Страница 50 из 51
Здесь наверху, во всю пекло солнце. И вокруг расстилались широкие горизонты, заполненные синеющей вдалеке, по горным отрогам, непроходимой тайгой.
Где-то за склоном, на восток от меня, скрывалась шумная сине - холодная река, а здесь, на неровной плоскотине, кое - где из зарослей тёмно-зелёного стланика, торчали коричнево - серые скалы - останцы.
Я замедлил движение, стал глубже дышать, по временам любуясь открывающимися видами речной широкой долины, внизу.
Визирка, пересекая потайной ключик, струивший отражающие солнечный закат мелкие воды по каменистому ложу, поднималась чуть в гору и там, делала поворот на девяносто градусов и тянулась дальше на юг.
Собаки прошлёпав по воде прячущейся во мху, появились у меня на виду и скрылись в стланике хвойной стеной стоящем по обе стороны просеки.
Я шёл и думал, что работа в одиночку меня устраивает и даже нравится, но всё- таки отсутствие возможности гулять по окрестностям, лишает меня удовольствия и здоровья одновременно...
Здесь, на высоте, воздух чист и прозрачен, солнце ласково, глаз охватывает зеленеющие пространства на десятки километров вокруг.
За речной долиной поднимались крутые отроги Северо-Муйского хребта, а за ними, в лёгкой дымке, далёкие, скалистые вершины Муйского хребта. И я сегодня чувствовал себя, как никогда сильным и здоровым, спокойным, без ненужной в жизни суеты и волнений...
Слева, из стланиковой чащи раздался лай: частое, задорное тявканье Рики; басистый, редко подаваемый голос нелюдима Пестри; размеренный и звонкий лай Уголька...
Я заторопился, продираясь почти на ощупь среди зелено-хвойной, пушисто - пахучей бахромы стланика...
Выйдя на маленькую полянку, покрытую крошевом разбитого песчаника, я увидел раскопанную медведем бурундучью норку, собак суетящихся под длинной веткой на вершине которой сидел испуганный, серо-полосатый зверёк.
При моём приближении он тревожно засвистел, собаки всколыхнулись, затолкались под веткой, задрав головы вверх и блестя глазами. В этот момент бурундучек, молнией мелькнул по стволу, скатился на землю и исчез среди корней.
Возбуждение собак достигло предела!
Мешая друг другу, они кинулись вслед зверьку, но промахнулись. Как заправские землекопы, собаки быстро, быстро двигая лапами, закопались в глинисто - каменистую почву, только песок полетел по сторонам...
Я пожурил великовозрастных дурачков Уголька и Пестрю, за детское легкомыслие. Ведь охота на бурундуков - это верх падения для уважающей себя охотничьей собаки...
- Ну хорошо - увещевал я их - этой глупой девчонке Рике, можно простить лай и погоню за бурундуком...
- Но вам то уже не первый год. Нет, нет! Стыдно друзья, быть такими легкомысленными!..
Уголёк и Пестря, понурившись стояли, слушая выговор.
Их возбуждение вызванное погоней за полосатым зверьком прошло. Они, презирая и коря себя, отошли от Рики и не скрывая стыда и разочарования, удалились в чащу, а я, посмеиваясь над незадачливыми добытчиками, продолжил путь...
Я прошёл от силы сто шагов, когда издалека раздался злой, частый лай. Вначале, я подумал, что это чужая собака, - так далеко это было от меня...
Но ни Пестри, ни Рики, ни Уголька вокруг не было видно. Пока я размышлял, кто это мог быть, лай сдвинулся с места и стал приближаться...
Я остановился, привставая на цыпочки, стал смотреть поверх зелени вершин стланика и мне показалось, что вдалеке мелькает что - то большое и тёмное...
Мелькание приближалось и метров со ста, я уже хорошо рассмотрел, чёрный силуэт зверя, бегущего по чаще...
Вначале я подумал, что это сохатый. Но когда силуэт находился уже метрах в пятидесяти, я с волнением и беспокойством понял, что это медведь...
Он летел, стелился над высокими, на уровне полутора метров ветками стланика, подминая их под себя, как траву...
Тут я засуетился, скинул ружьё с плеча, стал торопливо шарить по карманам, разыскивая патроны с пулями...
