Откровение Луны

Мы не вылезаем из постели весь день,

То занимаясь любовью, то ссорясь.

Это наш рай и наше поле боя.

Интимный разговор…. »

Николь наслаждалась. Его прикосновения, необычайно трепетные, чувственные, помогли ей забыть о мучительной боли, сердечных терзаниях и ссоре, которая чуть было не перечеркнула их короткое, но невероятно счастливое прошлое. Николь полностью отдалась фантазии Макса, будоражащим чувствам и осязанию. Ей казалось, она запуталась; заблудилась в собственном воображении, не понимая наяву то происходит или во сне… Окружающие предметы потеряли свою форму. В мутных глазах пропала четкость зрения. Кругом всё плыло… кружилось… летало. По телу разлилась нега, а кончики пальцев онемели. Она не могла думать ни о чем, кроме Макса. Все несуразные мысли и обостренные чувства оставались в его власти. Она снова доверилась ему, как тогда, на водопаде. Когда страх перекрыл ей доступ к кислороду. Когда она побледнела до смерти, а сердце чуть не остановилось от кошмарной перегрузки! Но ничто не могло сравниться с изумительным вкусом его нежных губ и очарованием вожделенного взгляда. Потому тогда неистовый страх и потерял свое могущество. И она снова поверила ему и его решительным действиям.

Он расстегнул молнию, покрывая поцелуями её горячую спину. Шифоновое платье соскочило вниз. Но ему хотелось большего – хотелось видеть её упругую грудь и соблазнительные бедра. Хотелось чувствовать её всю, а не частично… Нижнее белье упало следом, на платье, и он увлеченно рассматривал её в зеркало. Карие глаза искрили огнём необузданной страсти. Массивные ладони скользили от талии к бедрам… сантиметр за сантиметром её нагого тела, которое переливалось от нанесенного масла. Боль отныне невластна над ней! Он натирал её милое лицо, шею, руки, грудь. Затем пальцы властно скользили по её сладостным губам. Он припал к ним, то покусывая, то проводя кончиком языка. Следуя его примеру, она окунула пальцы в тёплое масло и робко провела по татуированной руке. Их действия сменялись, точно быстрые картинки анимации. Они хохотали, ложась на кровать, без повода, без причин; звонко и истерично. Крепко обнимались, лаская трепещущие тела друг друга; курили самокрутки на прохладном полу и запускали брюхатые кольца к потолку. В её голове проплывали несвязные отрывки нелепых фильмов. Ей мерещилось, она видит проплывающего дракона китайских праздников, а рядом ходят голые люди с вёдрами на голове. Макс снова и снова доставал самокрутку из портсигара. Затяжка, ещё одна, и он протягивал папиросу Николь. Она повторяла за ним, вдыхая пагубную смесь так глубоко, словно курила всю осознанную жизнь, и возвращала папиросу назад. Их невменяемость доходила до крайности! Николь проводила дрожащим пальцем по своим губам и слегка покусывала его, а Макс пристально наблюдал, выдыхая клубы едкого дыма. Стеклянный взгляд отдавал хладнокровием. Точно по щелчку пальцев, смех сменял рассеянность. А спустя минуту они сидели подобно демоническим изваяниям: серьёзные и неприступные, каждый в своих мыслях, целуясь то нежно, то страстно…

Ночь тянулась долгой вереницей часов, и лишь к утру одурманенные рассудки вернули способность мыслить здраво.

Непутевые заметки Николь Вернер

26 мая 2017 г.

«Местные снадобья оказались куда эффективней аптечных методов от боли. Впервые за несколько месяцев я спала, как младенец. Проснувшись здоровым человеком, я удивлённо размышляла, как меня угораздило заснуть на террасе, в углу за холодильником, да ещё в полусидячем положении? Наверно, мы втерли в кожу лошадиную дозу дурманящего масла, что лишило нас благоразумия.

Я прошла в дом и нашла там спящего на полу Макса. Он лежал на спине, закинув скрещенные ноги на пианино. Теперь я убедилась, что он не только превосходный любовник, но и полностью подходит мне, как друг. Он чувствует меня… Чувствует изнутри… Мне не хочется уезжать! Что-то держит меня здесь непобедимой хваткой... Необъяснимый страх.Словно надо мной нависла огромная беда, которая непременно обрушится. Возможно, это побочный эффект масла… Не могу знать наверняка – но мне жутко!

