Страница 71 из 89
(«Кто знает, может, их уже давно ничего не связывает, а от рисунка на коже не так-то просто избавиться, находясь в Красном Ручье.»)
Николь подумалось, что необычный имидж Макса, а именно ухоженная – волосок к волоску – щетина, выбритая полоска на брови и серебряное колечко в ухе, сильно отличает его от красноручейцев.
(«Неужели он тоже родился в этих краях? Ни черты лица, ни манера разговора не имеют ничего общего с мирянами…»).
Пока Николь размышляла о Максе, толпа поднялась на холм и окружила сложенный заранее костёр. В ту же минуту музыканты прекратили играть на волынках, и Мексиканец, выйдя в центр, приступил к напутственной речи:
– Мои дорогие красноручейцы! Я безмерно счастлив, что вновь появилась возможность поздравить всех с величайшим днём – Днём Освобождения. Давайте же плясать до упаду, пить Макуль и есть плюшки. Да здравствует Красный Ручей! Да здравствуют мир и свобода!
Народ охватила бурная волна аплодисментов.
– Да здравствует свобода! – кричали они.
Мексиканец поднёс факел к костру. Сухие ветки вспыхнули, и вся публика неистово ревела. Волынки и флейты затянули заученный шотландский мотив.
– А курицу скоро будут рубить? – спросила Николь Мексиканца, когда тот встал рядом.
– Какую ещё курицу? – удивился хозяин кабака.
– Андерсен рассказал, в прошлом году курице отрубили голову. Она пронеслась через костёр, и несколько домов сгорели дотла.
Узкие глазенки Мексиканца слегка округлились. Николь заподозрила неладное, когда его грудь затряслась от хрипловатого хохота.
– Ух негодник! И как ему удаётся обвести вас, женщин, вокруг пальца?!
Николь весело засмеялась. Пока на холме продолжали танцевать, окончательно стемнело, и Николь, отыскав глазами Мучу, направилась к ней.
– Мне нужна твоя помощь, – сказала она старушке. – Да: и огоньку прихвати!
Они обошли скопища народа и оказались на поляне, где Муча каждое утро разводила костёр. Николь достала небесный фонарик, который подарил ей сын художника, и, распаковав его, подожгла горелку. Тёмное лицо монголки выдавало удивление. Николь подумала, что прежде Муча никогда не видела излюбленной детской забавы, потому и смотрела, как завороженная.
– Теперь возьми его в руки, – сказала Николь, – и произнеси свою молитву. Фонарик полетит по небу, и Касим обязательно его увидит!
Губы Мучи задрожали. Она смиренно взглянула на девушку. Глаза её были полны слез, и один бог ведает, каких усилий ей стоило не дать волю безудержным сантиментам. Дрожащей рукой она взяла небесный фонарик и ещё минуту молча глядела на мерцающее пламя. У Николь упало сердце. Молитву Муча читала пылко, голосом нетленной надежды. Николь сочувствовала ей, ощущая всю мощь незыблемой веры, которую та вкладывала в молебен. Закончив читать, Муча отпустила фонарик, и он стал медленно подниматься к небу под её тихие невольные всхлипыванья. Они ещё долго наблюдали, как маленький огонёк летел по безоблачным просторам в сторону скалистых гор.
– Дорогая, – отозвалась Муча, – твоя услуга для меня не имеет цены! Отныне помни этот восхитительный день, сегодня ты обрела мать, а я обрела родную дочь.
Николь ощутила, что эти слова не просто услужливая лесть: в них сосредоточена могучая сила материнской любви. Девушка прослезилась. Взглянув последний раз на блеклое пятно от фонарика, она мысленно взывала к небу: «Касим, не подведи… Она так сильно верит, что и я поверила!»
Грандиозное пиршество продолжалось вовсю, когда вернулись Муча и Николь. Журналистка отыскала Макса. Он затаился в большой кучке народа напротив постоялого двора. Там устраивался конкурс поедания лимона. Несколько десятков тарелок цитруса, посыпанных солью, вынесли на отдельный стол. Каждый из конкурсантов должен съесть весь порезанный лимон на тарелке за строго отведённое время. Побеждает тот, кто опустошит тарелку первым. Все ожидали начало соревнований. Андерсен стоял рядом с широкоплечей обрюзглой женщиной лет сорока. Её цыганская рубашка, сильно натянутая на груди, едва не трещала по швам. Когда шустрый низкорослый мужичок объявил набор участников, Андерсен метил шагнуть вперёд, но женщина строго пригрозила ему.
