Страница 20 из 23
Рис. 19. Слева направо: Дж. Эллиотсон, Ж.-Ф. Куанде, Ж. Г.-О. Люголь, Ж. Б. Буссиньоль
Английский врач Эндрю Файф (1819) обнаружил, что именно йод являлся действующим началом народных и средневековых снадобий от зоба из морских губок. Однако у склонных к аллергии лиц при продолжительном приеме даже средних доз йодидов наблюдаются признаки так называемого йодизма, впервые описанного как раз Ж.-Ф. Куанде, работавшим с очень большими его дозами: бессонница, мучительные боли в области тройничного нерва, сердцебиения, повышенная возбудимость, иногда – похудение. Могут возникать лихорадка, диспепсия, протеинурия, весьма характерны самые разные кожные высыпания. Тяжелые случаи йодизма – т. е. вызванного йодной нагрузкой освобождения гормонов щитовидной железы – могут быть очень опасны. Так, уже одна из первых пациенток Куанде, дама из высшего швейцарского общества, погибла «от нарушения дыхания» при явлениях, напоминающих современным врачам аллергический шок. В 1820 г. Куанде описал и осложнение йодотерапии, которое, по всей вероятности, было аутоиммунным тироидитом, хотя такой болезни медицина того времени еще не знала. Проблема зоба волновала не только обитателей Альп и Пиренейских гор. В Новом Свете, в Колумбийских Андах, еще в 1824 г. немецкий путешественник-энциклопедист Александр фон Гумбольдт (1769–1859) обнаружил массовый зоб не только у людей, но и у… кроликов, подметив облегчение у тех горцев, которые переселялись на равнину. Молодой французский инженер Жан-Батист Буссиньоль (1802–1887), позже прославившийся как агрохимик и почвовед и сформулировавший основы представлений о кругообороте азота в природе, вместе с вышеупомянутым Арманом Сегеном (1767–1835) опробовали в 1833–1834 гг. способ профилактики зоба в Андах морской солью, впрочем, не связывая это с йодом. А за 2 года до них бразильский врач Франсишку Фрейре Алемау (1797–1874) предложил своему правительству программу государственной йодной профилактики зоба, опередив свое время на десятилетия. Но отцы бразильской нации упустили шанс опередить в этом вопросе Европу.
Однако применение йода в медицине ширилось, так как даже до открытия микроорганизмов было оценено его благотворное антисептическое влияние. По инициативе самого основоположника французской фармакологии и патофизиологии Франсуа Мажанди (1783–1855) уже в 1821 г. йод включили в национальную фармакопею. Россия не отставала от мировых медицинских тенденций эпохи: маститый отечественный фармаколог Александр Петрович Нелюбин (1785–1858), изобретатель знаменитого дезинфицирующего раствора хлорной извести, уже в 1827 г. в капитальном труде «Фармакография» посвятил применению йода в медицине 71 страницу. Французский врач и химик Жан Гийом-Огюст Люголь (1786–1851) предложил 3 % раствор йодида калия, доныне носящий его имя, для лечения чахотки. Чахотку раствор не излечивал, но оказался хорошим отхаркивающим средством: теперь, два столетия спустя, открыли, что он опосредует этот эффект через влияние на продукцию в бронхах белка – переносчика йодид-и хлорид-аниона, пендрина. Такой же белок имеется и в щитовидной железе, а также внутреннем ухе.
К концу XIX века медики применяли уже сотни йодсодержащих лекарств, а йод стал одним из самых популярных медикаментов. Множились, к сожалению, и примеры йодизма и других побочных эффектов йодотерапии. Не случайно еще земляк и современник Куанде женевский хирург Жан-Пьер Колладон (1769–1842) возвысил голос против «йодной моды», предупреждая о возможных негативных последствиях злоупотребления новым медикаментом.
Йод в тот период перепробовали чуть ли не при всех инфекциях. О роли бактерий в их развитии тогда еще не знали, и даже Н. И. Пирогов (1810–1881) до поры до времени называл инфекции «миазмами», а сам термин «бактерии» только в 1835 г. был предложен немецким врачом К. Г. Эренбергом. В ряде опытов Duroy обнаружил, что йод обладает сильным противогнилостным действием, даже в отсутствие доступа воздуха: «Йод химически соединяется с животными веществами (с мясом, клейковиной, кровью, белком, молоком и т. д.), не изменяя при этом их физических свойств (как это делают хлор и бром), и имеет большее сродство к протеиновым соединениям». Он сделал вывод о том, что «следовало бы испытать внутреннее и наружное употребление йода в миазматических заражениях, эпидемических и гнилостных болезнях (при холере, желтой лихорадке, тифе, гангрене, госпитальном антоновом огне и т. д.). Может быть, и сифилитический яд лишился бы от йода своего заразительного действия?» Много позже это предвидение проверил Нобелевский лауреат иммунолог Пауль Эрлих (1854–1915) – и при третичном гуммозном сифилисе оно частично подтвердилось.
