо было спасать положение.

"Впереди - еда", - подумал Хартха. У него слегка закружилась голова, и на какое-то время он потерял способность слышать окружающий мир. "Впереди - свет, впереди - чистая вода. Всё хорошо. Каждый спасется, никто не умрет. Впереди - еда, впереди - свет". Тунцы, нервно виляя хвостами, устремились по прежнему курсу. Хартха перевел дух.

- Так, - сказал он. - Спокойно. Лаской, только лаской. Дальше, думаю, сам справишься. Сумеешь их до впадины довести?

- О чем речь, господин Хартха, - ответил Борго и смущенно помахал плавниками.

- Плывешь до впадины, там ждешь меня. Если волна пойдет сильная, ныряешь вместе со стадом, понял?

- Так точно!

- Все, я на тебя надеюсь, - сказал Хартха, развернулся и поплыл прочь.

- Эй, господин, а вы-то куда? - крикнул Борго.

- Дело одно осталось, - пробормотал Хартха. Рокот усилился; теперь к нему присоединились глухие взрывы, толчками отдававшиеся во всем теле.

Надо было спешить.

И Хартха спешил.

Прибыв на место, он подумал что ошибся, перепутал свою лагуну с какой-нибудь другой. Берег молчал: никто не лез в воду, никто не кричал, не дурачился. Но потом Хартха нашел банку и отмель, и понял: та же лагуна, тот же берег. Просто люди, словно чувствуя приближение беды, растеклись по домам, попрятались в хрупкие коробочки, которые так хорошо защищают их друг от друга - но бессильны против гнева морских духов. Да, надо было спешить.

Хартха плеснул хвостом, чувствуя себя неуверенно и глупо. План мог не сработать. Отвести глаза стайке ребятишек или китобойной команде, конечно, сложнее, чем пасти селедку. Но то, что он собирался сделать сейчас, было в тысячу раз трудней. В обычной, домашней жизни нам все дают переделать: если не вышло в первый раз, есть вторая попытка, а потом - третья, четвертая, и так далее, пока кто-нибудь не скажет: 'Хартха-бездельник, ты ничего не умеешь, как надо, но теперь, вроде, получилось неплохо'... Сейчас - или выйдет, или нет. Только попробую, решил Хартха. Ведь ничего не потеряю; а получится - стало быть, так и надо, так и должно быть. Значит, не только скотину погонять могу... Он выставил голову из воды, сделал несколько глубоких вдохов и начал думать.

Страх. Непереносимый ужас, от которого расширяются зрачки и опорожняется кишечник. Страх смерти и боли, страх одиночества и потери близких. Страх быть изгнанным из стаи, страх тьмы и неизвестности. Страх... Тень в черной воде, звук корабельных моторов. Хартха оживлял в уме образы, веками нагонявшие панику на его сородичей. Глубина. Кракены. Акулы. Гарпун, протыкающий легкое. Слип китобойного сейнера с распластанным трупом. Зло, и бешенство, и погибель, и бездонные впадины, в которых притаились духи умерших - это они теперь гудят, рокочут, готовя к битве Великую Воду... Стало дурно от ужаса, сам собой вспомнился кошмар, что приснился накануне, и Хартха забился на отмели, взметая хвостом соленые брызги. Страх...

...они услышали. Он не видел этого, но знал - они услышали.

(Люди бросали палатки и коттеджи, в купальниках выскакивали на улицы и, не разбирая дороги, бежали от побережья. Прыгали в машины, нашаривая неверными руками ключи зажигания, прижимались к рулю, рвали с места и мчались прочь. Любовники покидали кровати в "лав-отелях", полицейские бросали свои посты. Владельцы сувенирных лавок улепетывали, оставив магазины без присмотра. Дети вопили и били пятками оземь, покуда родители волочили их за собой, как кули с картошкой. И все они живой лавиной текли вглубь страны, дальше и дальше от курортного городка, который через пару часов должен был стать эпицентром землетрясения. Страх....)

