Страница 5 из 7
Ольга, внимая его голосу, увлекаемая им все дальше и дальше, услышала вдруг, что, отставая от Брига на полслова, кто-то вкрадчиво повторяет за ним.
*На этой поляне живут феи и танцуют розовые фламинго, и детство глядится в водопад счастливого смеха, и вместо тропинок на ней полоски радуги и ноги наши испачканы ими, ведь они покрыты разноцветной пыльцой и мыльными шариками, над земляничной поляной летает счастье…
Ольга вдруг поняла, что она танцует вальс, она летела и кружилась в такт словам Брига, которые повторяло непонятное эхо, она счастливо смеялась, запрокинув голову, но Брига уже почти не было слышно, его голос удалялся все дальше и дальше, уходил от нее, оставляя ее наедине со своим эхом, а оно все говорило и говорило:
*Здесь звезды играют друг с другом в прятки и русалки вплетают ветер в косы солнечного дождя…и прекрасней этой поляны ты не найдешь ничего, каждый, кто попадает сюда, остается здесь навсегда… и фонтаны радости рассыпаются над вами искрами фейерверка и песни порхают с цветка на цветок…И ЗЛОБНЫЕ ДУХИ РЕАЛЬНОСТИ КРУЖАТ НАД КРЕСТАМИ ВАШИМИ!!!!
Вдруг заорало эхо. Ольга открыла глаза и увидела себя в объятиях тьмы. Просто тьмы, укрытой плащом с капюшоном. Это было настолько странное зрелище, что Ольга отпрянула, закричала. Плащ отшвырнул ее от себя. Вокруг была сплошная темень; никого и ничего. Пустота. Ольге казалось, что плащ висит на каком-то ирреальной невидимке.
* Ты растворишься.
Шелестел плащ.
*Смотри вокруг…
И окружающая темень зашевелилась. В ней Ольге стали угадываться существа, которые поселяются под кроватями и в шкафах маленьких детей, когда в комнате выключают свет.
* Скоро минутная стрелка пойдет против часовой…
Шелестела тьма вокруг…
* И все вы пойдете туда, назад, где звезды черны, где на кострах сжигают детей, где над плоской землею встает глупый диск солнца и слепая луна улыбается, вырезая из плоти шеренги одинаковых человечков, и они идут, чеканя шаг, одинаково мысля, одинаково мыссссссля, одинаково мысссссссссссссля, одинаково мысссссссссссссссссссссссссссля…
Существа во тьме все повторяли и повторяли это слово, шипели его на разные лады, и оно давило, давило на Ольгу, прижимало ее к земле, втаптывало во тьму, она старалась сопротивляться, но существа были сильнее ее…
*Мысссссссссссссссссссля…
*Мысссссссссссссссссссля…
*Мысссссссссссссссссссля…
Это слово, этот ужасный шепот заполнил ее голову, начал просачиваться сквозь поры потом, расползся по вселенной. Когда он стал уже больше вселенной, Плащ сказал тихо, но он перекрыл своим голосом это ужасное слово, шепнул-крикнул:
* ХОЧЕШЬ К НИМ?!
И Ольга упала. Она рухнула в наступившей тишине, как подкошенная, зажмурив глаза, ожидая расправы над собой и мелко-мелко дрожа всем телом…
Плащ наклонился и погладил ее по растрепавшимся рыжим волосам…
– Привет, мамуль! – щебетнула Лада. – А папа уже уехал?
– Давно уже.
Их папа работал бизнесменом, у него была сеть магазинов, торгующих всякой всячиной и парочка крупных универмагов. Отца никогда не было дома, зато семья процветала.
– Скажи-ка мне, разлюбезная дочь моя, – произнесла красивая, ухоженная мама, накладывая на лицо питательную маску, – с кем это я вчера видела тебя на улице? Что за оборванец?
– Оборванец? – удивилась красивая, ухоженная дочка, – а, да… да так, знакомый.
– Ты со всеми своими знакомыми за руки держишься?
– Ма, прошу тебя, не начинай! Это же несерьезно!
– Надеюсь.
Оборванцем мама обозвала Брига. Он вчера как раз уходил в очередной «стоп» и одет был соответствующе: видавшие виды кроссовки, драные джинсы, немыслимая футболка и косуха вдобавок.
Они даже познакомились не как другие – нормальные – люди. Была якутская слякотная весна, город порой напоминал Венецию. Лада пробиралась к своему подъезду, стараясь не испачкать своих дорогих французских туфелек, осторожно и медленно ступала по узеньким реечкам, переброшенным через лужу. Позади нее шел парень. Он явно торопился, нервничал, что идущая впереди девушка передвигается со скоростью тормозящей черепахи, а другого пути пересечь двор не наблюдается. Наконец, видимо, истощив до предела терпение, он подхватил на руки медлительную незнакомку и побежал по рейкам. Он почти пересек лужу, лишь на последнем шаге поскользнулся и со всего размаха рухнул в грязь. С Ладой на руках.
