Страница 3 из 5
Изумительная певица готовила изумительное домашнее вино (единственное из этого разряда, понравившееся мне за всю жизнь!) – и мы провели сравнительный анализ трех или даже четырех разных бутылок.
* * *
Очерк я написал; он вызвал бурю одобрения в культурных кругах, Любовь Николаевна пригласила меня отметить сразу и мой успех и ее славу.
На этот раз в гостях была и упомянутая в энциклопедической статье ученица Михаила Акимовича – доцент уфимского Института искусств пианистка Людмила Ивановна Алексеева.
Замечательный музыкант и человек, обаятельная веселая женщина; про нее я потом написал очерк «Девочка с такими глазами».
Мы опять ели пирожки и опять пили – только теперь с нами сидел Михаил Акимович.
Я познакомился с ним так же легко, как и с его женой; он оказался приветливым, доброжелательным и веселым.
И очень простым в обращении – каким должен быть действительно умный и талантливый человек.
Теперь я уже не сомневался в том, что тоже достоин общения с богом.
И с того вечера мои отношения с семьей Зайдентрегеров стали действительно семейными.
* * *
Я приходил к ним со своей Натальей; наши жены болтали о чем-то своем домоводческом, мы с Михаилом Акимовичем вели бесконечные разговоры и только о музыке – и он ни разу не намекнул, что я ничего не смыслю в этом виде искусства.
Зайдентрегер восполнил мне все, что я навсегда потерял, уехав из счастливого Ленинграда в серую Уфу.
Мы с женой посещали Зайдентрегеров часто – так часто, как нам того хотелось.
И, как ни удивительно они всегда бывали нам рады.
* * *
Помню один званый вечер, уже не помню по какому случаю.
Мы сидели в большой комнате – без афиш, но около рояля.
Время от времени кто-нибудь вставал из-за стола и предавался искусству.
Любовь Николаевна что-нибудь пела.
Людмила Ивановна играла классику.
Михаил Акимович дьявольски подмигивал, садился за ф-но и выдавал неожиданный джаз.
А порой играл подряд несколько мелодий, соединяя их так, что одна вырастала из другой.
И часто возвращался к знаменитой в 50-х годах песне Ива Монтана, которая была позывными французского радио…
Широта души и терпимость музыкальных взглядов Михаила Акимовича меня просто поражали.
Когда уставали профессионалы, к роялю подходил аз грешный. Пел Юрия Иосифовича и Булата Шалвовича, аккомпанируя себе в A-moll (иная тональность не была мне доступна) – Михаил Акимович не кривился и не уходил на кухню, а улыбался и подпевал вместе со всеми.
Спустя некоторое время я напечатал очерк о Пушкине – «Пускай умру, но пусть умру любя».
Прочитав, Любовь Николаевна позвонила мне, выразила свои эмоции, передала добрые слова от Михаила Акимовича, а потом спела прямо по телефону романс на эти стихи Александр Сергеича.
* * *
Тогда, интересуясь исключительно музыкой, я не думал о земном.
Теперь, постарев и капельку поумнев, я смотрю на жизнь шире.
* * *
Душевная полноценность человека определяется его отношением к своим близким.
Нельзя любить абстрактное человечество в целом, но можно растворяться сердцем в конкретных его представителях.
Счастливы внутренне богатые личности – люди, способные на сильные чувства и глубокую привязанность – нашедшие единственную половинку утром своей жизни и не потерявшие ее до самого вечера.
Ощущающие любимого человека центром мира и озаряющие весь мир своим чувством.
* * *
Любовь Николаевна и Михаил Акимович всю жизнь служили не только музыке, но своей семье.
Зайдентрегеры были не просто парой музыкантов, певицей и пианистом, вырастившими поколения молодых.
Они были лебединой парой в полном смысле слов; они держались друг за друга, даже в бессловесном общении за столом не скрывали взаимной любви.
Пронесенной до самого конца жизни через все тяготы, прячущиеся между строчками скупых биографий.
Они проявляли эту любовь каждое мгновение и каждой мелочью.
Словами, жестами, взглядами…
Нельзя было не любить, нельзя было не боготворить такую женщину, как Любовь Николаевна.
И, наверное, никто не мог бы сделать этого лучше, нежели Михаил Акимович.
Их любовь не замыкалась в рамках своей семьи; она согревала каждого, кто переступал порог их дома.
Их любили ученики.
Идя к Зайдентрегерам, я всегда знал что могу застать у них ту же Людмилу Ивановну Алексееву, относившуюся к ним, как к своим родителям.
Я досадовал лишь о том, что судьба толкнула меня в никчемную и ничего мне не давшую математику – а не пустила по пути музыки, не позволила оказаться в рядах их духовных наследников.
Но был благодарен за то, что она подарила мне хотя бы несколько лет общения с этими замечательными людьми.
* * *
Мою привязанность к семье Зайдентрегеров рисует следующий эпизод.
Однажды, пользуясь отъездом жены в Ленинград, я пустился во все тяжкие.
Выбрал самую перспективную из круга своих женщин и спланировал очень романтическое и совсем не платоническое свидание.
Купил букет роз, нагладился, напомадился, надел неизменную «бабочку» и пошел на цель, полный нескромных предвкушений.
Однако коварная прелестница в самый последний момент поменяла планы и то ли куда-то уехала, то ли не открыла мне дверь. А скорее всего -просто забыла об мне. О сотовых телефонах в те времена не слышали даже на Западе; помотавшись некоторое время по ее кварталу, я как был – элегантный и с цветами – пошел к Зайдентрегерам, благо они жили на обратном моем пути домой.
Втроем мы просидели дотемна и я был счастлив непостоянству ветреницы, перенаправившей вектор своих интересов.
Ведь женщин в моей жизни имелось предостаточно, а вот Зайдентрегеры были единственными в своем роде.
* * *
Такие чудесные отношения продолжались между нами несколько лет.
Потом моя жизнь сменила курс на 180 градусов; настали те самые тяжелые времена, о которых предупреждало еще 2-е послание к Тимофею.
Я расстался с первой женой, создал вторую семью, уехал в другую часть города и погряз в повседневности. Которые бросили меня в яму с песком – такую, откуда в принципе невозможно выбраться, но где приходится копать круглыми сутками, чтобы не засыпало с головой…
И – сколь ни стыдно сейчас в том признаться – лишь по случаю и достаточно поздно узнал об уходе и Михаила Акимовича и Любови Николаевны.
Они ушли тихо, с небольшим промежутком – как положено душевно тонким людям, не мыслящим жизни друг без друга.
Узнав, я испытал такую горечь, будто я не просто потерял своих близких людей – именно близких, хотя мы общались менее десяти лет! – а мне отрезали часть меня самого.
* * *
Бывая позже в тех местах, я смотрел на тот бело-желтый дом в «неоалександровском» стиле…
Старый дом с высокими потолками и низкими подъездами в тополиной метели…
Дом, из окна первого этажа которого когда-то слышались джазовые синкопы старого классического рояля…
Дом, где меня согревали тепло и свет двух ВЕЛИКИХ ЛИЧНОСТЕЙ в культуре некогда культурного города…
Любовь Николаевна Троицкая и Михаил Акимович Зайдентрегер представляли собой целую ЭПОХУ – которая была создана и их усилиями, которая была ими самими и которая не повторится никогда и ни при каких условиях…