Страница 17 из 23
Изданные на 30–40 лет позже атласы профессиональных анатомов Андреа Везалио (1514–1564) и Бартоломео Эустахио (ок. 1510–1574) уступают рисункам Леонардо по точности изображения, к тому же у первого представлены «портреты» щитовидной железы животных, а не человека, хотя второй описал перешеек железы и ввел соответствующий термин. Занятия анатомией были характерной ступенью достижения мастерства для титанов искусства Ренессанса. Так, Микеланджело Буонарроти (1475–1564) близко дружил с падуанским анатомом Реальдо Коломбо (ок. 1516–1559), вместе с ним вскрывал трупы систематически и, возможно, символически воплотил в сцене «Сотворение Адама» в силуэте Бога и группы ангелов вокруг него на своде Сикстинской капеллы очертания человеческого мозга как высшего регулятора (рис. 13).
Не удивительно, что в своих произведениях художники оказывались по-врачебному наблюдательны и по-научному точны. Имея натуру из бедных йодом приальпийских регионов Италии и Германии, мастера Эпохи Возрождения оставили нам яркие изображения эндемического зоба, распространенного у населения этих мест. Современные врачи Ф. Весциа и Л. Бассо, а также М. Игнятович обнаружили проявления зоба у персонажей около шестидесяти произведений более чем сорока европейских художников Ренессанса, а также более поздних периодов маньеризма и раннего барокко. Так, зоб мы видим у «Мадонны с гвоздикой» Леонардо и у Евы Ганса Гольбейна на картине «Ева, соблазняющая Адама» (Музей искусств, Базель). Альбрехт Дюрер на картине «Христос среди врачей» изобразил зоб у центрального персонажа, а на фреске «Тайная вечеря» в швейцарской часовне Сан-Мартино (XV век) с зобом и, более того, с множественными внешними признаками микседематозного кретинизма, типичного для лиц с гипотирозом, изображен Иуда Искариот. Очевидно, неизвестный художник знал о связи зоба и слабоумия и, как можно полагать, намеренно изобразил отрицательного персонажа сцены кретином, желая подчеркнуть его убожество (рис. 14).
Кстати, само слово «кретин» от старофранцузского «chretien» – христианский, в милосердном значении «убогий, существующий волей Бога, неспособный сам о себе позаботиться», ввел в медицину в 1602–1614 гг. земляк автора этой фрески, швейцарский врач Феликс Платтер (1536–1614) – и именно для обозначения данной формы зоба. До XII в. заболевание называлось «гонгрона», затем – «ботиум».
Зоб в музеях мира можно обнаружить и у возвышенных персонажей («Весна» Сандро Боттичелли), но нередко художники рисовали его как элемент шаржей («Скарамуш» Леонардо), или даже автошаржей. Известен рисунок Микеланджело в возрасте 39 лет в одном из его писем, где он изобразил себя расписывающим потолок Сикстинской капеллы с запрокинутой головой, большим зобом и припиской: «Мой зоб от моих трудов» (см. рис. 14). Он в рифму изящно замечает, что, как и у ломбардских кошек, этот недуг может быть результатом потребления местной талой воды – и здесь художник по-медицински точен, так как именно региональный дефицит йода в воде и почве создает предпосылку для зоба:
Рис. 14. Зоб в искусстве Эпохи Возрождения. A – «Мадонна с гвоздикой» Леонардо да Винчи (1475, Старая пинакотека, Мюнхен); B – «Весна» С. Боттичелли (1482, Галерея Уффици, Флоренция); C – А. Дюрер, «Христос среди врачей» (1506, Thyssen Bornemisza Collection); D – фрагмент фрески неизвестного художника «Тайная вечеря», Сан-Мартино – ди Дито, Тичино, Швейцария, XV в.; E – «Скарамуш» Леонардо (ок. 1478, Библиотека Церкви Христовой в Оксфорде); F – автошарж Микеланджело из его частного письма.
На других его портретах зоба не видно (возможно, как на картине кисти Марчелло Венусти на рис. 13, из-за бороды?). Впрочем, после цитрованного письма гений жил и творил еще более полувека, так что в любом случае его зоб был компенсированным. Однако Микеланджело обладал марфаноидными конституциональными чертами и страдал поражением суставов (которое врачи того времени считали подагрой), что чувствуется в вышеприведенном отрывке, а также по его портретам и следует из воспоминаний современников.
При всем богатстве наблюдений врачей, естествоиспытателей и художников Ренессанса, касающихся эндемического зоба, отметим еще и гипотезу уроженца Альп, врача и алхимика Аурелиана Теофраста Бомбаста фон Гогенхайма (Парацельса, 1493–1541), который связал зоб и слабоумие в герцогстве Зальцбургском, уподоблял зоб наростам на деревьях и прозорливо объяснял его развитие особенностями распределения местных минералов (!). Экзофтальму «повезло» намного меньше. На картинах и фресках ранее XIX века признаки экзофтальма (пучеглазия) у многочисленных персонажей с зобом практически не обнаруживаются. Подобное описание с рисунком есть только у ирано-таджикского врача Абу Али ибн Сины и на автопортрете Альбрехта Дюрера в возрасте 28 лет (1499), где М. Игнятович усматривает умеренное пучеглазие, блеск глаз и симптом Дальримпля (впрочем, без зоба!). Также в «Страшном Суде» Микеланджело на алтарной стене все той же Сикстинской капеллы с явным экзофтальмом изображена, вероятно, Св. Моника (но о наличии или присутствии зоба не позволяет судить ее одежда – см. рис. 13). А ведь сочетание пучеглазия и зоба – типичное проявление весьма распространенного в наши дни аутоиммунного недуга щитовидной железы (болезни Грейвса – фон Базедова). Маловероятно, чтобы наблюдательные в отношении зоба мастера кисти и врачи не заметили не менее характерное для этой формы зоба пучеглазие. Поэтому, можно полагать, что болезнь Грейвса – фон Базедова и распространилась столь широко в Европе лишь в Новое и Новейшее Время, когда, чуть более двух веков назад, был открыт и вошел в широкий обиход йод, избыток которого провоцирует аутоиммунное поражение щитовидной железы.
Таким образом, памятники древней, средневековой и ренессансной культуры, включая как научные тексты и изображения, так и предметы искусства, свидетельствуют о тироидологических познаниях наших предков. И это характерно не только для Европы: высокого уровня достигла тироидология древних восточных цивилизаций, найдены и изображения зоба, принадлежащие египетской (бог-карлик Бэс) и доколумбовой мезоамериканской цивилизациям (фрагменты женских статуэток из Гватемалы возрастом древнее 500 г. до Р. Х.). Медицина – часть культуры человечества, связанная со здоровьем и болезнями, а не только биомедицинская наука.
В Новое и Новейшее время, после 1600 года, бурное развитие капитализма сделало ряд европейских городов промышленными, торговыми и научно-культурными центрами мирового масштаба. Появились во множестве востребованные обществом профессиональные естествоиспытатели и художники, расцвела медицина. Здесь и развернулись исследования, обеспечившие прогресс тироидологии.
В год смерти первого исследователя гипотироидного кретинизма, декана медицинского факультета в Базеле Феликса Платтера, в английском графстве Дарэм, в деревушке Уинстонон-Тиз, родился Томас Уортон (1614–1673), компенсировавший недостаток родовитости усердным учением и к тридцати трем годам получивший в Оксфорде врачебный диплом. В дальнейшем много лет (1659–1673) он проработал в Больнице Св. Томаса, которой суждено было стать одним из главных европейских центров изучения тироидологии (рис. 15).