Год жизни

В таких местах тебя могут съесть напавшие медведь или волки, могут покалечить лоси и кабаны - секачи...

К сожалению, охранители заявляют во всеуслышание: "В такие времена в лесу нечего делать!.."

Но ведь весна - замечательное время для походов и для исследования незнакомых таёжек и глухих урочищ! А что в таком случае остаётся делать, таким любителям приключенческих походов, как я?

Вообще, современный охотничий кодекс во многом исходит из признания любого человека в лесу - браконьером. Но очевидно, что это не так. И уж во всяком случае, надо исходить из презумпции невиновности.

Кроме того - охота - это ведь образ жизни, а как можно лишать человека жизни на время, на отдельные части годового цикла?

К сожалению, такую крепостническую точку зрения защищает и нынешний закон!

...Обо всё этом, я размышлял, пока обедал и пил чай на берегу заснеженной реки...

Во второй половине дня поднялся ветер, сосняк вокруг зашатался и зашумел. С потемневшего облачного неба посыпалась мелкая снежная крупа...

К вечеру, я спустился к Муякану и заночевал вторую ночь в сосновом бору, в ложбинке, около незамерзающего ручья.

Сухих дров кругом было много и я хорошо спал у большого костра, горящего ярким и тёплым пламенем. Волчок, где - то нашёл остатки зайца и ел его, с хрустом разгрызая кости.

- Это ты хорошо придумал - похвалил я его. - У меня для тебя продуктов нет, а остатками моей каши ты очевидно не наедаешься...

Волчок при этом глянул на меня, вильнул хвостом, и на всякий случай оттащил свою добычу подальше от костра...

Утром вновь был ветер, но и солнце проглядывающее сквозь белые пушистые облака, на синем небе. Зимой таких облаков не бывает...

Потеплело...

Когда я спустился в низину, на стрелке при слиянии Муякана и Муи снегу стало поменьше и кое - где, из промёрзшей земли торчала только серая, прошлогодняя трава...

Тут, в широкой пойме, где солнце не имеет горных преград, была уже настоящая весна!

Деревья стояли поодиночке или группами, а между ними пространства, заросшие высокой, вытаявшей травой, прибитой к земле прошлыми зимними снегопадами и морозами. В низинах торчали куртины кустарников, таких густых, что их приходилось обходить вокруг...

Я вышел на лесную дорогу петляющей по широкой равнине среди отдельно стоящих островков крупных сосен.

Вдруг, с одной из них снялся глухарь и, пролетев вдоль дороги сотню метров, снова сел в ветви, большой пушистой сосны. Волчок помчался следом, по зрячему и какое - то время спустя, раздался его звонкий лай.

Перезарядив ружьё мелкой картечью, я начал красться, аккуратно подходить к дереву, на котором сидела крупная птица. Ветер дул откуда - то сбоку и шумел, качая ветки. Прячась за стволы, от дерева к дереву, я шёл на лай и наконец, увидел собаку, а потом вглядевшись, заметил чернеющего среди зелёной хвои глухаря.

Он сидел на толстой ветке, близко от ствола, крутил головой и глядя вниз, скрипучим голосом раздражённо хрюкал на собаку.

Последние шаги я делал очень медленно...

Убедившись, что расстояние между мной и глухарём не более пятидесяти метров, я поднял ружьё, затаив дыхание прицелился и нажал на спусковой крючок. Ветер слегка заглушил грохот выстрела, отдача чуть толкнула в плечо, А птица, всплеснув крыльями, упала с ветки к ногам Волчка.

Я видел, как моя собака прыгнула на глухаря, схватила, несколько раз прикусила и бросила птицу...

Глухарь лежал неподвижно чёрный, с промельком белого в распустившихся крыльях и алые брови на угловатой, клювастой голове нависали, над закрытыми серой плёнкой, глазами.

Когда я подошёл, Волчок повилял хвостом, "поулыбался" прижимая уши к голове и обнажая белые зубы, словно хотел сказать: "А что хозяин? Выстрел был неплохой..."

Я воздержался от комментариев...

Ведь в сидящую мишень и не охотник может попасть.

Отрезав глухариные лапки, покрытые как у дракона, чёрной роговицей чешуек, я бросил их Волчку и тот, похрустывая, прожевал и проглотил их.

