Страница 72 из 89
Народ притих; нахмуренный Мексиканец смотрел в сторону. Сердце Николь колотилось, как сумасшедшее. Она искала поддержку в глазах оторопевшей публики, но в них господствовал безбожный страх. Они молча переглядывались. Наконец, первой из толпы уверенно шагнула Муча.
– Народ, полно же! До каких пор мы будем трястись и отпаивать этих мародёров зельем беспамятства? Наш риск велик, но также велика награда! Хватит прятаться за неизвестностью, точно слепые щенки за печкой! Мы должны вскрыть карты.
– Пустое это, – выкрикнул кто-то.
– Нас завтра же выкинут отсюда.
– Да, или пройдутся грейдером по нашим домам.
Муча была непреклонна.
– Малодушные трусы! – с презрением бросила она. – У нас кишка тонка бороться в одиночку! А Николь дело говорит. Цивилизация, что тогда, что сейчас боится людских пересудов и острых сплетен. Никто не тронет посёлок, коли о нас будут трезвонить по цветному ящику.
Мучей завладела отчаянная доблесть борьбы. На её щеках вспыхнул пожар. Минуту спустя, поравнявшись с монголкой, миссис Митчелл повернулась лицом к толпе.
– Николь – наша, родная: не по крови, а по душе. И я готова довериться ей!
Следом, поддерживая позицию Розы, вышел Щавель.
– Давайте голосовать, – агитировала Муча.
Люди перешептывались, создавая гул. Ошеломленные сомнениями, им понадобилось некоторое время для принятия решения. Николь увидела, как неуверенные руки поднимались вверх одна за другой, пока, в итоге, «да» не стало единогласным.
Точно сбросив тяжёлый груз, Николь ощутила облегчение. Она искала глазами в толпе Макса, но его не было в поле зрения.
Через полчаса она вернулась в дом номером 12. Но и там не обнаружила его. Жуткая боль, которая возникла внезапно, отзывалась по всей голове. Она решила, что сильно утомилась. Приняв обезболивающее, она утопала в раздумьях, где же в ту минуту может находиться Макс. Мысли путались. Николь прилегла на кровать и, не в силах оторвать головы от подушки, лежала неподвижно. А головокружительные танцы на улице не прекращались до самой зари.
Непутёвые заметки Николь Вернер.
25 мая 2017 г.
«После карнавала на центральной улице блаженствовал хаос. Некоторые люди заснули прямо за столами. Возле десятого дома на сочной траве лежал Данко. Несмотря на отсутствие музыки его нога продолжала танцевать Хоровуг. Андерсен спал под столом, обнимая белого гуся. Видимо, его добрые сказки способны убаюкать кого угодно.
Макс не объявился; будь мы в большом городе, я бы забила тревогу. Но зная сумасбродность его идей, я не стала отчаиваться. Дабы вооружиться до зубов необходимым материалом для своей миссии, я отправилась в лес, по дороге туда провела фотоссесию самых живописных мест. На фотографиях, сделанных с высоты холма, посёлок выглядел, как сказочное королевство. На холме, где Муча каждое утро разжигала костёр, я не обнаружила следов пепла и углей, что толкнуло меня на позитивные выводы, а чуть позже увидела её спящей на лавке веранды.
Я побрела на водопад, выступая в роли сапёра. Почва под ногами проверялась толстой палкой. Выйдя на открытую площадку, я приметила Макса. Пуская сигаретный дым в небо, он сидел сверху на водопаде в глубокой задумчивости. Я окликнула его, но Макс не сдвинулся с места. Мне ничего не оставалось, как вновь преодолеть свой страх и взобраться на скалу, что я собственно и сделала. Несколько моих вопросов заставили его молча прыгнуть вниз в Бездонный залив. Он вынырнул на берег и поспешно скрылся в лесной чаще. Не могу взять в толк, что с ним произошло? Может, он перебрал Макуля!
Честно говоря, меня ужасно пугает непредсказуемость Макса. В его крупных глазах я видела стену, не позволяющую ему откровенничать. Эта пропасть между нами сильно отталкивает. Я хочу знать о нем всё! Я сгораю от непреодолимого влечения к нему! Наши тела слились в единый организм, но душой он не стремится быть ближе. Мне так не хватает его…»
Дом номером 12, того же дня. Вечер.