Потом случилась беда.

Резкий, высокий звук ввинтился в рокот стихии. Скрипящая мерзость: будто песок на зубах. Звук становился все громче, все пронзительней, и очень скоро Хартха - сквозь усталость и страх - сумел опознать источник этого звука. Человеческое судно; неопасное, но очень быстрое. И... не очень большое, да, небольшое, маленькое судно. Меньше Хартхи, даже меньше Борго... Борго.

Звук оборвался. Хлопок, треск, короткий крик. Удары хвостом по воде - частые, словно Борго играл с волнами. Густое чавканье. Снова крик - слабее прежнего. И всё. Тишина. Только слабенькие, беспорядочные шлепки, которые означали: пытается плыть человек. Хартха, оцепенев, прислушивался еще мгновение, затем поплыл так быстро, как мог. Шлепки становились реже, потом неподалеку забулькало, и Хартха понял: вот оно, то самое место. Он принялся звал Борго по имени, кричал, просил отозваться - ответом был только низкий гул, поднимавшийся со дна. Темным в лохмотьях пятном проявился в воде человеческий труп.

Хартха нашел совсем немного. Скорлупу лодочного борта, разбитого при ударе. Троих мертвецов - они совсем не умеют нырять, эти люди. Плавник, кусок кашалотового хвоста: видно, винты продолжали вертеться, пока не утонул мотор. Вода была темной и пахла мясом. Хартха набрал воздуха, чтобы нырнуть. Может быть, Борго просто оглушен, истекает кровью. Ударом выбило воздух из легких, и мальчик падает на дно. Надо найти, поднять, спасти...

В это время духи на дне решили: пора.

Огромная волна опрокинула Хартху на бок, завертела, подмяла под себя и принялась топить. 'Поделом, - подумал он, задыхаясь. - Следом... пойду...' Водоворот затянул в глубину - косо, безжалостно выворачивая плавники. 'Поделом', - думал Хартха, глотая воду. Но телу Хартхи было плевать на глупые мысли - тело хотело жить, и оно билось, уворачивалось от волн, воевало за путь наверх. Наверх? Не было больше верха и низа, не было дна и поверхности: только бурлящая страстная сила, которая крутила Хартху, и ломала, и обрушивала его на дно, и разбивала ему голову. 'Поделом, поделом', - думал он, задыхаясь. Местами попадались горячие гейзеры - они простреливали всю толщу воды - тело их огибало, чтобы не свариться заживо. Но не всегда удавалось: троекратно Хартху опалило кипятком, и Хартха кричал, как кричал в последние свои секунды Борго. На вдохе вместе с воздухом втягивалась вода, приходилось дышать колючей пеной. Со всех сторон ревело, от слуха было еще меньше толку, чем от зрения, и, когда Хартха совершенно точно понял, что ему не выбраться, все закончилось - так же внезапно, как началось.

Так же внезапно - как началось.

Наступил покой. Море баюкало, успокаиваясь, и стихал бешеный, невесть откуда взявшийся ветер, и солнце грело истерзанную спину Хартхи. Солнце видало и не такие бедствия. Солнцу было все равно... Хартха обессилено качался на волнах. Духи унялись, приняв жертву. Не Борго ли стал этой жертвой, не те ли, кто были в разбившемся катере?

Теперь спешить было некуда.

Хартхе больше всего хотелось выдохнуть, опуститься на дно и больше не всплывать.

Но - никак.

Тогда какая разница, подумал Хартха с отвращением.

И поплыл к атоллу.

Атолл рос - сперва точка, потом - пятно в зеленой, взбаламученной воде, потом - огромная масса, непреодолимая преграда для сонара...

Справа и слева появились тени, и кто-то замаячил позади. Хартха не мог его видеть, но почувствовал, как изменилось эхо.

- Не сворачивай, - сказали слева.

- Не буду, - пообещал Хартха. - Я ведь сам пришел.

- Мальчишку жалко, - сказали справа.

- Да, - ответил Хартха.