Страница 33 из 89
От себя замечу, что было поставлено еще и 50 тыс. полушубков, хотя царское правительство само не знало, во что одеть своих солдат.
Более пытливый историк мог бы задаться вопросом: почему неповоротливая бюрократическая машина, буксовавшая долгих полгода, вдруг молниеносно заработала сразу после Сараевского покушения? И уже через считанные часы было принято решение в удовлетворение сербских притязаний. Кто тогда ждал войну в Петербурге? Кто в нее верил?..
Но, значит, такие люди были! И они, пожалуй, не выходя из тени, что-то конспиративное могли поручить Верховскому, но не более того, ибо очевидно, что младший офицерский чин, не имеющий официального политического прикрытия, не мог напрямую и всерьез вести переговоры на этот счет с сербскими генералами.
Очень бы хотелось понять концептуальный план белградского «стажера». Пока я очень туманно представляю некую программу, которая, как вы изволили заметить, служила ему «дорожной картой» в незнакомой стране. Предположим, он действительно прибыл для изучения балканских войн. Прибыл на восемь месяцев — большой срок, если учесть, что Артамонов многое уже сам собрал. Есть ли в Сербском нике указание на цель его пребывания? Согласитесь, странно, когда человек скрывает сам от себя то, ради чего, собственно, он собрался в столь долгую командировку? Кто за ним мог стоять в Петербурге?
Ю. Сербский: — Верховский был очень осторожен и вряд ли, думаю, даже у себя в тетради написал бы что-то такое, что раскрывало суть его деятельности в Сербии. Интересно, что если бы дневник попал в чужие руки, то стоило бы большого труда докопаться, кто автор. Подписи-то ведь нет!..
Такая деталь: с раннего возраста он носил очки (пенсне). Письма же писал мелким почерком, примерно в два раза мельче, чем в дневнике. По возвращении из Белграда опять стал писать мелко!..
Автор: — Ай да молодец, даже почерк изменил!..
Ю. Сербский: — И в дневнике он конкретно не указал, зачем прибыл на Балканы. «Программа» у него действительно была. Но кто ее составил, кто утвердил, какие пункты в ней были — не указал. Из дневника мы видим, что его очень интересовало состояние сербских войск (поэтому он старался побывать на батареях, на полевых занятиях, побольше общаться с офицерами и т. д.). Не все шло гладко; вот запись за 17 февраля:
Ужасно трудно с ними из-за их халатности. Я был у министра около 1-го, и получил полное согласие на посещение войск, и до сих пор не видал их. То не был назначен офицер, то он заболел, то назначен в комиссию. То же, видимо, будет и в исторической секции Генерального штаба. На словах все, на деле — ничего. Также как дочь нашей хозяйки Иванки: обещала мне марки давным-давно, и по сей день — ничего. То же самое подтверждает и Фурнье, и Артамонов.
Иногда за какой-нибудь справкой приходится ходить по целым месяцам. Один посылает к другому, другой к третьему и т. д., пока не прижмешь их к стене.
Автор: — О каких это марках идет речь? О почтовых?..
Ю. Сербский: — Нет, о немецких марках, о деньгах… Хотя в Сербии в хождении был динар, как мы знаем.
Автор: — Вы только укрепляете меня в мысли, что истинная цель миссии Верховского — отнюдь не сбор сведений по организации сербской армии в период балканских войн, залежавшихся к тому же в шкафу Артамонова. И о его истинной цели сам Артамонов мог даже не догадываться. Большая загадка, что капитан делал, проводив Артамонова в отпуск.
Ю. Сербский: — Зная характер Верховского (из его писем, мемуаров и семейных преданий), я не допускаю мысли, что он мог готовить теракт. Такого не могло быть никогда. Верховский был православным человеком и не скрывал этого даже на допросах в НКВД. Генштаб России тоже никогда бы не дал приказа на теракт.
Вообще, у нас получается не исследование, а следственное дело, и это хорошо! Мы с вами уже отвергли простые схемы, которые были очень соблазнительны: масон Верховский прибыл в Сербию, помог организовать теракт и быстро смылся в Россию. Потом началась война, вызвавшая революцию, и за это «братья» наградили его должностью военного министра.
Автор: — Однако я до сих пор не могу разгадать смысл вашей ремарки о том, что Верховский знал о Сараевском убийстве какие-то выдающиеся подробности (что вы и в петербургском журнале доказывали). Также странно слышать ваши возражения против того, что в отсутствие Артамонова он вершил дела по собственному разумению. Но разве это не так? Кто же мог его проконтролировать с начала июня до момента спешного бегства в Россию?
Трудно отделаться от мысли, что в Сербию для наблюдения за крайне подозрительной «Черной рукой» был направлен будущий кандидат в «наполеончики» — «в награду за образцовую службу». Для этой роли Артамонов, видно, оказался малопригоден, судя по его известному донесению от 17 января 1912 года на имя генерал-майора Н. А. Монкевица[173]. В этом рапорте Артамонов извещает, что он решительно отказался от приглашения «Черной руки» «переговорить с членами тайной организации». Это было довольно недальновидно со стороны Артамонова как профессионального разведчика. И если Монкевиц был разочарован в его квалификации, то мог направить Верховского «на подмогу» под маской военного историка.
