Золотая лоция викингов

– Прости меня, злая, я знаю… – сказала она примирительно, – просто я ревную тебя ко всем женщинам вокруг, к своим сёстрам, дочерям и жёнам наших людей, к рабыням…

Вишена не отвечал ей и Маргит печально продолжила:

– Мне кажется, что если ты уйдёшь отсюда, то больше никогда не вернёшься. Меня выдадут замуж за противного Гакона, и я умру во время родов. Или меня украдут даны, сделают наложницей или рабыней.

– Не украдут, братья тебя защитят, они бешенные у тебя.

– Давай поговорим с моим отцом, пусть на весеннем празднике предков твои друзья договорятся о помолвке, – она положила тонкие пальцы на его мощную шею, и заглянула в глаза.

Вишена ответил ей, не мигая, глядя в каменное кольцо очага, где медленно умирал огонь:

– У меня ничего нет, кроме корабля и воинов, верящих в мою удачу. Золото Гердрика я вернул его дочерям. Маргит, твой отец никогда не отдаст тебя бедному херсиру. Понимаешь?

– Главное, у тебя есть корабль и дружина, значит, у тебя будет и богатство, и своё королевство. Неужели ты всё-таки бросишь меня здесь? – говоря это, девушка сжала на груди разноцветные бусы, и зажмурилась, – ты подарил мне эти византийские стекляшки, и сказал, что каждую ночь думаешь обо мне. Любой викинг знает, что нужно платить выкуп за невесту, ты про него не подумал разве сразу?

– Я думал и про свадебный подарок, и про то, что свадьба не должна быть короче трёх дней, чтобы не стать жалкой, про подношения богине Вар при свидетельстве обета, Фрейру и Фрейе, для сохранения любви, золотого или серебряного изображение Молота-Мьёльнира на твоём подоле, чтобы Тор благословил нас, – с горячностью в голосе ответил Вишена, – но моя сума пока пуста, и мне не на что рассчитывать.

– Один старый скальд сказал, что один человек, когда был юношей, думал, что женщины охотно встречаются с ним потому что он красив и молод, а когда он был стар, он думал, что женщины охотно встречаются с ним потому что он богат, вот так он и умер, не поняв, что женщины любили его потому, что он достойный, благородный человек, – сказала Маргит, – как жаль, что мир так не справедливо устроен!

– Так хотят боги!

– Ты ещё волка Фенрира вспомни, проглотившего Луну, и придумай ещё какие-нибудь способы для увёрток, – с досадой в голосе сказала девушка, – сейчас я тебя здесь свяжу и сяду рядом, и пусть все твои воины вернутся с пира, и застанут нас вдвоём. Отпусти! И врёшь и изворачиваешься так же. Пусть, пусть все вернутся и застанут нас тут, если отец и братья тебя за это не убьют, то согласятся на свадьбу.

– Я не волк Фенрир, не Ван-кровосмеситель. Я чту обычаи и уважаю предоставленный нам кров, под которым нахожусь. Ты нравишься до безумия, этого не скрыть даже на людях, а мой Эйнар шутит, что я привязан к подолу, и больше меня не отпустят в поход женщины, – Вишена улыбнулся, и погладил девушку по щеке обратной стороной огромной ладони, – скоро все вернутся с пира, и мы ничего не успеем, оставь разговоры, дай мне насытиться нашей любовью перед расставанием, а то откажусь быть викингом, а стану разводить коров, и продавать их в Бирке в заливе Меларене, как делают там старые конунги.

– Представляю тебя вместе с Эйнаром на пашне, разбрасывающим семена пшеницы, – сказала Маргит со cмехом, но глаза её выражали теперь тревогу.

