Страница 69 из 108
Неизвестно, слышал ли он эти слова, но лицо его передёрнулось от негодования.
— Зачем вы, страдники[24], пришли сюда?
Стрельцы возмутились:
— Ишь ты, он ещё и бранится!
— А ну, проваливай отсюда, пока цел!
— Тебе бы, князюшка, посмирнее надобно быть. Как бы невзначай не зашибли тебя!!
На выручку бессильному от ярости, но беспомощному старику вышел его дворецкий.
Тем временем Благовещенскую площадь охватило смятение. Стрельцы всё прибывали и уже заполнили пороги Грановитой палаты. Накал страстей среди них становился всё выше. Вся Кремлёвская площадь гудела протестующе и мятежно. Неожиданно навстречу стрельцам с Красного крыльца начал спускаться князь Михаил Юрьевич Долгорукий, глава Стрелецкого приказа.
— Назад! — громовым голосом повелел он стрельцам. — Как осмелились, лиходеи, самоволом подступаться к государеву жилищу! Прочь, изменники!
Князь был в ярости. Плохо владея собой, он не успел выхватить оружие, когда стрельцы кинулись к нему и быстро связали его. Кузьма Чермный сказал:
— Тебя-то, князь, нам и надобно было. Да ты сам пошёл в ловушку, которую хотел расставить нам.
Стрельцы принялись раскачивать князя, спрашивая стоявших внизу товарищей:
— Любо ли?
— Любо! Любо! — ответила многоголосая толпа, и князя Михаила Долгорукого, главу Стрелецкого приказа, сбросили на подставленные внизу стрелецкие копья.
Вид первой кровушки подействовал возбуждающе. Стрельцы гурьбой устремились по лестнице, которая вела на так называемый Верх.
— В царицыны палаты!
— Валите к царице Наталье! Там будет и Матвеев!
Стрельцам хотелось поквитаться с Матвеевым. В годы своего правления он был жесток и человеческую жизнь не ставил ни во что. Для многих, однако, было полной неожиданностью, что Матвеев не прятался, а сидел за столиком с царицей Натальей и царём Петром. Он живо поднялся и, не дожидаясь, сам вышел к стрельцам. Он сильно постарел за годы изгнания. Рыжая борода поредела, а некогда розовощёкое лицо покрылось местами мелкими коричневыми пятнами.
— А, это ты, Кузьма, — обратился он к Чермному. — Вижу, искать меня пришли, а я никуда и не прятался... Пришли взять меня? Да какая вам от того корысть? Неправды на мне никакой нет...
— Скажи об этом ребёнку-царю. Он-то поверит. А мы тебя вдоль и поперёк знаем...
Двое стрельцов быстро скрутили Матвееву руки и повели. Царица Наталья кинулась к нему и уцепилась за рукав кафтана.
— Не дам! — властно крикнула она.
— Что?! — удивился Кузьма Чермный. — А ведомо ли тебе, царица, что ты укрываешь изменника? Ты ещё дашь нам ответ, где укрывается твой брат Иван.
Наталья слушала это, в гневном бессилии стиснув зубы и не отпуская руки Матвеева. Когда стрельцы оторвали её от Матвеева, она едва не потеряла сознания. Комнатные боярыни подхватили её. Она упала им на руки и не видела, как к Матвееву подбежал сын Петруша, и Матвеев ухватился за его руку. Стрельцы поняли, что он хочет спастись ребёнком-царём, и какое-то время находились в растерянности. Пётр казался напуганным, но было видно, что он не хочет отступиться от своей роли заступника близкого его семье человека. Стрельцам стоило немалых усилий, чтобы оторвать царёнка от арестованного ими изменника.
— Не ведите меня на площадь! — взмолился Матвеев. — Лучше киньте в застенок! Я знаю много тайн, которые скрывают Нарышкины. Велите мне сказать...
— Про то мы и сами знаем! — резко оборвал его Кузьма Чермный.
— Иди-иди... Словами тебе уже не спастись!
Стрельцы вывели Матвеева на Благовещенскую площадь. Он перекрестился на святые лики, украшавшие Благовещенский собор. Губы его что-то шептали.
— Помолись. Изменникам тоже не возбраняется молиться.
— Да отпустит ли Господь его грехи?
