Прозрачный экран

Я уже не помню точно, сколько было дублей, но определенно не менее четырех. В какие-то моменты я совершенно естественно срывался до хрипа, готов был зарыдать от безысходности, в полную силу ударял своим немалым кулаком по прочному деревянному столу…

Когда все понимают, что снятые дубли устраивают режиссера, то по соответствующей команде операторская группа начинает проверку камеры: нет ли грязи в кадровом окне, что может привести к браку снятого на кинопленку материала.

В эти секунды всем своим организмом замирает прежде всего актер – усталость берет свое, актерский запал уже нарушен паузой… Неужели придется все переигрывать?.. И вот, наконец, после доклада помощника оператора, что в камере все чисто, звучат такие желанные слова режиссера: «Кадр снят».

Представьте, что вы разгрузили вагон угля… Вы смакуете, что вас уже ждут в гримерке с горячим кофе, машина отвезет вас домой, рабочий день закончен… Правда, осталось сняться в еще одном кадре под совершенно не зловещим номером 154.

Сладость надежды, что на сегодня почти все уже закончено, подтверждает ласковый голос второго режиссера Лены:

– Андрей, еще один «кадрик» без текста, и домой. Машина вас уже ждет.

Я словно в блаженном сне поднимаюсь, находясь уже в полной расслабленности, позволяю надеть на себя шинель… Гример поправляет грим, и моя ассистентка ведет меня на улицу к месту съемки. Когда я подхожу к калитке и дотрагиваюсь до ее ручки, интуиция включает какую-то свою неприятно воющую дрель: «Рано радуешься, дурачок!»

Немного охладившись от эйфории, я распахиваю калитку и выхожу на улицу. Передо мной стоит кавалерийский эскадрон. Лошади под всадниками (моими подчиненными казаками) нетерпеливо бьют копытами, собираясь отправиться в поход…

Внутри я слышу уже издевательский хохот моей интуиции и одновременно натыкаюсь взглядом на начало – переднюю часть кавалерийской колонны. Ее возглавляет одиноко стоящий рослый белый скакун, без всадника. Коня держит под уздцы мой ординарец…

Только идиот не догадался бы, что этот белый скакун ждет меня. И последний на сегодня малозначный «кадрик» № 154 – это зимние скачки!

Чтобы читатель понял мое, мягко говоря, беспокойство, необходимо напомнить, что у меня только-только срослась сломанная нога. Мне едва удавалось ходить и не хромать во время дублей, а о том, чтобы опираться на стремя травмированной ногой не могло быть и речи. По сути, для такого упражнения я был одноногим!

Не надо никого убеждать, что все мои силы теперь были брошены на масштабную кампанию по собственному самоуспокоению: «Генерал же не будет на галоп стартовать. Проедусь чинно, медленно, вразвалку».

С этими цементирующими мою уверенность мыслями подхожу к скакуну. Ординарец подсаживает меня в седло. С высоты своего положения осматриваюсь. Слева – деревянный забор. Справа – огромный операторский кран, похожий на динозавра «диплодока» с длиннющей шеей. А впереди через 15 метров начинается огромный сугроб. Еще через 7 метров за сугробом непрерывной стеной без всяких просветов выстроились припаркованные машины съемочной группы.

От нерадостной оценки места действия меня отвлек голос Кравчука, усиленный мегафоном:

– Андрей, рвани сходу порезвее. Покажи, как умеют казачьи генералы! Ты же умеешь.

Я согласно кивнул и промолчал. Но промолчал страшным и разнузданным матом.

Когда после предварительных команд на меня обрушилась главная «Начали!», я вынужден был ударить моего коника сапогами по бокам. Я успел свыкнуться с мыслью, что с позором выпаду из седла: «Хорошо бы в сугроб. От переломов раритетная одежда меня не спасет».

Скакун рванул от души. В длинном прыжке он преодолел начало сугроба. И почти тут же я резко потянул поводья на поворот. От падения меня спасла казацкая лука, за которую я на секунду ухватился одной рукой. Рядом в полном хаосе топтались остальные лошади головы эскадрона.

