Страница 30 из 147
– А я вообще думаю, – влез Уолтер, – что никакая доступность не нужна. Никаких компромиссов с обществом и его приспешниками – журналистами! Человека можно изменить только до двадцати лет, и нечего рассчитывать на тех, кто старше, они все прозомбировались и засохли уже.
– Мы немного отклоняемся от темы, – произнесла тётя Дженни, – но раз так угодно всему Совету… Уолтер, тебе я могу ответить двояко. С одной стороны ты прав, только в молодом возрасте на человека можно ещё успеть воздействовать, приоткрыть перед ним мир прекрасного. С другой стороны, некая мудрость говорит мне о том, что люди не равны друг другу от рождения. – Арталиэн сделала небольшую паузу. Все с интересом посмотрели на неё, желая услышать продолжение этой мысли от Главы Совета. – Каждому что-то даётся ещё до его рождения. Возможно, это заслужено им когда-то ранее, возможно – нет, этого я вам в точности сказать не могу. Быть может, это вложено в человека самим Единым. И если это вложено в одного, не факт, что именно то же будет вложено в другого. Такова воля Единого. – И Арталиэн опустила голову, взор её погас. – Мне не дано проникнуть в Его мысли. Так же, как никому из смертных.
– То есть, Вы хотите сказать, что у нас почти нет шансов пробудить кого-то и вдохнуть в него истинную жизнь? – горестно вопросил Джон. – А я верю, что можно что-то исправить. И не этого ли хочет Единый? Иначе зачем мы вообще существуем?! Не затем ли мы пришли сюда, в этот мир, чтобы исправить то ужасающее, вопиющее попирание духовного – единственной основы жизни?
– Я солидарен с Джоном! – Уолтер поднялся. – Не затем ли мы организовали наш Союз, чтобы что-то делать и сделать реально?
– Вы – молоды, и мне понятен ваш юный пыл. – Леди Арталиэн, стоявшая после своей речи без движения и опустив голову, вновь воспрянула. – Но будьте благоразумны – на этом пути можно сделать ошибку, которую потом тяжко исправлять… Рвение и желание пожертвовать собой во имя чего-то – что может быть благородней? Однако, общество потребления поглотит вас и все ваши сочинения вместе со всеми вашими потугами на изменение его, этого так называемого общества цивилизованных людей! – Взор леди Арталиэн сделался устрашающим. – Внемли же, Берен, сын Барахира! Не растрачивайтесь попусту, берегите свои силы, вы ещё не знаете всей силы Машины, она может пожрать всех нас, даже не заметив!
– Не бывать такому! – воскликнул Уолтер и схватил со стены самый здоровый в зале меч с широким лезвием, а Джон тут же снял со стены висевшую рядом огромную нурманскую[10] обоюдоострую секиру и встал спиной к Уолтеру. Неожиданно тяжелое оружие сразу потянуло руки ребят вниз. Уолтер с трудом подавил идиотский смешок, изо всех сил пытаясь удержать меч двумя руками хотя бы на уровне пояса. В случае тяжелой секиры без определённой сноровки выполнить подобное было и вовсе невозможно, и Джон, импровизируя на ходу, опустил лезвие вниз, облокотился об топорище и грозно произнёс:
– Пусть подходят!
Анна вытащила фотоаппарат и сфотографировала их. Обстановка мгновенно разрядилась. Совет аплодировал стоя двум юным воинам Духа. Леди Арталиэн снисходительно улыбалась, от её грозности не осталось и следа. Уолтер опустил меч и улыбнулся.
– Однако, леди Арталиэн, вы так и не ответили нам, – сказал он твёрдо, но весьма миролюбиво, – вы только обвинили нас в некоей поспешности и юной горячности, пожелали нам не растрачиваться понапрасну. Я запомню эти слова Владыки Совета. Но может быть вы закончите свою мысль? Что же вы предлагаете?
– Я уже предложила нашему Союзу издавать журнал. Теперь я слушаю мнения и мысли по этому поводу.
– Честно говоря, у меня пока тоже нечего предложить, – сказал дядя Чарльз и выпустил пару колец из своей резной трубки. – Как бы там ни было, но если мы серьёзно решили чего-то добиться нашим журналом, то нам нужно время на обдумывание.
– Там где обдумывание и расчетливый ход мысли, там нет и быть не может никакого пламени, отец, – хмуро бросил Уолтер. И поспешил добавить: – Но я, конечно, не призываю уже рубить с плеча. Покурю пока тоже.
– Неужели мы так и не придём ни к какому решению, неужели мы можем только возвышенно рассуждать между собой, радоваться взаимопониманию в нашем тесном кругу, но так никогда и не будем поняты другими людьми? – растерянно спросил Джон.