Матвеев упал на колени перед собором. Стрельцам надоело ждать. Старик явно цеплялся за жизнь.
Кто-то из стрельцов накинул ему на голову верёвочную петлю. Матвеев схватился за неё руками, пытаясь снять.
— Может, изрубим его?
— Это всегда успеется.
— Тащите к Лобному, чтобы люди видели...
Когда Матвеева поволокли, он не вдруг задохнулся в петле. Лицо и шея его стали багровыми.
— Много он кровушки нашей попил, вот она и взыграла в нём...
Стрельцы доставили к Лобному месту окровавленное, проткнутое пиками, тяжёлое, в изодранном кафтане тело Матвеева и положили рядом с князем Михаилом Долгоруким, тело которого было обезображено ещё больше.
В сторонке, за Лобным местом, толпились испуганные люди, немые свидетели внезапного исхода кровавой драмы в Кремле. Многие видели, как волокли трупы, и не хотели уходить, не дознавшись, кто и за что был убит. Неожиданно из толпы вперёд выдвинулся дьяк, спросил у стрельцов:
— За что приняли смерть сии государевы люди? За какую измену али за вину какую?
— Про то ведомо будет каждому. На Красной площади поставят столб и на том столбе будут исчислены все вины убиенных.
— От себя ли говоришь или есть указание великого государя?
— Много будешь знать — скоро состаришься.
Стрелец постарше сказал:
— Приходи днями на Красную площадь. Увидишь столб, учинённый середь Московского государства. На том столбе будут написаны имена тех злых лиходеев, что забыли государское крестное целование и чинили неправду.
— Да кто ж они, что мы про них не слыхали? Те злочинцы будут пропечатаны в государевых печатных грамотах?
Стрельцы весело смеялись:
— А ты дотошный, дьяк...
— Ему, вишь, ещё и печатную грамоту подавай!
И сказавший это стрелец начал что-то писать на клочках бумаги, затем, всё так же смеясь, вложил эти клочки в отвороты кафтанов на трупах.
Когда стрельцы ушли, дьяк вынул клочки бумаги и прочитал: «Се боярин Артамон Сергеевич Матвеев», «Се боярин князь Михаил Юрьевич Долгорукий». Дьяк перекрестился, сказав:
— Вечная память вам, государевы люди. Ныне в мире царит злоба.
Между тем мятеж разрастался с новой силой.
Со словами: «Пора нам разобраться с теми, кто нам надобен» — стрельцы ввалились в Грановитую палату. Но она оказалась пустой: поначалу скрывавшаяся там царица Наталья с сыном Петром загодя ушли во внутренние покои дворца, бояре же и царедворцы попрятались где придётся.
— Ищите бояр! — приказал стрелецкий выборный Кузьма Чермный.
— Да где их искать?
Сначала обыскивали терема и покои царевен. Лазили по чердакам, осматривали все чуланы, копьями протыкали перины, одеяла, мебель, шарили под лавками. Строгому досмотру подвергалась даже утварь в домовых церквах.
Но вначале стрельцам попадались не те, кто был нужен. Стрельцы начали обеспокоенно спрашивать:
— Кузьма, а ну погляди в список! Тех ли мы взяли, кого надобно потребовать на расправу?
Это забил тревогу самый старший среди стрельцов, самый осмотрительный.
— А и правда, — согласились с ним остальные. — Поглядим в тот список, все ли там значатся. Кто нам надобен...
Когда были оглашены имена обречённых на казнь, кто-то из стрельцов обнаружил роковую ошибку.
— Братцы, а ведь князя Михаила Юрьевича Долгорукого мы ошибкой живота лишили. В списке значится не он, а отец его Юрий Алексеевич Долгорукий.
— Пойдём к старику, повинимся. Самого трогать не будем. Он в параличе лежит.
Заплакал старик, услышав о смерти сына. Но столь силён был страх перед мятежными стрельцами, что князь согласился угостить убийц сына. Из погребов выкатили бочки с вином и пивом, и началась шумная попойка.
Но великодушный порыв помиловать старого боярина, имя которого они нашли в списке жертв, вскоре уступил место ярости против него. Едва они узнали из доноса холопа о злобном намерении князя расправиться со стрельцами, когда наступит благоприятное для этого время, как тотчас же вернулись назад и бердышами изрубили в куски его тело.
24
Страдник — здесь: мужик.