Страница 75 из 108
То было чувство, близкое к ревности. Наталье показался подозрительным и наряд Софьи. Причудливо сверкали алмазные серьги длиной в два вершка. На плечах царевны «ожерелье»-пелерина из гладкой золотой парчи, отделанной кружевом из жемчуга и рубинов. И снова Наталья подумала: «Похитила у меня царство, отчего не похитить и дружка? Её любезный Васенька стар стал: на целых четырнадцать годочков старше Софьи князь Василий. А князь Борис, напротив, моложе будет. Он и её, Натальи, моложе на четыре года».
Ничего, сейчас она поубавит спеси этой гордячке.
Приняв смиренный вид, Наталья подхватила нить оборванного разговора:
— Отвыкли мы ноне от царского поезда. Князь Борис прислал за нами свою карету.
— Видно, что любит тебя князь Борис Алексеевич. Заботу о тебе да о Петруше имеет, — сказала Софья, чтобы поддержать в разговоре дружеский тон.
— Да, любит. Петрушу особливо...
— Да что ж князь не приходит с тобой ко мне? Давненько не видела его.
— А оттого и не видела его, Софьюшка, что делами занят князь Борис.
— Кто ныне делами не занят! Да, видно, есть у князя Бориса дела тайные, о коих и мне неведомо.
— Что ж из того, что неведомо? Князь Борис верную службу тебе служит. Ты с послами шведскими занята была да дела с Польшей затеваешь. А ведомо ли тебе, что на Москве творится?
Софья удивлённо и строго посмотрела на Наталью.
— Ты о каких делах говоришь, матушка?
— Князь Борис сказывал мне, что на Москве смута насевается. Стрельцы о своих правах споры затевают. А в народе спор о старой вере...
Наталья, зорко следившая за выражением лица Софьи, поняла, что пришло время сообщить самое главное.
— В народе говорят, что правительница своим хотением надумала на царство сесть...
— Но ежели князю Борису ведомы мятежники, затевающие смуту, то почему мы о них не ведаем? — спросила Софья, строго-испытующе глядя на мачеху-царицу. — И кто же эти люди?
— Почто меня о том спрашиваешь? Ты правительница, вот и вели выловить опасных людишек да хорошенько их допросить.
— Невдомёк мне, матушка-царица, с чем ты пришла ко мне? Молвой удивить? Или неведомо тебе, что молва и о тебе також идёт по Москве?
— Это ты не то говоришь! — вспыхнула Наталья. — От людей мы токмо сострадание видим в наших бедах. Говорят, что ты похитила у нас царство.
— С этого ты и ранее начала свою речь. Да что ж, о Нарышкиных-то в народе или не говорят? Их винят в отравлении царя Фёдора.
Глаза Натальи сверкнули гневом.
— Это Милославские воду мутят!
— Да зачем бы это?
— А чтобы постричь меня. И оправдание тому есть, и примеры: в Москве-де такова судьба всех цариц.
— Пустое говоришь, матушка. Или патриарх Иоаким с тобой не заодно?
— Патриарх ныне в твоей воле, — сумрачно, не без раздражения в голосе заметила Наталья. — А ты не делаешь передо мною ничего доброго. И всю власть себе забрала...
— Так вот зачем ты пришла! Уязвить меня хочешь, чтобы я поделилась с тобой своей властью? Да тебе-то и надобна полная власть, чтобы, значит, получить окончательное торжество. Тебя только допусти, делиться ты ни с кем не станешь. До меня ещё ранее довели, как ты сказала: «Пусть хоть сам чёрт вмешается в державные дела, лишь бы нам победить!» Говорила ты такие слова?
— Может, и говорила и ныне скажу тебе, что ты дуростью своей делаешь не гораздо. Почто вступаешь в царские права?
— Царские права не у меня, а у брата моего единокровного — царя Ивана.
— Дак почто ты всё делаешь самоволом, не по царскому указу?!
— Или я не дочь царя и Боярская дума не поставила меня правительницей?
— Ты говоришь: «Дочь царя». А Петруша или не сын царя?
Казалось, начавшийся спор вот-вот вызовет бурю. Софья понимала это. Но сейчас любые раздоры были бы весьма некстати. На державу надвигалась новая смута. Поддерживаемые стрельцами старообрядцы собирались затеять спор о вере. Дай им волю, они отменят церковные реформы Никона и повернут дело вспять. И в этом сопротивлении старообрядцам Наталья не враг ей, а союзник. Им теперь нужно заодно идти на общего противника.
