Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 9

Однако социальная история ХХ столетия изменила расстановку сил на поле труда и капитала. Ставшие уже привычными долгосрочная занятость, стабильный труд, заслуженное пенсионное обеспечение утрачивали стабильность.

Во второй половине ХХ столетия перспективы постиндустриальной эпохи все более очевидны. Этому способствовало и набиравшее обороты развитие техники. Появлялись новые технологии, не требовавшие привлечения индустриального труда, на первый план выходили новые профессии, все более востребованными становились виртуальные информационные практики. В определенный момент времени вектор взаимодействия «капитал – труд» стал менять свое направление.

Для Баумана в современных условиях «занятость становится краткосрочной, лишается четких перспектив (не говоря уже о гарантированных), превращается в эпизодическую», когда «правила игры в карьерное продвижение или увольнения отменяются, либо имеют тенденцию изменяться задолго до окончания игры»: «Работник больше не предан рабочему месту, предприятию. На смену долгосрочной ментальности приходит краткосрочная. Корпоративная культура, столь долго провозглашавшаяся как путь к процветанию компании, утрачивает свою роль и значимость»[34].

Что теперь значит труд в обществе потребления? Для чего человек работает? Чтобы существовать, реализовывать потребительские наклонности, развлекаться?

Мир увлечен скоростью, мобильностью, ничто больше не препятствует человеку в его стремлении к переменам, в условиях глобализации стираются национальные различия, традиции все больше уходят в прошлое.

В современном мире почти не остается констант: современный человек не ждет долгосрочного результата, все интересно только сегодня, сейчас, а завтра могут быть другой город, другая работа, другой брак, другая машина. Тогда зачем вкладывать душу, отдавать всего себя делу, которым занимаешься только сейчас?

Никто уже не создает скрипки Страдивари. На смену индивидуальному рукотворному труду сначала пришло машинное производство, затем конвейер, а в перспективе – обезличенные автоматизированные производственные комплексы.

И если нынешняя версия взаимоотношений труда и капитала еще не предполагает окончательного разрыва, то она определенно предсказывает их разъединение[35]. Труд, и прежде всего индустриальный труд в его классическом понимании, теряет свои позиции равноправного партнера. И, как следствие, на повестке дня вопрос: будет ли труд по – прежнему определять образ жизни человека новой современности?

Феномен конца труда в его классическом понимании

Вопрос о конце труда в его классическом понимании, затрагивавший разные стороны и перспективы общественного развития, вызвал дискуссию в академических кругах. Завершалась не только эпоха индустриального труда, но и менялся привычный для человека образ жизни. Трудящийся обретал новые степени свободы. Уходя от обычной привязки к трудовому расписанию, работник лишался и опеки работодателя. Тем самым менялась и роль представителя капитала, обеспечивавшего трудящемуся не только занятость, но и социальную защищенность. При этом конец труда в его классическом понимании означал не только переход к краткосрочной занятости и высвобождение времени, которые можно было бы использовать для самореализации, но и сокращение возможностей трудоустройства, что вряд ли следует относить к позитивным последствиям происходивших социально – экономических перемен.

Следует отметить и тот парадоксальный факт, что в перспективе освобождения от тягот трудовых обязанностей прошлого современный человек по – прежнему ощущает тяготы трудового процесса. Скинув оковы индустриальности, современный труд во многом остается не менее тяжелым ввиду своего однообразия, монотонности, психического напряжения, наличия стрессовых ситуаций.

Но люди все также занимаются деятельностью, они пока еще деятельны, хотя бездеятельность как времяпрепровождение, даже образ жизни уже не порицается. И деятельность в условиях современности весьма противоречива. С одной стороны, в ХХ – ХХI вв. она перестает быть исключительно физической, с другой, возникли такие формы занятости, как гибкая занятость, неполная занятость, занятость по контракту. Эти виды занятости предполагают, что человек долгое время не работает, у него освобождается дополнительное время, свободное от основного труда. В тоже время значительная часть трудящихся, освободившись от тягот физического труда, все также тяжело трудятся. Их жизнь посвящена непомерно тяжелой, поденной работе, сопоставимой по усталости, сопровождающей ее, с трудом физическим.

«Я не буду говорить о разнице между нынешними и прежними условиями труда, – пишет французский антитехницист Жак Эллюль, – о том, что сегодня, с одной стороны, работа менее утомительна, а рабочий день – короче, но, с другой стороны, труд стал бесцельным, бесполезным, обезличенным, регламентированным, работники ощущают его абсурдность и испытывают к нему отвращение, их труд уже не имеет ничего общего с тем, что когда – то традиционно называлось работой»[36].

И вместе с тем рост высоких технологий, сокращение индустриального труда порождают множество проблем: сокращаются рабочие места, растет социальная незащищенность и т. п. Все чаще мы узнаем не только о конце труда в его классическом понимании, а о проблемах труда как одного из основных институтов общества, возможности прекращения трудовой деятельности или ее кардинальной трансформации.

Труд теряет былую значимость. Все больше людей смотрят на труд как на тяжкую повседневность и были бы рады навсегда от нее избавиться, особенно в условиях гнетущего обострения глобальных проблем, которые со времени обнаружения их Римским клубом так и остались не только нерешенными, но продолжают предвещать человечеству гибель от экологической катастрофы, исчерпания природных ресурсов, неизлечимых болезней, перенаселенности планеты и пр.

Капитал против труда и государства

Поднявшись на волне индустриальной эпохи, труд, наряду с государством, полноправно занял место одного из основных социальных институтов. Переход к постиндустриальной эпохе, реалии глобализации в корне меняют расстановку сил в обществе и сфере труда.



В современных условиях труд переживает кризис, что проявляется не только в исчерпании возможностей его классической модели. Свидетельство кризиса труда как одного из основных социальных институтов – неопределенность его роли, статуса, значимости.

Как сказывается изменение роли труда на жизни человека и общества? Измененяются трудовые практики, появляются новые виды деятельности, новые профессии. Принуждение к труду уходит в прошлое: человек может не работать, и не будет за это наказан.

Вместе с тем, труд по – прежнему остается одним из основных источников существования человека.

Поэтому сокращение сегментов рынка труда, где были востребованы рабочие профессии, усложняет жизнь все большего числа людей.

Выдающийся социальный теоретик Ульрих Бек бьет тревогу, связывая с кризисом труда самые негативные последствия для общественного развития. Он видит причины кризиса труда в мировой экономической политике неолиберального режима, ее наступательном движении против основных социальных институтов, против национальной экономики и национальных государств: «Речь идет о том, чтобы в новом раунде борьбы отодвинуть старого противника по имени ″труд″ на запасной путь истории; но также о том, чтобы одновременно заявить о расторжении договора с государством, т. е. чтобы избавиться от пут труда и государства в том виде, как они сложились в ХIX и ХХ веках»[37].

Основные тренды мирового развития кардинально меняют расстановку сил в обществе (в том числе и в трудовых отношениях, в решении социальных проблем трудящихся). С интеграцией коммунистического блока в мировой рынок «в резкой форме заявляют о себе основные аспекты капиталистической динамики, которые ″маскировались″ в западном капитализме всеобщего благоденствия»[38].

34

Бауман З. Указ. соч. С. 31.

35

Там же. С. 32.

36

Ellul J. The Technological Society. N.Y.: Random House, 1964. P. 320. Цит. по: Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. М.: Akademia – Наука, 1998. C. 213.

37

Бек У. Что такое глобализация? Ошибки глобализма – ответы на глобализацию. М.: Прогресс – Традиция, 2001. С. 10–11.

38

Там же. С. 168.