Она на мгновение застыла, глядя в пространство, потом расхохоталась и уткнулась горячим лбом в его щёку. Вишена понял, что он теперь плачет. Он почувствовал, как в его груди разрастается пустота, а его сердце вот-вот сорвётся в пропасть от мрачных предчувствий. Он закрыл глаза и увидел в своём воображении, как скалы фиорда начинают дробиться, океанский горизонт заворачивается сухим листом в небо, а само небо стремительно приближается. Звёзды холодными каплями проносятся мимо сквозь него и сквозь Маргит. Горячие клубки огня всё переворачивают внутри, а великие боги, вышедшие из-за стен Асгарда, стоят неподвижно, и ждут их смерти. Видения промчались, он открыл глаза и проговорил:

– Не плачь, будет у нас и помолвка и свадьба. Я найду богатый край, и вернусь оттуда с несметным богатством…

Много раз они возвращались за последний месяц к этому разговору. Их отношения пришли в замешательство, ведь чем больше мы упрекаем любимых людей в чём-то существенном, тем большим несовершенством мы их признаём, а если не упрекаем, то признаём их не способными для изменений к лучшему.

Наконец Маргит перестала плакать и тихо сказала:

– Я буду молиться за тебя Одину.

Огонь погас окончательно. Потрескивали остывающие камни, в клетях снаружи перебирали крыльями куры, какой-то зверь, то ли росомаха, то ли лис, осторожно ходил неподалёку. Два раза гукнул филин, неподалёку упали сухие ветки, потом всё стихло. Шум реки сделался отчётливей.

– Завтра утром я отправляюсь на охоту и убью красивого оленя в горах, принесу его в подарок твоему отцу, и поговорю с ним о помолвке, – тихо сказал Вишена, – пусть скажет открыто, что он думает про это.

– Хорошо, я ухожу, и буду ждать завтрашнего дня, и молить богов, – сказала Маргит, освобождаясь из его объятий, – прощай…

Она быстро поцеловала его в губы, выскользнула наружу и исчезла в темноте.

Вишена ещё долго глядел ей вслед через распахнутую дверь. Потом он подошёл к груде хвороста, взял и отнёс его за кузнечный горн, туда, где на полу был выложен очаг. Сложив хворост в виде островерхой крыши, он положил внутрь кусочек сухого мха и несколькими ударами кремня и железный брусок, зажёг очаг. Потом он подбросил ещё несколько хворостин, с треском переломив их об колено, Огонь весело разгорелся, а дым начал улетать в отверстие в крыше. Вишена тряхнул головой, словно сбрасывая оцепенение, размышляя о том, что его чувства к Маргит делают его и сильнее, и слабее одновременно, и главное теперь для него – сделать так, чтобы сильные стороны любви использовать, а слабые стороны постараться скрыть и принизить их власть. Вязкая дрёма обволокла его тело, и он начал засыпать…

Если бы люди были богами, они были бы вольны в выборе своих мыслей и поступков. Только божественное способно на свободу воли. Это только кажется, что нет ничего проще, чем выбрать себе мысли или решить, совершать тот или иной поступок. На самом деле поступки совершает не сам человек, а его представление о том, что следует совершить. Он всего лишь носитель этого представления, эфемерного, но имеющего абсолютную власть над полу звериной человекоподобной оболочкой. Представление человека о мире и о себе берётся не из космической пустоты, не из неизвестного пространства, она формируется из его окружения: нравов и обычаев, взглядов и обычаев его родителей, родственников, иноплеменников и людей вообще. Даже поведение животных, птиц и рыб служат ему примером, потому что живая его природная оболочка не может не чувствовать глубокую связь со всем живым. Страх смерти и увечий, голод, тяга к женщине, стремление защитить детей и накормить их, любопытство, ленивое стремления к усовершенствованиям для сокращения своих повседневных усилий, являются маяками среди желаний и мечтаний, теми берегами отталкивающими или манящими к себе. Между сознанием и не сознанием человека, имеющем в себе представления об этих берегах всегда имеются магнитные стрелки, показывающие на них, что бы ни происходило вокруг, какие бы штормы и бури повседневности и дел не бушевали вокруг, какие невероятные события не происходили. В действительности же происходящее своими разными проявлениями только определяют способы неумолимого движения между берегами, приёмы уклонения от опасностей и захвата ценного. Даже когда человек не может понять силу, ведущую его через ступени жизненной лестницы.