Страница 24 из 53
- И далеко ли домик Шкленаржей?
- Силезское поместье Вартенберг.
- Да уж, поближе Соликамска, - саркастически заметила Матрена, - А что ж Левка сам за себя не попросит?
- Стыдно ему. Вон сидит на козлах, идти боится, - Мора подвел Матрену к окну и указал на стоящую у подъезда карету. Гончий Лев и в самом деле сидел на облучке, но не боялся и не стеснялся, а заливисто хохотал, содрогаясь, как гора во время землетрясения. Дверь кареты была открыта, и возле кареты стоял, играя тростью, виновник громового смеха. Даже отсюда, из окна, было видно, какой это изящный господин и как похожи они с сегодняшним, новым Морой - одно лицо, разве что господин тот Моры лет на двадцать старше. Он рассказывал Льву что-то, указывая тростью в глубину улицы - то ли делился воспоминаниями, то ли комментировал прохожих, и видно было, что сам он еле сдерживает смех, а уж Лев-то заливался...
- Я же просил его сидеть в карете! - расстроился Мора.
- Боишься, что его узнают? - догадалась Матрена. Мора сделал большие глаза:
- В Москве? Кто?
- Так это и есть папаша Шкленарж... - задумчиво произнесла Матрена, - Видно, конечно, что он никакой не аптекарь. Повадка выдает. Посоветуй папаше хоть ножку подволакивать, что ли...Или сутулиться.
- Спасибо за науку, хозяйка.
- Все, не хозяйка я тебе, переметнулся.
- Так отпустишь Льва?
- Да пусть катится, путешественник. Невеста его плакать будет, так это не моя забота.
Матрена смотрела вблизи на своего бывшего любимца - и как он так сделал, что нос одного цвета с лицом и кожа не фаянсово-белая, как у Юшки, а человеческого цвета и с нежным румянцем? Художник, талант... И коса у него, и галстук, и в перстне розовый камень...
- Что за перстень у тебя? - Матрена взяла его руку и повернула так, что мутный камень заиграл, меняя свой цвет.
- Возьми на память, - Мора снял перстень и надел ей на палец, - Ты ведь носила прежде такой?
- Возвращайся, - тихо попросила Матрена, - из Силезии своей. Наиграешься со своими господами - и возвращайся...
- Когда выйдут на небо Саггитариус и Лира? И звезды опустятся низко, к самой земле?
- Да хоть когда. В карете, в белой шляпе, или пешком и на одной ноге - просто возвращайся.
- Об одном еще хочу попросить тебя, муттер, - проговорил Мора, и улыбка сошла с его лица, - Долг чести, как называет это одна высокая особа. В Ярославском остроге содержатся двое арестантов, Фома и Шило - позаботься о них, не бросай бедняг. Я оставлю деньги...
- Не надо, я все сделаю. А что же высокая особа - ему-то всяко ближе позаботиться о несчастных? Что же ты его не попросил?
- Звезды не смотрят с небес на нас, смертных. А смотрят - так и не видят, близоруки они и рассеянны. Если поднимешься к ним на небо - может, и разглядят тебя, ничтожного, а может, и нет.
- На что же смотрят они там, в своем небе?
- Наверное, друг на друга.
2.Insula Avallonis
Take this waltz
It's yours now.
It's all that there is.
Дождь наводит сон. Капли прекратили тюкать по кожаной крыше дормеза - и Мора тут же открыл глаза. За черным, ночным окном проплывали кроны деревьев - Мора видел в темноте, как кошка, и различал в переплетенных ветвях шары омел. Точно такие же кроны в омелах проплыли за окном час назад. "Может, мы сделали полный круг? - подумал Мора, - То, что мы заблудились, и так ясно".
Рене спал, под плащом, как под одеялом, и голова его лежала на Морином плече - выходило неудобно и даже больно, но Мора пожалел его будить. Пусть выспится, старая перечница. Мора скосил глаза, рассмотрел его в темноте и не без злорадства подумал, что хотя бы во сне - Рене выглядит на свои. Хотя бы во сне - его маска превращалась в человеческое лицо с положенными по возрасту морщинами, словно марионетка опадала, отпущенная с невидимых нитей.
Карета притормозила и встала.
- Эй, господа, спите оба-два? - позвал с облучка Левка.
- Папи спит, - отозвался вполголоса Мора, - а я нет.
- Там справа кирхен светится, - тоже вполголоса продолжил Левка, - сходи, спроси дорогу. Если я к ним явлюсь - немцы прыснут, как тараканы.
Левка не зря опасался за душевный покой неведомых немцев - он был человек-гора. Вряд ли в кирхе обрадуются ночному явлению чего-то подобного. Мора оценил Левкин потенциал на ниве ночного устрашения, осторожно переложил спящего Рене со своего плеча на сложенный плед и, как сумел, бесшумно выскочил из кареты. Кирха возвышалась перед ним, совсем рядом - в тумане светились тепло и маняще высокие узкие окна. Мора направился к церкви, в темноте огибая лужи. "Сейчас три или четыре утра, - прикинул он, - как говорится, час между волком и собакой. Странно, что пастор не спит - наверное, дежурит у гроба".
Мора угадал - или почти угадал. В кирхе, и в самом деле, стоял гроб с откинутой крышкой, и возле него дежурил человек - пусть не пастор, но одетый в черное. Мора встал на пороге - и человек повернулся к нему, злой, дрожащий, с каким-то жутким оскаленным лицом, и Море сделалось не по себе. "Лучше бы Левка пошел, - подумал Мора, - Ему и упыри нипочем".