Страница 23 из 53
- Какого ответа ты ждешь? - в голосе Левольда отозвались и обида, и насмешка, и отчаяние, - "С тобой я готов и в тюрьму и на смерть идти"? Прости, Эрик, это не в моей манере. Меня могут не так понять, если я попрошусь к тебе в равелин.
Левольд запрокинул голову, поймал руку герцога, лежавшую на спинке кресла, и прижал к губам:
- Я люблю тебя, Эрик. Но себя я люблю больше. Уж извини меня за это. Поставь охрану у дверей спальни. Я не хочу оказаться Кассандрой, - Левольд помолчал, провел рукой герцога по своей фарфоровой щеке - и отпустил, - Завтра утром я приеду к тебе. В семь утра, по первому снегу.
- Ты же спишь до обеда, - усмехнулся герцог.
- Ради тебя проснусь. Лишь затем, чтобы убедиться, что я все-таки не Кассандра.
- Ты можешь просто переночевать здесь.
- Спасибо, нет, - Левольд смешно сморщился, - Из-за всех этих траурных дел - прости, Эрик - я две ночи спал на составленных вместе стульях, и все оттого, что кое-кто сломал козетку в моей жалкой каморке гофмаршала. Хочется уже лечь на что-то ровное, и чтобы оно не рассыпалось под тобой посреди ночи, - Левольд зевнул, прикрыл рот рукой - блеснули перстни и полированные ногти:
- Я, пожалуй, тоже поеду. Ваша светлость проводит гостя?
- Могу даже завернуть тебя в шубу.
Но в шубу гостя заворачивал лакей. Герцог смотрел с досадой на торжественное облачение хрупкого Левольда в пушистый соболиный мех - лакей лебезил, Левольд жеманничал. На сердце скреблись кошки - да что там, целая рысь.
- Прощай, Рейнгольд, - попрощался герцог, и угол рта его нервно дернулся. Левольд легко провел кончиками пальцев по его лицу, успокаивая, стирая тик:
- Прощай, Эрик. Не забудь поставить охрану. А лучше всего - все-таки арестуй фельдмаршала, - и сбежал вниз по лестнице, стуча каблуками и оставляя за собой шлейф французской золотой пудры.
Герцог вернулся в свои покои, подошел к окну - из окна библиотеки отлично был виден подъезд. Левольд спускался к карете - в пушистой шубке, изящный и забавный, как игрушка. Оглянулся на окна, кивнул темной фигуре в окне и впорхнул в свою карету - словно сказочная фея. Золотой экипаж легко покатился прочь - по аллее зимнего сада, до самых крон засыпанного пышным снегом. Созвездия поздней осени тревожно горели в небе, как драгоценные камни на черной бархатной подкладке.
- Хозяйка, к вам Алоис Шкленарж! - торжественно продекламировал мальчишка-казачок, явно упиваясь иностранными словами. "Кого только черт не носит", - Матрена отложила в сторону книгу о похождениях кавалера де Молэ и велела:
- Веди его, посмотрим, что за гусь.
Мальчик вернулся с кавалером, ничуть не худшим, чем книжный де Молэ. Под мышкой держал кавалер великолепную шляпу, и волнистые волосы, черные, как вороново крыло, обрамляли матовое узкое лицо с крупным, но изящным носом. Лицо было совсем чужое, словно фарфоровая маска, надетая поверх своего собственного лица, а глаза - карие, насмешливые - были те самые.
- Рад видеть вас, госпожа банкирша Гольц, - кавалер поклонился, и пряди упали ему на лоб - одна из них была белая.
- Долго же ты ехал ко мне, Виконт, - отвечала Матрена, - уж и яблоки попадали, и Саггитариус и Лира твои дважды выходили и скрылись, и медведь в лесу издох...
- Так в остроге я сидел, муттер, - Мора взял ее руки в свои и поцеловал по очереди, - Со всей дури офицера в речку выкинул.
- Был дурак - дурак и остался, - рассмеялась Матрена.
- Кабы не заступничество одной высокой особы, которую зовешь ты курвой немецкой - сидел бы я в остроге до сих пор.
- Мальчик мой, золото мое - ты ушел, чтобы стать равным мне? - в голосе Матрены смешались горечь и издевка, - А ведь ты всего лишь поменял хозяина.
Ни тени не пробежало по гладкой маске, Мора лишь чуть склонил голову набок, как птица - это был новый жест, явно скопированный им у кого-то. Они давно не виделись, и у Моры появились уже новые, следующие учителя.
- Может, оно и не так уж плохо, госпожа Гольц. Говорят, каков хозяин, таков и слуга - а герцог все же чуть-чуть получше, чем вдова-банкирша? - Мора опять собрался поцеловать ее руку, но Матрена не дала, - Не плачь по мне, муттер - стану и я свободен. Приеду к тебе на шестерке белых коней и в белой шляпе - только дай мне время, и полугода нет, как я из острога.
- Я уже бабкой буду, пока ты соберешься, - криво усмехнулась Матрена.
- Ну, Юшка не даст тебе заскучать, - ядовито напомнил Мора.
"Юшка в сравнении с тобой как матрешка рядом с мозельским фарфором" - подумала Матрена и спросила:
- Теперь-то сможешь раскрыть свою интригу?
- Да там той интриги, - отмахнулся Мора, небрежно всплеснув кружевным рукавом, - Молчал, оттого что сглазить боялся. Папаша мой отыскался, цесарский аптекарь Павел Шкленарж. На днях абшид подтвердим и направимся на родину, в потомственный домишко Шкленаржей.
- А как же граф Гастон Делакруа? - припомнила Матрена, - Ты мне в Кениге и дом его показывал, и выезд.
- Все мы хотим казаться лучше, - вздохнул Мора, - выдумываем себе в предки графов, когда никакого папаши нет. А когда нашелся - рады и аптекарю. Я и не чаял, что мы с ним увидимся...
- Здоров ты врать, Виконт, - не поверила Матрена, - Левку-то моего привез, не потерял?
- Жив и невредим твой гончий Лев, вернулся в добром здравии. Только просить он тебя хотел - отпусти сего хищника с нами. Очень ему охота на вотчину Шкленаржей поглядеть.