Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 19

Проследив мой взгляд, Люба… нет, все-таки Любослава (чтоб не путаться) попыталась подняться, рука оперлась об пол, но я перехватил.

– Сиди!

Под моим напором девушка опустилась на место.

– Тогда и вы садитесь, хозяин. – Ее лицо снова смотрело в пол, об окаменевшие мышцы можно было точить меч. – Если вы стоите, я обязана стоять. Я не хочу неприятностей.

– Никакой я тебе не хозяин!

– Вы из них? – Мах спутанных каштановых локонов указал на берег. – Значит, хозяин.

– Я не из них. Я сам по себе.

Любослава покачала головой.

– Вы с ними. Значит – хозяин.

– Не называй меня так. – Я осторожно примостился рядом, образовалась вмятина, словно весил втрое больше. Старые тряпки не годились на роль перины. Вынужденная соседка отстранилась, как аристократка от пьяного гусара, но вздрогнула и заставила себя вновь придвинуться. – Я не хозяин, иначе ты давно была бы свободна.

Щеки Любославы зарделись, на меня брызнуло взглядом, в котором затеплилась жизнь.

– Вы хороший хозяин, спасибо вам. Но если я не буду вас так называть, меня накажут.

Мой тяжкий вздох растрепал ей волосы.

– Называй, как сочтешь нужным, не хочу, чтоб с тобой или с ребенком что-то случилось.

– Чем я могу отблагодарить вас? У меня ничего нет, кроме меня самой.

Показалось, что она хочет развернуть свою хламиду. Еще чего не хватало.

– Тебе хватило еды? – быстро спросил я.

– Спасибо, хватило.

Тон был искренним, но что-то заставляло засомневаться.

– А ребенку?

Любослава сжалась, словно ее собрались ударить.

– Простите… Ему действительно нужно больше.

В течение нескольких минут я прошерстил весь корабль, с носа до кормы и снизу доверху. Довольно результативно.

– Держи.

Перед девушкой образовалась горка всевозможной снеди.

– А вы? – Она, не отрываясь, глядела на пищу.

– Я поел на берегу. Это тебе. Э-э… ребенку.

Лишь тогда Любослава осмелилась начать есть, а благодарности продолжили сыпаться как из прохудившегося ведра:

– Спасибо, что выбрали меня, не пожалеете. Я видела, вы сразу обратили на меня внимание, но даже подумать не могла, что вы такой хороший. Вы же не причините вреда ребенку?

Так и хотелось гаркнуть во все горло: «Я Чапа, обвенчанный по вашим законам муж твоей сестры! Я не хочу причинять вреда ни ребенку, ни тебе, хочу спасти вас, но не знаю, как это сделать!»

Все осталось внутри. Нельзя выдавать себя, никто не знает, чем это аукнется.

– Я спрашивал про Немира, он приезжал в Еконоград?

– Мы не видели отца со дня свадьбы.

Вот как. Папы смогли перехватить раньше. Жаль кузнеца.

– Мы – это вы с мужем? Где он сейчас?

– Убит.

Теперь я просто обязан заботиться о Любославе. Больше некому.

Чертово чувство долга, мама с папой, зачем вы меня так воспитали?! У меня нет выбора! У любой сволочи есть. А у меня – нет.

Хорошо это или плохо? Каждый решает сам.





Девушка полулежала рядом, облокотившись на одну руку, вторая поглаживала округлый живот. Ее сестру я фактически предал, но судьба дала второй шанс. Значит, спасибо, судьба, хоть и кляну тебя последними словами. Ни за что не оставлю Любославу, ведь если не я, то кто же? «Поступай с другими так, как хотел бы, чтоб поступали с тобой», – увещевают, словно сговорившись, все Святые книги. Не хотелось бы, чтоб меня или близкого человека кто-то бросил в сложном положении. Вывод очевиден.

– Эй, молодой, все нормально? – принеслось с берега.

Кто-то махал мне рукой. Может, Урван. Или Ядрей, отсюда не видно. Я махнул ответно, там успокоились.

– Здесь мы как на сцене. – Я поднялся и потянул за собой Любославу. – Пойдем вниз.

– Как скажете, хозяин.

Слово резало по живому, вновь захотелось ругнуться. Сдержался. Пусть называет, если ей так спокойнее.

В трюме латы полетели на пол, я снова настелил лежанку, на которой мы и устроились бок о бок. Приятно ощущать тепло лежащего рядом человека. Любослава не возражала, даже чуточку льнула ко мне, почувствовав кусочек безопасности среди рухнувшего мира.

– Можно? – спросил я, приподняв руку и кивнув на вздутый мяч живота.