Я, как обычно, быстро снял перья со шкурой, а она у глухаря толстая и достаточно прочная. Тушку завернул в полиэтилен и уложил в рюкзак. "Теперь у меня есть килограмм - полтора свежего мяса, и немного косточек для Волчка" - думал я, весело улыбаясь и бодро шагая дальше по дорожке...

Вскоре, выйдя на открытое место, увидел впереди широкую спокойную реку - серо свинцовую, холодную гладь воды, с морщинками волн, закручиваемых течением. Пойма расстилалась на несколько километров вширь, без деревьев, без кустарников, покрытая высокой, серой, прошлогодней травой.

Вырвавшийся из леса ветер, с тихим шуршанием шевелил медленными волнами, её густые заросли ...

По небу бежали тёмные тучи и солнце скрылось за ними, хотя в воздухе заметно потеплело. Внезапно, впереди, на берегу реки завиднелись какие - то строения и я понял, что это лагерь одной из геологических экспедиций, которых на БАМе работало множество.

Через некоторое время, я подошёл к деревянным домикам и палаткам, перед которыми стояли колёсный трактор Беларусь и ГАЗ - 66 с тентом. Меня заметили, и какой - то мужичок, в штормовке, пошёл мне навстречу.

- Издалека? - спросил он поздоровавшись, и когда я сказал, что из посёлка, с сейсмостанции, он заулыбался и произнёс - А я вас помню...

- Мы недавно у вас ночевали. Мы ещё с вьюками на лошадях шли...

Я кивнул. Действительно, недели три назад, в нашей избушке ночевали геологи, которые шли с лошадьми, на Мую...

Мужичок пригласил меня в столовую - в фанерный вагончик, в котором были ещё люди. Я поздоровался и пожилая повариха, в ситцевом переднике, предложила мне поесть и я, не стал отказываться...

Она наложила мне полную чашку гречневой каши с тушёнкой и налила кружку компоту. Скинув рюкзак у входа, я сел к столу и начал есть, а все рассматривали меня с удивлением, изредка задавая вопросы. Второй мужичок, в замасленной спецовке, видимо шофёр "Газика", спросил недоверчиво: - А где ты ночевал то? Тут до посёлка очень далеко!..

Я прожевав ответил: - В лесу, у костра. Я привык ...

Мужичок покачал головой: - Холодно ведь и потом звери - пояснил он.

- Ну, я с собакой. Она если что даст голос - ответил я, но про ружьё не сказал. Перед заходом в лагерь геологов, я спрятал его в рюкзак, разложив предварительно. От греха подальше...

Повариха сходила на кухню, вынесла полбуханки чёрствого хлеба и отворив дверь, бросила его Волчку, который спокойно лежал у большой квадратной палатки...

Поев, я поднялся, поблагодарил хозяев и сказал, что мне надо идти.

- Куда ты? - всполошился первый мужичок, который бывал на сейсмостанции. Оставайся ночевать. Место найдётся, ужином покормим...

Я вежливо, но решительно отказался: - Я всего на пять дней свободен. Потом моя смена на сейсмостанции и поэтому, мне надо быть в посёлке через два дня...

Волчок, увидев, что я снова надел рюкзак, удивился и был явно разочарован - ему здесь нравилось.

А мне не хотелось оставаться среди малознакомых людей, разговаривать о ненужных мелочах, зависеть от чужого распорядка и привычек...

И потом, я уже привык к свободному одиночеству...

...Отойдя с полкилометра от стоянки геологов, я стал что - то весело насвистывать и собака посмотрела на меня с недоверием.

А мне было хорошо.

Я сэкономил на обеде почти час и впереди было ещё полдня светлого времени, за которые я мог попасть в интересные красивые места. Я радовался весне и свободе, своему здоровью и даже тому, с каким деловым видом трусил впереди Волчок!

И вдруг замурлыкал песню: - А я простой, советский заключённый и мне товарищ серый, брянский волк...

Закончив петь, я засмеялся вслух, а Волчок нервно оглянулся...

Вскоре, снова начался лес, появился снег лежащий местами в тени деревьев.

Продравшись сквозь чащу ельника, растущего полосой по дну распадка, я вошёл в заросли ольхи с редкими соснами и тут, вспугнул двух сохатых - наверное поднял их из лёжки.