Потом, уже не таясь, громко щёлкнув замками, переломил ружьё, бросил в отверстия патронника картонные гильзы заряженные пулями, закрыл стволы и прицелился в приближающегося зверя...
Медведь, на всём скаку вылетел на просеку метрах в тридцати от меня и я, прицелившись, автоматически нажал на курок...
Сухой треск выстрела обежал окрестности, оттолкнувшись от скал, вернулся громким эхом, утратившим чёткость реальности...
Медведь остановился, всплыл - вздыбился над просекой, повернувшись ко мне грудью. Тут из чащи выскочил Уголёк и с захлёбывающимся воплем злобы и гнева, сходу прыгнул на грудь медведя...
Завязалась ожесточённая борьба!
Медведь, стоял на задних лапах согнув спину и силился оторвать от себя собаку, отдирая её от себя и клыками, и когтями; длинная коричневая шерсть на загривке у зверя двигалась волнами в такт движению мышц и при движении, она отливала на закатном солнце, золотыми отблесками.
Уголёк беспрестанно злобно визжа дрался бешено, умудряясь висеть на груди зверя и вместе с тем, успевая драть того зубами и когтями лап.
Он был похож на злого чёртика, а медведь сильно напоминал деревенскую толстую бабу, стирающую на доске бельё в деревянном корыте.
... Здесь я очнулся, вновь вскинул ружьё и сразу же его опустил.
В стволах остался лишь один заряд, а я не хотел рисковать. В случае второго неудачного выстрела медведь мог кинуться на меня и я не успел бы перезарядить ружьё...
Решив, что из левого ствола буду стрелять только в упор, я, торопясь, вынул стрелянную гильзу из правого ствола, перезарядившись, вновь приложился целя в голову медведя и выстрелил...
...Я боялся попасть в Уголька и поэтому промазал и вторым, и третьим выстрелом...
Пестря и Рика, в это время, топтались шагах в пятнадцати от медведя, оглядываясь на меня, суматошно и испуганно лаяли, вздрагивая и прядая ушами, когда яростные вопли Уголька достигали самой высокой ноты...
Я зло крикнул на них, но собаки не двинулись вперёд ни на метр...
После третьего выстрела над стволом, искажая прицел, стали подниматься струйки горячего воздуха...
В запасе оставалась одна пуля...
Если бы я верил в бога, то я бы перекрестился, вкладывая её в ствол.
Вскинув ружьё, помня о том, что после выстрела у меня останется лишь один заряд в левом стволе, я тщательно прицелился в туловище медведя, на уровне верхних лап...
После выстрела, я услышал звук попадания пули в тело; не отрывая взгляда от прицельной планки, я видел, как струйки горячего воздуха искажали силуэты дерущихся - медведя и собаки...
Медведь продолжал, всё так же месить когтистыми лапами рыкающего по временам в ответ, Уголька...
Наконец зверь, оторвал вцепившегося в него пса и сбросив на землю, развернулся и рявкнув в последний раз, исчез в чаще...
Казалось всё закончилось...
...Я осторожно, держа ружьё на изготовку, подошёл к месту драки. На мху, на песке вокруг, валялись клочья черной собачьей и коричневой медвежьей шерсти.
Наклоняясь, я рассматривал следы, когда из кустов, появился Уголёк. Он подошёл и сразу лёг на землю.
Я осмотрел его.
Отважный пёс тяжело дышал, со стонами выпуская воздух из лёгких. Шерсть его покрывали пласты тягучей медвежьей слюны. Видимо медведь разевая свою огромную пасть, впихнул туда почти всё туловище собаки, кусая его и заслюнявил собачью спину...
Я погладил Уголька и тот со стоном лёг на бок, облизывая места на теле из которых струйками стекала кровь. Из анального отверстия тоже показалась кровь и я с ужасом понял, что пласты пены, оставлены медведем, когда он, кусая собаку за живот, видимо повредил ей все внутренние органы: печень, желудок, лёгкие...
В это время, уже далеко, в вершине распадка, страшным и яростным басом, с металлическими визгливыми нотками, проревел убежавший медведь.
Уголёк встрепенувшись, постанывая встал и не обращая внимания на мои ласковые уговоры, пошатываясь исчез в зарослях, по направлению услышанного медвежьего рёва...