Страница 15 из 25
Но если о «Взгляде», то надо сказать иное. «Взгляд» был коротким, таким же коротким, как породившее его историческое явление. Он – его часть, он – одно из его воплощений. Не более и не менее. Перестройку легко представить без того «Взгляда»: не он, так было б что-то ещё, а вот «Взгляд» мог существовать только на отдельном историческом этапе, в определённых исторических условиях и только в позднем, умирающем, агонизирующем СССР.
Сегодня есть такое издание, точнее, такие издания, которые могут слово в слово повторить, написанное в «Огоньке» 20 лет назад. Увы.
«Увы» не потому, что истина изречена бессмертная. А потому что для них ничего не изменилось. «Эхо Москвы» и «Новая газета»».
Леонид Гозман:
«Повторять не надо.
А тот уровень честности и гражданской ответственности сейчас ушёл в неподцензурные СМИ, хотя там слишком много истерики.
Может, «Новая Газета»?»
Владимир Легойда:
«Думаю, да. Страна изменилась, мы изменились – очень сильно. Но разве это отменяет справедливость того, что сказано в этих строках? Разве что я поспорил бы с тем, что стало «всёравно, кто говорит с нами из студии»? Я понимаю, что имеется в виду, но всё же не могу вполне согласиться. Журналистика – это, одновременно, и ремесло, и искусство. А если искусство – то никогда не может быть всё равно, кто с тобой говорит. В искусстве всегда главное, кто».
Юлия Меньшова:
«90-ые годы были временем открытий. Нового. Во всех областях. И на телевидении, прежде всего. Например, существование программы «Я сама» когда-то присвоило лично мне некое звание «проматери» всех женских ток-шоу… Хотя, конечно же, это было не так. Этот жанр давно и успешно существовал на мировом телевидении, просто мне повезло выйти первой в этом формате на российском телевидении. В течении короткого времени женских ток-шоу стало очень много, и мне кажется значимость того, кто именно, – какая ведущая! – обсуждает наболевшие вопросы – тоже несколько снизилась. А ещё через какое-то время и ценность самого жанра ток-шоу начала в свою очередь девальвировать. Это нормальная диалектика жизни. И эффект привыкания, который на телевидении играет очень большую роль. Потому мне кажется, приведенная вами цитата справедлива. Романтическое отождествление «ветра перемен» с самими журналистами, работавшими во «Взгляде» должно было неизбежно подойти к концу. Стал больше интересовать непосредственный «контент». Потом и контент стал привычен. Требовались новые перемены».
Наталия Метлина:
«Нет, ничего подобного нет и не будет. «Взгляд» – это документ эпохи. Главное, что в большинстве своём, ведущие верили в то, о чём говорили – и им верили миллионы. Сейчас на экране все циники. Мы занимаемся зарабатыванием денег, делаем это на высочайшем профессиональном уровне, наши души черствы, а народ хочет зрелищ и жвачки. Получите. Процесс двусторонней деградации уничтожил саму мысль о возрождении подобного проекта, хотя она периодически возникает в головах телевизионных менеджеров. Возникает… и тут же забывается…»
Глеб Нагорный:
«Любое либеральное издание повторит этот пассаж. И с радостью повторяет. ГУЛАГ, геноцид, агрессия, «железный занавес». Тут ведь как подать информацию. Можно истерить и в припадке сучить тонкими ножками, а можно внятно, спокойно и без падучей дать эту информацию для осмысления. «Взлядовцы» именно таким образом и поступали. Заметьте, не кричали, не размахивали флажками ЛГБТ, не пускали слезу, а спокойно делали своё дело. Именно поэтому они остались в сознании телезрителей профессионалами высочайшей пробы, а от нынешних эпилептиков в стрингах только ниточка и останется. По сути, нынешние либеральные журналисты – это психопаты, всё ещё живущие в ГУЛАГе, Мордоре и прочем сне разума, который, как известно, рождает чудовищ. Их к журналистике на пушечный выстрел подпускать нельзя. Им нужна капельница, забота и обязательная страшилка о «чёрной руке» на ночь. Без страшных сказок и бабаек из прошлого они просто не в состоянии воспринимать настоящее. Пена на губах мешает. Уж больно у них хрупкие души…»
