Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 13

Адаптационный ответ осуществлялся на разных уровнях: на уровне человека в виде социально-психологических изменений; на уровне социально-политических, национальных и экономических общностей; на уровне советской системы.

Психический настрой, обусловленный смертью Сталина, менял выраженность адаптивной реакции советского организма. СССР как адаптивная система претерпевал изменение алгоритма функционирования с целью сохранения и достижения оптимального состояния при изменении условий. Основные элементы (партия, советы, социальные страты, экономические структуры), развиваясь и утверждая собственную значимость, переходили на более высокие ступени, вырабатывали новые формы самосохранения. При этом адаптационный процесс каждого из элементов протекал разнонаправленно, не всегда обеспечивая равновесное состояние. Одновременно адаптация выявляла процесс выживаемости и устойчивости к воздействию внешних дестабилизирующих факторов. Из этого следует неприемлемость линейной схемы: стресс – адаптация – деадаптация – реадаптация.

Насколько адаптивен был постсталинский Советский Союз? Обладал ли режим значительными адаптивными способностями и потенциалом саморегуляции и самовосстановления? Какова глубина адаптации, учитывая, что главное ее содержание – это внутренние процессы в самой системе и ее ядре – КПСС, которые обеспечивали сохранение внешних функций по отношению к среде? На эти вопросы имеются разные ответы.

Необходимо учитывать, что способность к адаптации была ограничена ресурсными возможностями, пределами большевизма как политико-идеологической модели, социальным разнообразием, управленческими мутациями, изменчивостью подконтрольных СССР территорий.

Концепция адаптационной энергии Г. Селье, получившая развитие в трудах В. Goldston, A. Carrel, российских авторов[54], позволяет анализировать изменчивость в социально-политической сфере с учетом кризисных рангов стресса, максимумов адаптационного напряжения. Ключевой вопрос – интенсивность потребности постсталинского руководства в адаптации, учитывая быструю модификацию исходной формы стресса в дистресс.

Часть авторов представляет адаптацию функцией развития, в отличие от понимания адаптации как приспособления, гомеостаза, включения, взаимодействия, удовлетворенности, рациональности[55]. В функциональном плане концепция социальной адаптации сопряжена с анализом процесса становления и развития социального, функционирования социальной структуры. Механизм социальной адаптации представляется соответствием актуализированных и удовлетворенных потребностей. Реализуется прогрессия: потребности – актуализация потребностей – удовлетворение потребностей – возвышение потребностей. Субъект адаптации стремится к удовлетворению актуализированной потребности, по мере ее удовлетворения актуализируется другая потребность. Поэтому адаптация отражает тактику социального развития, характеризует каждый конкретный момент развития, его успешность и перспективы[56].

На социальном измерении адаптации построена книга Б. А. Грушина, содержащая уникальный материал о предпочтениях поколения 1950-х – начала 1960-х гг., их ценностях, видении внешнего мира, семьи, уровня жизни. Анализ таблиц позволяет читателю самостоятельно выявлять характеристики советского общества. Для автора принципиальный вопрос, «что из себя представляли… люди, репрезентировавшие советский/российский народ, когда (если) они высказывались по тем или иным сюжетам»[57]. Типологические характеристики массового сознания построены на базе суждений-мнений, суждений-«фотографий», соотносимых с авангардными отрядами. «Высокий позитивный эмоционально-психологический тонус абсолютного большинства» и «весьма высокий оптимизм в отношении своего будущего» сопряжены с разрывами в отношении к базовым принципам, что позволяет выделять типологические группы. Применительно к молодежи это активные продолжатели революции; романтики, видящие смысл жизни в служении народу, людям; творцы, ориентированные на высокий профессионализм; скромные трудяги-середняки; недовольные собственной жизнью и разочарованные в сверстниках; нигилисты и «прожигатели жизни»; скрытые диссиденты.

Выборка предпочтений, основанных на учете потребностей, оставляет в стороне вопрос: нагрузка каких факторов являлась основой дифференциации, выделения групп? Эти факторы неизбежно восходят к политике тех лет, разрывам в политическом сознании «низов» и «верхов», предполагают учет двоемыслия, присущего советской политической сфере 1950-х – начала 1960-х гг., двойственности партийных документов, переживания символов, что само по себе затрудняет анализ эмоционально-поведенческих феноменов.