– Да, хозяин.

Ладонь опустилась на покрытую дерюгой плотную выпуклость. Внутри была тишина.

– Лучше вот так.

Девушка выдернула тканевую прослойку между рукой и кожей. Меня обожгло прикосновением к сокровенному.

Странное чувство. Под рукой словно зыбкая пелена, за которой растет и мужает параллельный мир. Уверен, такая же отделяет окружающий мир от моего прежнего. Нас, четверых дельтапланеристов, «родило» сюда для каких-то целей. Не знаю, как с остальными, а со мной все ясно. Рожденный из чрева выносившей меня реальности, я рос и мужал, как подобает мужчине, и за небольшое время сумел стать старше на целую жизнь. Теперь мне не требовалась помощь, я мог помогать сам. Не в этом ли смысл жизни – делать все, что можешь? Выходит, я живу. Дома не жил, там я играл в жизнь. Здесь, где жизнь играет со мной, я живу.

– Он действительно пихается? – спросил я.

– Только когда рад или недоволен. Сейчас он спит.

Улыбнувшаяся Любослава накрыла мою ладонь своей, а щека доверчиво привалилась к моему вздрогнувшему плечу. – Ему хорошо. А вам, хозяин? – вдруг встрепенулась она.

Второй рукой я вернул ее лицо на плечо.

– Отдыхай. Мне тоже хорошо.

Некоторое время мы лежали, наслаждаясь маленьким отпуском из ада. Что я мог сделать для Любославы? Сейчас – ничего больше того, что делал. Можно попытаться поднять якорь, хотя одному это не по силам. Но даже если. Нас понесет течением в неизвестные края. Мне неизвестные, да, а ушкурники здесь как дома, и скоростной «Шнурок» настигнет в два счета. Не вариант.

Еще можно проковырять доски и пустить посудину ко дну, если станет совсем невмоготу. Пусть я не падальщик, но и нее падаль. «Врагу не сдается наш гордый Варяг»…

– Умеешь плавать? – спросил я.

– Плохо.

Девушка съежилась. Боится, что какую-то гадость придумаю для своего развлечения, или просто за ребенка боится? А мысль появилась такая: спуститься потихоньку за борт и – вплавь до ближайшего леса, где дать деру…

С беременной напарницей не побегаешь. И не поплаваешь. И вообще – не. Если смысл в безопасности ребенка, то на данный момент безопасней остаться здесь. Надежный пол, крепкие стены и вменяемый я рядом – самое большее, на что она может рассчитывать в сложившейся ситуации.

– Вас зовут Чапа, хозяин, если я правильно расслышала?

Я кивнул. В ее сознании это имя не ассоциируется с непутевым зятьком. Хорошо, но наводит на мысль, что она многого не знает о родственниках.

Словно подслушав, в разворошенную воронку памяти влетел второй снаряд:

– Можно поинтересоваться, откуда вы знаете нашу семью?

Ненавижу врать, тем не менее – надо. Правда подождет своего часа, пока не исчезнет прямая угроза нескольким жизням.

– Бывал в Зырянке гостем.

– Всех знаете, или только отца с Любой?

– Всех. Тебе не известно, где сейчас Елка, Постник, Урюпка, Фенька?

Голова на моем плече отрицательно мотнулась.

– Зырянка разграблена, многие убиты. О родственниках слухи не дошли. Надеюсь, что живы. – После судорожного всхлипа последовало тихое добавление: – Что хоть кто-то жив.

– Кто разграбил? – напрягся я.

– Убегайцы.

– А папы и конязь куда смотрели?!

– Конязь из-за чего-то повздорил с папами, начал готовить разборки, могла начаться смута… Подоспело известие о подходе имперской армии. Муж ушел в ополчение, их вместе со служивыми перебросили к границе. Все понимали: убегайцев оставлять в тылу опасно. Конязь распорядился выдать им оружие и тоже отправить на передовую. До боев не дошло – одни из спасизадов сразу перебежали к противнику, другие повернули оружие против нас. Вооруженные банды заполонили страну, творили, что хотели, многие деревни вроде Зырянки перестали существовать. Какой смысл воевать с империей, если твой дом горит? Конязь отправился восстанавливать порядок, а папы за его спиной договорились с дикими и сдали страну без боя. Многие не приняли позорный мир, в том числе мой муж. Ополчение разделилось на два лагеря. Одни поддерживали пап и подчинение па-хану, другие встали за свободу. Конязь со сторонниками оказался в меньшинстве. Его разбили, начались гонения. Муж выжил. Он успел забрать меня из дома, но скрыться не удалось. В дороге нас схватили. Его посадили на кол у меня на глазах.