Я нашла в записной книжке контакты нескольких экологов, которые могут быть полезны. Думаю, по возвращению в город управлюсь за пару дней. До города меня подбросит Чарли. Заодно закупиться продовольствием.»

Дом номером 12.

26 мая 2017 г. Полдень.

Николь с нежностью поцеловала Макса на прощанье. Он смотрел на нее злобными глазами обиженного ребёнка.

(«Черт возьми, где черпать силы, чтобы пережить разлуку?!»)

Ей было тяжело видеть его таким чужим, обжигающе холодным. Сердце замедляло ритм при виде, как уголки его рта опустились, делая очерченные багровые губы невероятно безжизненными; выступающие от худобы скулы визуально увеличили глаза. Его взгляд устремился в пол; густой тент закрученных ресниц опускался медленно. Под ним тухло пламя надежды в чёрных зрачках. Несколько взмахов ресниц, и крупные глаза вновь смотрели с невероятной мольбой, касаясь сердца девушки. Предчувствие беды, которое почудилось ей накануне, начинало перевешивать рассудительность, и она понимала, что долгое прощание поставит под угрозу выполнение благой цели. Без лишних слов она взяла чемодан и направилась к двери.

– Не уезжай.

Николь остановилась. Обильная влага подступала к ее глазам.

– Я прошу, не уезжай. Мы потеряем друг друга...

Она обернулась. Нервно перебирая пальцами, Макс глядел на неё умоляюще. Николь гадала, что означает его пророческий взгляд. Казалось, провидение послало ему знамение, какое не в праве разглашать живущие на планете, потому Макс обходился короткими вещими предостереженьями. Он никогда не бросал слов на ветер, не бросал и сейчас.

– Что ты имеешь в виду? – уточнила она.

– Не уезжай!

Николь отвернулась. По бледной щеке девушки побежала слеза, и она, поспешно смахнув ее ладонью, выскочила из дома.

Разум Макса подчинился воле ярости. Не сумев совладать с собой, он ударил кулаком в стену, затем сел в кресло и провел руками по чёрным вискам. Чашу его душевного равновесия заполнили безысходность и паника. Минуты настоящего обернулись бесконечностью. Напряжение росло. Тикающие часы, как вода, капающая в гулкой пещере, действовали на нервы. Не находя себе места, он стал слоняться из угла в угол, принимаясь курить. Самокрутки – и те не приносили должного успокоения, и в порыве гнева он скомкал готовые папиросы и швырнул в угол. Следом полетели стеклянные бокалы с тумбочки. Они разлетелись вдребезги, символизируя разбитое сердце парня. Его частое судорожное дыхание раздавалось на весь дом. Охваченные ненавистью глаза бегали по окружающим предметам, дабы определить следующую жертву разрухи. Ни что не могло заглушить в нём голос душевной боли; голос человека, который отчаялся после жестокого предательства. А именно так чувствовал себя Макс, полагая, что после дивной ночи безрассудства Николь останется с ним, но его жестоко предали! Не оправдали надежд, растоптали!

Отвлечься от пустоты оказалось не так-то просто. Он играл на пианино; играл нескладно, сбиваясь с элементарных нот, которые раньше не представляли ни малейшей сложности для него; раскидывал вещи в разные стороны, а затем, подбочившись, сверкал злобными глазами; садился на пол к стене, роняя голову на колени. Боль разлуки, тупая и нестерпимая, выедала изнутри лихорадившую душу. Он снова принялся ходить взад - вперёд по комнате, а затем напряжённым до предела телом рухнул на кровать. Внезапно заиграла песня, создававшая накануне трепетный фон для туманных рассудков. Музыкальный плейер находился под локтем, и он достал его. Минуту парень лежал без движения, переваривая смысл английских слов. Музыка всегда помогала ему оторваться от тревожных дум, когда он был также одинок, как и сейчас; несчастен, оставаясь наедине с самим собой – безликим пятном истории человечества, без воспоминаний, определенных целей и жизненной морали. Помогала, когда незнакомые лица теребили его любопытными расспросами, на которые у него не было полноценных ответов. Но на сей раз музыка лишь калечила сознание; разъедала кислотой воспоминаний свежую рану на полотне самолюбия. Не найдя чудесного исцеления в музыкальном творчестве, плейер полетел в стену, разлетаясь на куски. Комната превратилась в настоящую свалку. Но то было безразлично ему. Он сел и, устремив обезумевшие глаза в потолок, закричал так громко, как только мог – им окончательно овладел панический страх одиночества…