Другой вопрос связан со степенью групповой адаптации, причем это относится не только к социальным стратам, молодежи, но и к партийно-политическим группам реформаторской и традиционалистской ориентаций.

Социологические методы ограничивают возможности построения критерия интенсивности адаптации применительно к постсталинской политике. Напротив, метод корреляционной адаптометрии[58] позволяет выявлять особенности процесса адаптации и индикации различий в однородных выборках. Это значимо в плане выявления различий адаптационных возможностей реформизма и традиционализма 1950-х – начала 1960-х гг.

Для анализа постсталинской адаптации допустимо использование системы моделей, основанных на идее Г. Селье о всеобщем ресурсе адаптации (адаптационной энергии), выявлении различий в ее распределении.

Информацию о степени адаптации советской системы к изменившимся условиям может дать корреляция параметров поддержки и ответа. В ее основе – положение, что рост советской системы неизменно контролировался ресурсным дефицитом как ключевым лимитирующим фактором. С этим связаны различные модели адаптации. Они показывают перераспределение адаптационного ресурса, повышающего сопротивляемость одним факторам и в то же время снижающего сопротивляемость другим. Так, культ личности – один из значимых стимулов адаптации -по-разному влиял на обретение традиционализмом и реформизмом способности более интенсивного реагирования на те или иные стимулы. Другой адаптационный ресурс – коллективность руководства – при увеличении общей адаптационной нагрузки в 1953-1957 гг. постоянно менял значения.

Понятие «адаптация» охватывает не только способность систем отражать посредством изменения факторы среды, но и способность этих систем в процессе взаимодействия создавать в себе механизмы и модели изменения и преобразования. Символика и ритуалы в этом плане – эффективный политический ресурс, значимый информативный маркер советской системы, сложное пространство с динамикой форм, соответствующих политическим идеям и сценариям власти. Символы – неотъемлемая часть формирования, фиксации и воспроизводства советской идентичности. Понимание регулятивной функции символов, обеспечивающих устойчивость социальной организации и властных отношений в разрезе реформизма и традиционализма, соотносится с формированием интеллектуальной и эмоциональной приверженности масс политике правящей партии. Совокупная знаковая система в пространстве между идеологией и политической рекламой – символика – обеспечивала возвеличивание КПСС в поведенческих, монументальных, идеологических сферах и образцах.





Партийно-государственный символизм базировался на представлении о партийности как преобразующем начале бытия, идее двух миров: отвергнутого царского и сегодняшнего советского – отблеска мира Коммунистического Будущего, совершенного и прекрасного; советский человек – суть воплощение связи и единства этих миров.

В основе отображения действительности – символический знак, расширение впечатлений от партийно-государственных мероприятий, окраска слов-символов и слов-сигналов. Здесь и партийно-литургические инновации, и символизация Врага, и ресурсы политической карикатуры, и новые обрядовые особенности, намеки, политически целесообразные «пропуски», недосказы в докладах на партсъездах. Символами была «нагружена» историческая память.

54

Горбань А. Н., Смирнова Е. В. Эффект группового стресса и корреляционная адаптометрия. URL: http://adaptometry.narod.ru/Index.htm; Меерсон Ф. 3., Пшенникова М. Г. Адаптация к стрессорным ситуациям и физическим нагрузкам. М., 1988; Тюкин И. Ю., Терехов В. А. Адаптация в нелинейных динамических системах. СПб., 2008; Урманцев Ю. А. Природа адаптации (системная экспликация) // Вопросы философии. 1998. № 12. С. 21-36; Философские проблемы адаптации / под ред. Г. И. Царегородцева. М., 1975; Шидловский В. А. Мультивариантная адаптивная регуляция вегетативных функций // Вопросы кибернетики. 1978. Вып. 37.

55

Корель Л. В. Социология адаптации: Вопросы теории, методологии и методики. Новосибирск, 2005; Кузнецов П. С. Социологическая теория социальной адаптации: автореф. дис. … д-ра социол. наук. Саратов, 2000. С. 7.

56

Кузнецов П. С. Указ. соч. С. 11.

57

Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Жизнь 1-я. Эпоха Хрущева. М., 2001. С. 89.

58

Горбань А. Н., Смирнова Е. В. Указ, соч.; Разжевайкин В. Н., Шпитонков М. И. Модельные оценки в многомерной диффузионной модели корреляционной адаптометрии // Исследование операций. ВЦ РАН им. А. А. Дородницына. М., 2006. С. 3-13.