Страница 6 из 7
Танец вокруг сгоревшего подпятника Николай Васильевич Затовский пояснил Горину так: «Лучшим умам, собравшимся вокруг подпятника, было это в новинку, а я уже видел четыре подпятника, сгоревших на Братской ГЭС. Машины стали большими, давление на подпятник стало таким, что отжимало смазку. Без принудительной смазки было не обойтись, а главный конструктор был против. Когда баббит подпятника подплавился, быстро привезли из Братска всё необходимое для смазки».
Вежливый, обходительный «папа» Затовский держал своих героев крепко. Была у него элита для знамен и наград, преданная ему. А была и чёрная кость; могли погрузиться в запой на неделю-другую. Потом приходили, опустив голову. «Нехорошо, Володя, подвёл ты меня. Больше так не поступай, скажет огорчённый «папа» – Ну иди, работай». Только вынет чёрную книжечку и сделает в ней пометочку. И напомнит Володе об этом инциденте, когда надо будет ехать туда, где денег мало, а работы много. И поедет Володя. Куда ему деваться?
Весной 1961 года на Братский участок СпецГЭМа, которым командовал Затовсий, приехали по распределению четыре однокурсника Горина. Жизнь ребят пролетела в пути: Сибирь и Средняя Азия, Ближний и Дальний Восток, Китай и Бразилия, Аргентина и Канада, Румыния и Югославия – как у путешественника Миклухо-Маклая. И ещё неизвестно, кому было проще находить общий язык: Миклухо— Маклаю с папуасами или им со СГЭМовской вольницей. Один из четверых упомянутых соратников папы, Генрих Козловский был четвёртым в социологическом опросе: «Про жёсткость Затовского тебе говорил человек со стороны, не монтажник. Бил Затовский только тех, кто мог устоять. Но тех, кто упал, всегда поддерживал. Был у нас электрогазосварщик экстра-класса Мошников Иван Иванович. Четыре раза его исключали из партии за пьянство. Каждый раз Затовский вмешивался: «Не исключайте, это последнее, что у него осталось». Никогда Мошникова папа ни в какую дыру не посылал. Помнил, что у него неизлечимо больная жена в больнице, и он один растит дочь. Прежде чем в дыры рабочих посылать, папа ездил туда сам. Заставлял работать, но сам работал в три раза больше. Шуточки были больше для посторонних. Какие уж тут шутки, когда рабочий день начинался в восемь утра, а закачивался планёркой в одиннадцать вечера».
Был у Горина в руках ещё один материал на папу Затовского – негативный. Однажды к Горину позвонил один СГЭМов-ский начальник и попросил посмотреть на рукопись книги одного простого работяги электрогазосварщика СпецГЭМа Староверова Геннадия Егоровича. Начальник предупредил, что Геннадий Егорович – главный кляузник их треста и пишет во все инстанции.
Предисловие к книге Г.Е.Староверова написал писатель Борис Николаевич Никольский, бывший тогда главным редактором журнала «Нева», видным деятелем Перестройки, парламентарием, одним из авторов знаменитого «Закона о печати», открывшим эру свободной печати в России: «Эта книга – исповедь человека въедливого, неравнодушного, не умеющего мириться с несправедливостью, бесхозяйственностью, безалаберностью окружающей жизнью. Автор книги из породы людей, кто, что называется, режет правду-матку в глаза любому начальству, не робея ни перед министром, ни перед Генсеком. Обо всём, что он видел, пережил, передумал, обо всём, что наболело в его душе, он и рассказывает в своей книге».
С позволения Геннадия Егоровича Горин сделал выжимку из текста не напечатанной книги и поместил ее в своём опусе «Чудо Саян». Однако текст Геннадия Егоровича столь колоритен, что Горин решил его пунктирно отразить ниже. Это не пас в сторону, ибо сквозь негатив в тексте Геннадия Егоровича просматривается трудовой порыв и энтузиазм гидростроителей тех лет, а также показывает, как легко обмануть «человека со стороны» – честного журналиста Б.Н.Никольского, принявшего малограмотное каляканье пожилого кляузника за голос борца за правду, радетеля народа.
Начинал Геннадий не в СГЭМЕ, а в ГЭМе. Большая разница: СГЭМ монтировал турбины и генераторы, ГЭМ – трансформаторы и подстанции. В СГЭМ, к папе Староверов попал в 1967 году. Итак, портрет Николая Васильевича Затовского, нарисованный сварщиком-диссидентом (с сохранением стиля, орфографии и пунктуации цитируемой рукописи).