Перед вторым дублем из-под «диплодока» раздался голос режиссера:

– В принципе неплохо… но хочется побольше лихости.

Мне показалось, что голова сейчас взорвется от мата. Один из моих казаков, каскадер, позволил себе профессиональное замечание:

– После старта очень мало места для маневра. Лошади очень нервные существа. Если кто-то скакнет на машины, может кончиться плохо.

Кравчук нахмурился:

– Ну, постарайтесь аккуратнее. Это ваша работа.

Я не знал радоваться или нет, что автоматически был причислен к конным каскадерам. Но я совсем не обрадовался, когда мой ординарец (разумеется, тоже каскадер), который сидел верхом на своей лошади слева от меня, вытянулся в седле в мою сторону и предложил «помощь»:

– Андрей, чтобы режиссеру понравилось, я после команды стегану нагайкой по заднице Вашего мерина.

Всего было 7 дублей. Наверно, моему организму отчаянно надоели переломы, и он на этих авантюрных стартах просто врос в седло. По крайней мере, я ни разу не упал. Когда меня, совершенно обессиленного, переодевали в реквизиторском автобусе, выяснилось, что вспотел я гораздо больше, чем при съемках зимы в 40-градусную жару.

После окончания работы над фильмом я был сражен еще одним классическим казусом кино – истово проклинаемый мною «кадрик» № 154 не вошел в окончательный монтаж фильма…

ТРЮКОВЫЕ СЪЕМКИ, И КОГДА СТРЕЛЯЮТ

БЕСКРОВНЫЕ ТРЮКИ В КИНО

Трюки в кино – это что-то таинственное, закрытое и необычное. Особая привлекательность работы каскадеров заключается в том, что если само кино – это очень красивая и доходчивая для зрителя неправда, то трюки, не смонтированные, а как реальное действие, зритель никогда не сможет увидеть, но подчас хочет увидеть больше, чем сам фильм. Потому что это не просто правда, это очень опасная правда.

КРЕПОК ЛИ КАМЕНЬ?

При таком загадочном начале у меня все равно не получится сохранить этот пафос, учитывая воспоминания, связанные с последующими историями.

Двадцать один год назад я снял фильм «Научная секция пилотов». Тогда подход к трюкам был совершенно кустарным – кто во что горазд. Мне предстояла сцена, которую и трюком-то особенно не назовешь… если бы это происходило сегодня. В финале, в кульминации противостояния, героиня фильма Марьяна Цареградская (увы, ее уже нет с нами) должна была прострелить мне ногу. Это происходило на станции метро «Комсомольская».

Сценарий: обычная для метро толпа людей (естественно, массовка), из толпы вырывается Марьяна, я же стою у каменной лестницы перехода. Марьяна выбрасывает вперед руку с пистолетом, стреляет мне в ногу, из ноги брызгает фонтан крови, от мощного импульса выстрела я падаю на лестницу…

Мы приступили к подготовке. Фонтан крови закладывается заранее, причем довольно любопытно. К ноге под штаниной приматывается маленькая короткоствольная пушечка с зарядом пороха. Ствол направлен наружу, в сторону штанины. В ствол вместо обычного заряда помещается резервуарчик с имитатором крови. Удивительно, насколько презерватив многогранен в своем применении, потому что именно он и используется в качестве оболочки для этого резервуарчика.

С тыльной стороны этой маленькой мортиры расположен электродетонатор, провода управления от которого проходят под одеждой прямо к ладони героя. Там находится кнопка. Герой реагирует на холостой выстрел нажатием кнопки. И после этого на его теле происходит настоящий выстрел. За счет мощности заряда презерватива с кровью одежда рвется. Сам презерватив задерживается обрывками одежды, а кровь фонтаном выстреливается наружу. Но любой физически грамотный человек понимает, что при любом выстреле всегда существует отдача. И здесь нет исключения – после каждого такого «аттракциона» на коже остается синяк.

Но в нашем случае это оказалось не самым болезненным.

Перед тем как запустились камеры, оператор-постановщик Игорь Клебанов очень эмоционально напутствовал меня: