Ниоткуда с любовью

В следующий раз Красовский появился в больнице в тот же день, когда сбежала Машка. Он был зол, взволнован и рассчитывал перехватить ее до ее отъезда. Но дома никого не было, и Олег понял, что Сурмина может быть в больнице.

Но и там Олег ее не нашел, зато наткнулся на Агнию Петровну, которая буднично сообщила, что ее дочь не оставила ей своих координат на этот раз, что она даже не приходила сюда. Красовский был в отчаянии. Он понял, что опоздал и бессмысленно ехать в аэропорт. Женька уже увидела его и шла к ним по коридору, и ее мать быстро сказала, что она не должна ни о чем знать, чтобы не волноваться.

Но Женька, не дожидаясь возможной лжи, сама им сказала, что ей звонила сестра, чтобы сообщить о своем отъезде.

— Но куда она уехала? — спросила ее мать, не замечая резкой бледности на лице Красовского.

— Она… она не сказала, — Женька растерянно пожала худенькими плечиками. — Я забыла спросить. А сама она…

— Все понятно, — сквозь зубы пробормотал Красовский.

В тот день он пробыл в больнице недолго, но через несколько дней понял, что его тянет к Маше. Он все еще злился на нее, но это было сильнее его. И он вспоминал ее. Ничего не мог поделать с воспоминаниями, рвущимися наружу. Он вспоминал ее тонкие руки, ее горящие темные глаза, губы, готовые разъехаться в улыбку, ямочки на щеках. Вспоминал заразительный смех и серьезные рассуждения, и язвительные подколки. Вспоминал ее рисунки и любовь к архитектуре. И силу в ее желании стать архитектором, занять свое место. Когда-то, не так давно, эта сила, этот ее внутренний стержень привлек его больше всего. Она была не уверена в себе, ранима, переживала из-за своего детства и своей разрушенной семьи, боялась пересудов и ненависти окружающих, но была очень стойкой и сильной, и этот контраст поразил его, когда он узнал ее поближе.

Так что Красовский недолго метался, чувствуя потребность кого-нибудь убить и что-то сломать, он просто начал приезжать к Женьке в гости, тем более, что девочка так ждала его приездов, и постепенно Агния Петровна привыкла к его присутствию в их жизни. Он не мог преодолеть в себе потребность слушать рассказы о Маше, истории из ее детства и узнавать о ней то, что она сама не стремилась о себе рассказывать. И он все пытался понять это ее желание сбегать, не уходить в другую реальность, а использовать путешествия как способ побега. Машина мама утверждала, что это было качество отца девочек, которое передалось и Маше, она с явной безысходностью говорила, что с этим уже ничего не поделаешь — это какой-то бесконечный ветер перемен влечет ее, как Мэри Поппинс, в другие города и страны.

И с каждым разом в ее взгляде появлялось все больше сочувствия к Красовскому, который заключил себя в добровольное рабство.

— Вам надо жить своей жизнью, Олег. — Сказала она ему в тот вечер непривычно мягким тоном. — И не думать о моей непутевой дочери.

— Она не непутевая, — с улыбкой произнес Красовский. — И вы сами это знаете.

— Знаю, — согласилась Агния Петровна. — Непутевая она лишь потому, что так и не поняла, что невозможно убегать от себя до бесконечности.

— В этом я виноват, — пробормотал Красовский, и Машина мама посмотрела на него с удивлением. — Нет, мы не ссорились, просто… в наших отношениях было слишком много недоговорок. И она не выдержала.

— Ой, да бросьте вы, Олег. А сама она, вы думаете, все вам рассказывала о себе? — скептически поинтересовалась Агния Петровна. — У моей дочери привычка решать все проблемы самой. Она не пускает в это ни меня, ни Женьку, ни кого бы то ни было. И как только она видит какой-то выход из ситуации, она все делает сама. А за последствия, как правило, расплачиваться приходиться всем.

— Но зато она не полагается на старших. Она самостоятельная.

— Да… Только делает что-то вопреки всему, даже во вред себе. И никто не может ее остановить, если она что-то придумала. Это упрямство. Вот вы, например, знаете, что она ушла с очного, хотя была первой на курсе и когда поступала, и когда переводилась на вечернее зимой?