– И не вздумай, окаянный!
– Не лезь не в свое дело, женщина.
– Скажи на милость, чем я буду тебя спасать? Козы нет, и молока нет. Вот опять желудок скрутит, тогда узнаешь!
Андерсен почесал козлиную бородку.
– Неужели в твоих огромных бидонах не найдётся немного молока для больного мужа?
Стоящие рядом с ними люди громко загоготали. Женщина набросилась на мужа с кулаками. Но Андерсен оказался прытким и, выскользнув из её рук, затерялся в толпе.
Николь, заливаясь смехом, спросила Макса:
– Кто это?
Он хохотал от души.
– Это его жена – Маргарет. Однако, влетит ему сегодня! – Макс посмотрел в другую сторону. – Идём к «Подкове», наступает мой любимый момент праздника.
Они выбрались из толпы пожирателей лимона в сторону кабачка. Люди освободили проезжую часть дороги, выстраиваясь в две шеренги на обочинах, и делали ставки на гусей. Макс поставил на серого под номером три. Организация была на высшем уровне: один шустрый старичок собирал в глубокую шляпу-котелок бумажные деньги, другой – записывал в блокнот имена игроков и тот номер, на который сделана ставка. Вынесли несколько ящиков с гусями разных мастей и окраски. На их длинных шеях висели кожаные номерки. По команде Мексиканца домашних птиц вытащили на отметку «Старт», начертанную мелом на асфальте, и он выстрелил из дробовика в небо. Оглушительный залп оружия напугал ошалевших гусей так, что те, громко галдя, понеслись вперёд с растопыренными крыльями. В воздухе витал дух азарта. Люди задорно хлопали в ладоши, совершенно не беспокоясь, чем кончится гусиные бега. Им нравилось исключительно наблюдать за уморительной потехой. Когда гусь под номером 3 и 6 пересекли финишную черту, Макс на радостях обнял Мучу и миссис Митчелл, и они, весело смеясь, вместе стали отбивать чечетку.
Через несколько минут Николь оценивающе пробежалась по радостным лицам красноручейцев. Ни с чем несравненное веселье захлестнуло посёлок. Куда не глянь – везде бесшабашные пляски, занятные игры и шотландская музыка. Объявили вторую партию гусиных забегов. На другом конце из маленьких бочонков разливали Макуль.
(«Пока они окончательно не захмелели – пора действовать.»)
Николь подошла к музыкантам и попросила минуту тишины. Музыка стихла, а за ней постепенно замолкали всевозможные голоса и шум в толпе. Николь забралась повыше, на пороги «Золотой Подковы. Она волновалась. Но благое дело того стоило. Набрав полные лёгкие воздуха, она приступила к ораторской речи:
– Жители Красного Ручья, попрошу минуточку внимания! – она дождалась безоговорочной тишины и продолжила. – Для начала хочу представиться тем, с кем не имела чести познакомиться лично. Меня зовут Николь Вернер, и я живу в посёлке несколько дней. Признаться, несказанно рада, что увидела собственными глазами чудесный праздник Освобождения. Увидела всех вас, – Николь понизила голос с улыбкой, – таких веселых, дружных и сплоченных. Вы, словно отдельное государство. Ваш удивительный образ жизни вдохновляет. Потому мне хочется, чтобы жизнь в Красном Ручье не прекращалась никогда! Я видела ваши чудесные леса и чистейший водопад, зелёные холмы и скалистые горы. И я вам скажу… они великолепны! В наше время природа находится под надежной защитой экологов. И вы в праве заявить о себе миру, как о заповедной зоне с сохранением полной неприкосновенности. С вами должны считаться! И это возможно, если вы согласитесь пойти со мной до конца… Выйти на решающее сражение во имя Красного Ручья и будущих потомков. Я искренне хочу вам помочь и потому предлагаю следующий план: мы придадим огласке историю поселка, я, в свою очередь подниму на уши все подручные СМИ, что даст нам незыблемую защиту и поддержку общества. Находясь под камерами, «Колонизация» не сумеет навредить вам и территории леса! Экологи удостоверяться, что здесь сохранилась первозданная чистота природы, и объявят территорию государственным заповедником. Тогда общество «Колонизация» для всех нас останется просто былиной из уст местных жителей.