Николь плотно закрыла входную дверь и прошла в комнату. Макс сидел в кресле у окна, подобрав под себя ногу. Стояла неимоверная духота, от которой у журналистки сдавило виски.
– Значит, ты уезжаешь? – спросил Макс.
Его глаза безжизненно уставились в сумрачное окно.
– Да, я должна помочь людям.
– А я? – он говорил сухо, ненавистно. – Я больше тебе не нужен?
Николь пришла в замешательство. Причины, почему Макс в очередной раз замкнулся и затаил обиду, были ей неведомы. Благодаря присущей Николь коммуникабельности она всегда находилась в центре внимания и редко оставалась одна. Макс был совершенно другим. Ничего не объяснив, он мог закрыться ото всех и часами проводить в гордом одиночестве.
– Глупенький, конечно, нужен! Я уеду на несколько дней и вернусь.
Он промолчал. Его насупленное уставшее лицо имело настолько отреченный вид – описать его не возьмётся ни один величайший писатель – что свои же двоякие чувства к нему Николь считала нелепым наваждением. Он был неизведан, как космос.
(«Нет, так больше не может продолжаться!»)
Её охватило негодование.
– Мы знакомы чуть меньше недели, а кроме твоего имени я не знаю ничего. После возвращения в город люди заметят во мне счастливую перемену. Друзья начнут расспрашивать о тебе, а в ответ я буду вынуждена отмалчиваться. Это поставит меня в затруднительное положение, – Макс не отвечал, и Николь смягчилась. – Милый, тебе не кажется, что пора разрушить стену между нами? Расскажи хоть немного о себе.
– Мне нечего рассказывать, – отрезал он.
Николь была поражена. После такой объемной тирады он ограничился коротким предложением. Николь старалась сохранять спокойствие.
– У каждого человека есть то, что он может поведать о себе миру. Представь, ты заполняешь анкету или резюме. Что ты напишешь о себе?
– Ничего.
– У тебя в жизни есть момент, любимый момент, который ты больше всего обожаешь вспоминать? Например, о родных, друзьях или о каком-нибудь невероятном приключении?
– Мне нечего тебе рассказать.
Николь потеряла самообладание.
– Да в конце концов, ты же не вчера родился! У тебя, как и у всех есть прошлое, настоящее и будущее. Я полагала, люди, становясь любовниками, не ограничиваются только постелью и не имеют секретов друг от друга. Но, видимо, я ошибалась...
Макс молчал; его пальцы нервно стучали по исцарапанному подлокотнику кресла. Он выглядел беспомощным, убитым, подавленным. Её сердце сжималось от каждого взмаха ресниц и колоссальной пустоты, наполняющей его большие карие глаза. Ей хотелось зарыться в его взлохмаченную шевелюру и поцеловать в особенную бровь с выбритой полоской. Она начинала жалеть, что не сумела совладать с нахлынувшей злостью и позволила себе разговорить с ним жёстко и бескомпромиссно, что противоречит её мягкому складу характера. Но отступать назад было поздно.
– Что за шрам у тебя на голове?
Он ещё минуту помолчал, а затем заговорил низким хриплым басом.
– Я не помню, – Николь проследила напряжение его голосовых связок; было очевидно, что незначительные ответы даются ему весьма непросто, как будто внутри развязалась отчаянная борьба между Максом, который устал нести тяжёлый крест в одиночку, и Максом, который не испытывает ни малейшего доверия к людям. – Год назад у подножия гор меня нашёл мужчина, Вячеслав Запольский. Через месяц он загремел в больницу в Благодатске, и я его больше не видел… Возможно, он умер, а с ним умерла и моя надежда обрести себя… узнать кто я... – Макс выдержал долгую паузу, а Николь смиренно выжидала. – Из вещей при мне был только рюкзак, где лежал беспроводной плейер, термос и карта местности. Я ничего не помню о своей прошлой жизни. Вот и всё.