— Я… — Красовский растерянно замолчал. Ему вспомнился разговор за Викиным столом, но она так и не пояснила своих слов. А на следующее утро она уже исчезла. — Я однажды слышал, что она перевелась, но… Я не знал, что она была первой.

— Да она с 14 лет мечтала стать архитектором. У нее были очень высокие баллы при поступлении. И когда она решила перевестись, все вокруг только и делали, что отговаривали ее. Преподаватели схватились за головы, однокурсники звонили и спрашивали, не случилось ли чего.

— Но почему она это сделала? — с огромным удивлением спросил Олег.

— Потому что я как-то сказала, что нам нужны деньги, что на лекарства не хватает. После Нового года Жене стало хуже, нужно было делать операцию. Но я не говорила это с намеком на то, что она должна все бросить и пойти работать. Я сама собиралась взять две смены, что я и сделала. Но она была упертой. Она сказала, что раз нужны деньги, она пойдет работать. Мы с ней поссорились, и она в очередной раз сбежала искать отца. Это было в январе. Пока она ездила, Женю положили в больницу. Она вернулась и пошла искать работу. А перед этим написала заявление о переходе. Она решила все очень быстро. Она просто не оставила шанса уговорить ее все изменить.

— Ничего себе. — Красовский пытался осмыслить то, что услышал, и не находил слов. Кто бы мог подумать… Так вот почему она так напрягалась, когда кто-то говорил на работе, что она всего лишь вечерница. Вот почему она так быстро начала во всем разбираться и почти не делала ошибок. Это объясняло очень многое.

— Но она не сказала вам об этом. — Наблюдая за его молчаливыми раздумьями, заметила Агния Петровна.

— Не сказала, — согласился Олег.

— Так что не думаю, что ваши небольшие размолвки здесь играют какую-то роль. Кто знает, почему она решила сбежать, но уж явно не только потому, что вы о чем-то молчали. К тому же, думаю, что во многих ее действиях все еще повинен подростковый максимализм.

— Возможно, это и правда, — сказал Олег замороженным голосом. Он думал о том, что сказал однажды Маше, когда они разговаривали о ее отце. Она тогда призналась, что возможно побег — это самое лучшее, что только может быть. Пусть все и говорят, что это не так. И если есть какой-то шанс проветрить голову и найти себя, то это уехать.

Красовский тогда очень категорично высказался, что это бред. Они едва не поругались. Олега поразила мечтательность, с которой девушка произнесла эту речь. Он понял, что она действительно могла бы убежать.

«Ты можешь посетить все города мира, но ни в одном из них ты не найдешь себя. А знаешь, почему? Да потому что ты не хочешь себя искать. Ты хочешь убежать от себя. И это совсем не одно и то же. Как можно убежать от того, чего ты сама-то толком не понимаешь?»

Неужели после их разговора она все же решилась на это? Неужели она смогла? Какое-то внутреннее чутье, быть может, то самое, что повлекло его сблизиться с Агнией Петровной и Женькой, подсказывало ему, что есть что-то, чего он не знает во всей этой истории. Возможно, при других обстоятельствах, Олег бы не стал унижаться и просто бросил бы ее, устав от ее детских поступков, очень сильно напоминающих капризы. Он бы собрал ее вещи и отвез бы Агнии Петровне и поставил бы, таким образом, точку отношениям, которые требовали от них обоих столько сил.

Но Олег не мог. Он чувствовал, что что-то не так и изо всех сил пытался это понять. И пока он не поймет, куда она исчезла, он не сможет оставить ее. Ведь отказаться от нее, бросить, не значит, стать свободным.

Уж в этом Олег Красовский никогда не сомневался.

* * *

Полина посмотрела на часы и вздохнула.

Катерина пообещала прийти и не пришла. Если она снова околачивалась в Затерянной Бухте, то у нее будут серьезные проблемы. Родион — вот кого она действительно боялась, а Полину даже в качестве его заместителя не воспринимала. В последнее время девушка сдерживалась с трудом, чтобы не проучить хамку и не рассказать о ее поведении отцу. Но возможно, однажды придется прибегнуть и к этой мере.