Кира Прошутинская:
«Повторить изящную, эмоциональную, романтическую «огоньковскую» цитату, по-моему, сейчас некому – время теперь гораздо более жёсткое, прагматичное, коммерческое, и тратиться на отточенные литературные изыски почти никто не хочет. Разве что, Додолев и Быков…»
Вторая цитата
Дима Быков писал:
«Когда перестройка дошла до некоторого предела и обязана была перейти в иное качество, у Горбачёва на это иное качество не хватило храбрости и дальновидности, а у передовой интеллигенции не было уже того кредита народного доверия, которое требовалось для решительного рывка. Пошли пресловутые пустые прилавки, безработица – короче, массы-то ещё готовы были терпеть, но интеллигенция, привыкшая быть во всем виноватой, уже сомневалась, а туда ли мы идем. От «Взгляда» требовалось уже не разоблачение ужасного прошлого и не социальные диагнозы, а поступок, нечто пассионарное, романтическое, в духе, может быть, Невзорова, или совсем наоборот – не знаю. Во всяком случае, для решительного этапа, скачка требуется темперамент иной, не свойственный прагматику. И когда программу закрыли, «Взгляд» – к тому же расколовшийся, но не будем вспоминать печальный инцидент с мукусевским интервью Ниточкиной в «Огоньке» – не продемонстрировал готовности боротся в открытую, ярко, демонстративно; выпуски «Взгляда из подполья» по остроте и динамичности уступали официальному, разрешенному «Взгляду». Ни Любимов, ни Мукусев, после раскола делавший что-то своё, региональное, не были приспособлены к существованию в подполье. Их стихия – легальность. В подполье очень трудно быть профессионалами. Что мог сделать тогда «Взгляд»? Не знаю. Но уж, во всяком случае, не смиряться с закрытием, не ограничиваться пресс-конференциями. Но Любимов и Политковский – не политические борцы, хотя и были депутатами Верховного Совета. А Захарова тогда уже интересовали совсем другие вещи – например, история, потому что в современности он разочаровался. Новый этап деятельности «Взгляда» мог начаться в конце 1991 года, после путча, но не начался, поскольку Россия так и застряла на пороге чего-то, и куда двигаться дальше – никто не знал. Потому так и не хотелось всем нам прощаться с эйфорией, наставшей после августа 91-го, потому и Ельцин сразу улетел в Сочи. В некотором смысле Россия никогда не была выше того предела, которого достигла в 91-м. Во всяком случае, здесь я солидарен с Аксёновым: то были три лучших (пока) дня новой русской истории. Потом было отступление. В нём тоже никто не виноват – страна такая. И «Взгляд» справедливо рассудил, что бороться бессмысленно – пора расходиться и делать своё дело применительно к реальности. Это ответ истинных прагматиков. Наиболее эгоистичный, но и наиболее здравый выход – он хоть к чему-то ведёт. С этого момента «Взгляд» перестал быть символом свободы и стал символом преуспеяния».
Цитата объёмная, но прокомментировать её можно и лаконично, если есть, конечно, что сказать по этому поводу.
Лев Вершинин:
«Дима был и остаётся большим балованным, очень способным и начитанным ребёнком. Всё было спрограммировано, запланировано и личные обиды «взглядовцев», которые, вполне вероятно, имели место, были только их проблемами. Мавры просто сделали своё дело и ушли. Возможно, в печали. А если уж на то пошло, главным гражданским подвигом Политковского и Любимова я бы назвал их поступок в ночь с 3 на 4 октября 1993-го, когда они сказали: «Чума на оба дома» и пошли спать».
Алексей Вишневецкий:
«Журналистика – это вообще не борьба, журналистика – это просто профессия, ремесло (Довлатов), способ зарабатывания денег. Закрыли твою программу, иди делай другую, если позовут».