Первым использовал йод как антисептик врач Буанэ (Boinet). Настойку йода применили против «антонова огня» (гангрены) при огнестрельных ранениях и заметили, что через 4–5 дней местного ее применения наступает явное улучшение в состоянии больных. Недостатком этой терапии была боль (знакомая каждому, кто хоть раз в детстве испытал нанесение йода на царапины), но, впрочем, уступающая по своей жестокости той, которая происходит от прижигания ран раскаленным железом, которым и лечили в «дойодную» эпоху. Поэтому рекомендовали применять настойку йода у трусливых больных.
Простые препараты йода широко в хирургии еще долго не использовались, по-видимому, из-за достаточно высокой его стоимости. Н. И. Пирогов вспоминал: «…я получил от Лоссиевского (гл. доктор 2-го военно-сухопутного госпиталя, где Н. И. Пирогов возглавлял хирургическое отделение) однажды бумагу, в которой он мне писал следующее: «Заметив, что в Вашем отделении издерживается огромное количество йодовой настойки, которою Вы смазываете напрасно кожу лица и головы, я предписываю Вам приостановить употребление столь дорогого лекарства и заменить его более дешевыми». Н. И. Пирогов отверг подобную «экономию», а позже, в 1847 г., применил настойку йода на Кавказе при лечении ран в военно-полевых условиях и сделал ряд сообщений о его использовании в хирургии.
Любопытно, что йод содержится практически во всех живых и неживых телах. Это дало повод гению русской науки профессору Санкт-Петербургского университета Владимиру Ивановичу Вернадскому (1863–1945) назвать йод «микрокосмической смесью». Его ученику, многолетнему декану географического факультета того же университета, академику А. Е. Ферсману (1883–1945) принадлежат слова: «Нет ничего в окружающем нас мире, где тончайшие методы анализа, в конце концов, не открыли бы несколько атомов йода… Трудно найти другой элемент, который был бы более полон загадок и противоречий, чем йод. Мы так мало его знаем и так плохо понимаем основные вехи в истории его странствований, что до сих пор остается непонятным, почему мы лечим при помощи йода, и откуда он взялся на Земле» (рис. 20).
В биосфере йод всегда связан с водой. В. И. Вернадский писал: «Я полагаю, однако, что в реальном мире, рассматривая влияние окружающей среды на атомы йода, никак нельзя не учитывать влияния на них воды уже по одному тому, что гигантская масса йода на нашей планете находится в водах океана». Об этом знали уже в середине XIX в., вот цитата из журнала «Друг здравия», популярного в России в то время, за 1858 г., где опубликован реферат статьи доктора Буанэ: «…у некоторых отравление йодом иногда возникает только лишь вследствие одного пребывания на берегу моря (известно, что море наиболее содержит в себе йод в разных составах)».
Рис. 20. В. И. Вернадский (слева) и А. Е. Ферсман. Москва, 1941 г. Фотоархив Минералогического музея им. А. Е. Ферсмана РАН
Не удивительно, что сразу после открытия йод обнаружили в дождевой воде и даже в граде. Оказалось, что он находится в разных странах в большем или меньшем количестве в земле, водах, питательных веществах. Заметили, что в районах, где нет йода, «также встречаются зоб, кретинизм, золотуха, лимфатическое телосложение, чахотка, словом – все болезни, зависящие от общей слабости организма». Тогда и предположили, что на здоровье народа должен влиять атмосферный йод, и стали исследовать его и в воздухе. Вскоре француз Гаспар Адольф Шатен (см. ниже) установил, что йод в воздухе находится в свободном состоянии. Итак, уже к 50-м годам XIX в. осознали, что «йод есть одно из наиболее распространенных в природе и особенно полезных для врачебной цели веществ. Но этот драгоценный металлоид есть не только наружное или внутреннее лекарство, подобно другим врачебным средствам, а составляет еще и пищу, необходимую для жизни» («Друг здравия»).