Преодолев в себе неприязнь к мачехе, Софья промолвила:
— Не о том ныне надобно бы нам толковать, матушка-царица. Вместе бы нам подумать да решить, как эту смуту одолеть.
Наталья тем временем поднялась было с кресла, чтобы сказать напоследок гневные слова падчерице, и уже подбирала их в уме, повторяя: «Или Петруша тебе не царь?» — но, услышав такое от Софьи, от удивления застыла на месте. Не ослышалась ли она? Софья будет поддерживать своего врага, патриарха Иоакима?
Ужели встанет с ним против стрельцов и староверов? Нет ли тут коварства со стороны Софьи?
На всякий случай Наталья сказала:
— Ты, Софьюшка, ныне правительницей, тебе и решать дела державные.
Оставив покои Софьи, Наталья пошла искать князя Бориса. С кем же ей ещё и посоветоваться, как не с ним? Умнее и досужее князя у неё никого не было.
И в который раз горько пожалела она о гибели своего духовного отца и преданного друга — Матвеева, незабвенного Сергеича.
Глава 31
ПРОВОКАЦИЯ КНЯЗЯ БОРИСА
Подобно многим православным русским людям, староверы отличались доверчивостью. Верноподданнические чувства не позволяли им сомневаться в том, что царь Иван и правительница Софья хранят веру, завещанную им предками, и что древние книги они тоже почитают. Но еретики начали смуту и стараются навязать им антихристово учение. Люди верили в промысел Божий и чаяли доказать правителям все неправды нового учения.
Дерзая оспорить самого патриарха Иоакима, так называемые староверы вспоминали царя Алексея и его борьбу с патриархом Никоном. Хоть и почитал покойный царь своего патриарха как друга, но святая вера была ему дороже. Хоть и прощал многажды Алексей патриарху Никону его еретические выходки, но, сколько верёвочке ни виться, низверг-таки царь Никона с его престола, аки антихриста, и заточил в монастырь.
Православные люди не сомневались, что в поведении Никона были происки антихриста. И ныне антихрист не дремлет, оттого и появился новый Никон — патриарх Иоаким. Как полагали верующие люди, это был воистину антихрист в новом обличье. Во всём следуя Никону, он продолжал уничтожать старые книги, которые чтили все святые, которые хранил в Троицкой лавре Сергий Радонежский. Это стараниями Иоакима был учинён разгром Соловецкому монастырю — оплоту православия. Более семи лет держался Соловецкий монастырь против царского войска. Православные люди видели в этом не только стойкую преданность монахов православной вере, но и терпимость царя Алексея в спорах с духовными лицами.
Видели милосердие царя Алексея и в отношении к протопопу Аввакуму, сосланному в Сибирь. Не спас ли царь этой ссылкой опального протопопа от его московских врагов, угрожавших ему смертью? Верующих особенно умиляло, что царь Алексей просил Аввакума помолиться о благополучии царя и царского семейства, чаял получить от него благословение. А ведь, как говорится, «от кого чаем, того и величаем».
Были тем не менее и сомнения. Великой обидой оставалось в среде верующих разорение Соловецкого монастыря. Соловецкая братия упорно держалась старой веры, и царь не раз посылал к стенам монастыря усмирительные отряды. Но милостью благоверного царя осада монастыря была безболезненной.
Однако враги православия не дремали. Воспользовавшись болезнью царя, слуги антихриста коварно, обманом овладели соловецкой святыней. Нашёлся предатель, который открыл ворота монастырской крепости. Случилось это ночью, и застигнутые врасплох монахи либо погибли в неравном бою, либо были позже казнены.
Готовясь поспорить за истинную веру хотя бы и с царями, православные люди словно бы вооружились доспехами прежних воителей. Отправляясь на диспут о вере, они толковали между собой, что благоверная царевна Софья Алексеевна хоть и учёная, но, может, и не знает о таких святых, как преподобный и богоносный отец игумен Зосима, основатель Соловецкого монастыря, как преподобный Савватий Соловецкий. Да и святой Сергий Радонежский, основоположник столь почитаемой царевной Софьей Троицкой обители, разве не учился он по старым книгам, кои ныне отвергает патриарх Иоаким?! Да и все прежние святые, имена коих почитаются в веках, разве не хранили в памяти своей страницы тех судьбоносных книг? И немало вопросов заготовили поборники святой веры, собираясь в Кремль на встречу со своими правителями.