«Моя семья жила в Красноярске, а я жил в общаге в Дивногорске. Ездил домой только по воскресеньям. Агрегат уже монтировали (их два сразу, это было к 50-летию советской власти). Это была круглая дата, понаехало много «пускачей» отовсюду, особенно из Москвы. Работали по многу часов. Я, в основном, сидел на аргонодуговой сварке, на алюминии. Моя жена была в положении, а мне даже некогда было съездить домой. Было трудно, и агрегаты подходили к пуску. Шинопровод готовый пустили на холостые обороты. Они отработали 72 часа, стали пускать под напряжение, стал греться шинопровод. Решили срочно делать токосъёмные шины.
Это была ошибка завода. Это работа СГЭМа, а у них не было ареонщика-сварщика. Меня отдали к ним с моей аппаратурой. Нужно было срочно заварить три тысячи колец. А мои ребята ушли в отгулы, питерские уже уехали. И вот мне пришлось работать пять суток. Поставили раскладушки на работе. Слесаря подгонят – я варю, пока новые делают – я сплю, ведь 7 ноября скоро. Был председатель госкомиссии Беликов (старичок седой). Он всегда заходил смотреть. Видимо, вовсе не спал. Вот как-то ночью запнулся он за мои шланги. Я промолчал. Он ещё раз запнулся. Я не выдержал и говорю ему: «Что ты ходишь тут, как маятник?». Утром спрашиваю мастера Валеру Зотова: «Кто этот дед?» Он мне говорит: «Это председатель госкомиссии, будет докладывать Брежневу о пуске агрегатов». Я говорю: «Валера, я его ночью оттянул». А он, видимо, услышал наш разговор, потом заходит и говорит: «Ничего, сынок, я в молодости тоже горячий был, а ты молодец. Ты даже не знаешь, какую работу ты сделал». Ведь оставалось 6 часов до пуска. Сделали, пустили под нагрузку, отрапортовали. Бочкина качнули. Он сказал, чтобы два ящика водки передать монтажникам. На то были монтажники СГЭМ.
Как обошлись со мной? Не заплатили ни СГЭМ, ни ГЭМ. То есть мне сказал Лис из СГЭМ, что они перевели в нашу организацию, а они, а мне говорят «нет». Вот так отнеслись – конечно, обидно. А ведь потом закатили банкет в ресторане «пускачи», которые палец о палец не ударили, получили награды, премии по несколько окладов. Дали мне бумажку грамоту за подписью Непорожнего и «иди Вася гуляй».»
Не только бумажку за подписью дали Вам, Геннадий Егорович. А два ящика водки от начальника строительства? А трёхкомнатная квартира в Дивногорске взамен однокомнатной в Красноярске? Старичка, «который вовсе не спал» звали академик академии архитектуры Беляков Александр Александрович – доверенное лицо партии и правительства в гидроэнергетике. Ни один выбор створа новой ГЭС, ни один торжественный пуск не обходился без старичка, «который вовсе не спал».
В книге Геннадия Егоровича 130 страниц и все фамилии подлинные, кроме одного героя под псевдонимом Лис. Взял тогда
Лис Староверова из ГЭМа в СГЭМ и отправил на Вилюй. «Поставили меня на спиральную камеру. Это работа ломовая: толщина металла до сорока милиметров и надо варить ручной сваркой. Делать в общаге нечего, и я работал по 10–12 часов. Первый месяц заработал тысячу рублей». – вспоминал Геннадий Егорович. Неплохая зарплата для 1968 года.
Начиная с 41-ой страницы до последней сто тридцатой страницы, повествует Стапроверов, как почти сорок лет «резал правду-матку» хитрому Лису: там Лис не доплатил, там недодал. Под псевдонимом Лис скрывался папа Затовский. Побаивался, видимо, хотя и уважал слегка: «Лис технически грамотный. Начинал на Куйбышевской ГЭС, прошёл большой путь. Лис лауреат Госпремии два ордена Ленина и так далее. Авторитет у него большой. Он всегда экономию давал тресту за счёт рабочих. И не брал новой техники, но всегда занимал первое место. Он был судья. Никто не мог ему указывать. Много было грамотных молодых ребят из института. Но если кто шёл против него, то он быстро с таким человеком расставался. Дураков уважал, ведь с ними легче работать. Он человека чувствовал и знал хорошо психологию, и этим манипулировал. Для него не заплатить – это был его конёк. Для него расценки, ценники не существовали. Ему говорили, что вот, дескать, стоит столько, он своё, и так работал его плановый отдел и вся контора. Он один только и командовал. Но он не любил сильных людей, и для него составляло особую радость покорить такого, а унизить – это запросто».