Впрочем, мысль о «двойной игре» Верховского не нова. Ю. Писарев в свое время растиражировал мнение В. Дедиера о возможном участии русского эмиссара в Сараевском заговоре и контактах с «Черной рукой»:
Дедиер далее утверждал, что Верховский, «оказывая давление на Терещенко, пытался выгородить своих друзей — членов “Черной руки"»[174].
Где это утверждал Дедиер, загадка (Писарев нас не балует ссылками на источники). Ни в первом (1965), ни во втором белградском издании (1978) двухтомника «Сараево, 1914» такой цитаты нет. Хотя сама мысль о том, что после Салоникского процесса Верховский понуждал М. И. Терещенко (первого министра финансов Временного правительства, а с мая 1917 года— министра иностранных дел) спасти «чернорукцев» от казни, довольно фантастична. Какими инструментами давления на столь видного масона мог обладать 30-летний полковник без дипломатического опыта? Разве что из тайного арсенала «вольных каменщиков».
Автор: — А кого из заметных сербских офицеров упоминает Верховский?
Ю. Сербский: — В дневнике сказано, что в генштабе ему подыскали учителя-серба для изучения языка. Им оказался полковник генштаба Маркович, вполне свободно говорящий по-русски и сотрудничавший с газетой. Однако по своей занятости он собирался подыскать себе замену.
Примечательно, что второй женой гетмана Скоропадского была Анастасия Марковна (урожденная Маркович). Марковичи появились в Малороссии из Сербии. Меня это интересует в том плане, что род Ограновичей (род моей жены по отцовской линии) и род Марковичей — ближайшие кровные родственники.
Автор: — В списке офицеров, участников Майского переворота 1903 года, значится Петар Маркович, подпоручик. После 29 мая произведен в капитана и назначен адъютантом нового короля Петра, что возмутило одного из депутатов английского парламента, сделавшего запрос министру иностранных дел туманного Альбиона[175]. Военно-разведывательное агентство Сербии на своем сайте сообщает, что Маркович был «крупной птицей» в их стае[176].
Верна ли моя догадка, что капитан стремился к общению со всеми, кто бывал в России или владел русским?
Ю. Сербский: — Да, в дневнике есть такая запись от 16 февраля:
Был сегодня на маскараде в Русском клубе. Беседовал с доктором Момчило Ивковичем, товарищем председателя, русским воспитанником, старшим врачом Дринской I (дивизии) [177] . Один из членов радикальной партии, 25 лет ведет политику (по его словам). Он, между прочим, организатор поездок с целью взаимного ознакомления сербов и русских и лектор, читавший много сообщений в России с тою же целью. Его взгляд, что русский народ все более и более становится хозяином своей судьбы, и тот, кто сумеет заручиться любовью народа, тот и имеет большое будущее. Лучшим средством будет и есть личное общение.
173
Монкевиц Николай Августович (1869–1926), генерал-майор (1911), генерал-лейтенант (1916). Помощник 1-го обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, ведал особым делопроизводством (1910— 1 июня 1914); затем 1-й обер-квартирмейстер, врио генерал-квартирмейстера (до 2 июля 1914); направлен в действующую армию. Снят с командной должности большевиками. В июне 1918 эмигрировал во Францию, представитель Деникина в Париже (1919-20). Застрелился в Париже.
174
См.: Писарев Ю. А. Российская контрразведка и тайная сербская организация «Черная рука» // Новая и новейшая история, 1993, № 1. С. 32.
175
Радован Драшковић. Преторијанске тежњеу Србији: Апис и «Црна рука», Београд, 2006. С. 59.
176
Маркович Петар (1879–1953). Стажировался во Франции. С октября 1913 в разведотделе генштаба, его руководитель (1921 — 25). Дивизионный генерал (1923). Автор воспоминаний «Из минулих дана». (1920).
177
Ивкович Момчило (1874–1938) — врач, народный депутат, сенатор (1932). В юности увлекался поэзией. В 1893 году поступил в Белграде на юридический факультет, а на следующий год из-за своего участия в политике прервал обучение и переехал в Петербург, где также обучался врачебному делу. В 1899 году был обвинен в причастности к Иванданскому покушению на короля Милана. Диплом медика получил в 1901 году. После амнистии вернулся в Сербию и был назначен на должность помощника врача Общей казенной больницы, а затем стал врачом Белградской общины. В 1916 году в качестве сотрудника санитарного управления Югославянского добровольческого корпуса и Югославянского комитета с о. Корфу был направлен в Россию, где оставался до середины 1918 года. Специализировался в лечении туберкулеза. Опубликовал монографию (1906) и несколько медицинских работ. После выхода на пенсию (1921) более 20 лет был членом Главного комитета Народной радикальной партии. Трижды избирался депутатом Скупщины; был председателем Русско-сербского медицинского общества.