Лада в растерянности уставилась на свой новенький костюмчик от Кардена, забрызганный грязью.
– Девушка, можно с вами познакомиться? – ляпнул Бриг первое, что пришло ему в голову.
– Лада, – пробормотала та в шоке.
Почему она стала с ним встречаться, она не знала и сама. Точнее знала, но никак не могла объяснить подружкам, таким же благополучным, как она. Это была не любовь с первого взгляда, нет, скорее интерес, как к чему-то диковинному. Бриг был настолько не похож на ее знакомых мальчиков – вальяжных, заумно рассуждающих о своем благополучном обеспеченном будущем, курящих дорогие сигареты, что она просто не знала, чего от него ждать в следующий раз. Он всегда говорил то, что думает, но выражал свои мысли либо очень меткой, резкой и ехидной фразочкой, либо туманным высказыванием с подтекстом на три километра вглубь. Он играл на гитаре и пел какие-то непонятные, наполненные наркоманской философией песни, он шутил с грустным выражением лица, он непринужденно разыгрывал окружающих, потешаясь, оставляя их в дураках, он был настолько волен и независим, что Лада порой даже терялась рядом с ним. Бывало, на него находило безудержное, необузданное веселье, он по-детски хохотал и дурачился, порой изображая ее надутых, как индюки, друзей и манерных подружек. А бывало и так, что он становился молчалив и задумчив, уходил в свои мысли и, кажется, не видел никого вокруг. Вот и вчера, когда их, скорее всего, увидела ее мама, на него напал такой же настрой. Они долго просто шли по городу, молча и медленно. Ладу это даже начало угнетать. Бриг же думал о чем-то своем. И когда они добрели до Ладиного подъезда, он вдруг остановился и спросил какую-то невероятную глупость, спросил так, словно важнее ее ответа для него не было ничего:
– Лада, ты слышишь стук моего сердца?
– Еще не хватало! – ответила она, – я свое слышу. Ну ладно, арривидерчи!
– Где моя деточка, где моя лапочка? – мама ползала по квартире, заглядывая под шкафы и диваны. – Опять ребенка запугал, паразит, вот, теперь спряталась и не вылазит! – прикрикнула она на сына и снова начала, сюсюкая, ползать по квартире. Дон натягивал кроссовки и с раздражением наблюдал за процессом поисков.
– Где моя девочка, где моя сладкая? Почему маму не встречает? Во-от ты где! – и мама выволокла из-под дивана кошку. – Ты ее кормил?
– Кормил, кормил, – буркнул Дон.
– Чем?
– Сосисками… Ма, я на дополнительные занятия пошел.
– Опять на крышу собрался?!
– С чего ты взяла?
– Ты, сопляк, еще спорить со мной будешь? Посмотрите на него, дополнительными занятиями он занимается! Хорошо, мне баба Клава сказала, что в магазине тебя видела, как ты портвейн покупал!
– Вот карга старая, а еще улыбалась! – пробурчал Дон. Как назло, шнурок на кроссовке запутался.
– Что ты матери перечишь?! Спасибо ей сказать должен, она тебе жизнь спасла! Если она мне сейчас не сказала бы, что ты пить собрался, то ты бы спился! Университет бросил бы, пошел бичевать, всю жизнь с этими по крышам околачивался и сдох бы под забором!
– Задолбала уже… – буркнул Дон, справившись, наконец, с непослушным шнурком и выскакивая из квартиры. Несмотря на его почтенный двадцатитрехлетний возраст, мама позволяла себе орать на него, воспитывать, сажать под домашний арест… Да что там, он даже погулять отпрашивался и должен был быть дома не позже одиннадцати! Последнее правило им неукоснительно нарушалось, поскольку его вольная натура не выдерживала таких издевательств над собой. При этом он откровенно не понимал, что его матери от него лично нужно. Больше всего она любила свою кошку, на сыне и муже лишь срывала злость, накопленную за день на нелегкой работе завуча. Что и говорить, что они оба ее тихо ненавидели. Ну ладно, ну был за ним один косяк, так-то елки-палки сколько лет назад! Спасибо маменьке, вытащила тогда из ментовки… Но при чем тут девчонки, спрашивается, с которыми она ему встречаться ну никак не дает? То вроде улыбается, добренькая, привечает, как может, и чаем напоит, и конфеток предложит, и поговорит вроде с девчонкой нормально… А стоит той за порог, начинается: и волосы-де у ней неухоженные, и ногти страшные, и манеры чудовищные… Он ее маневры просекает, конечно, с ходу, но вода-то и камень точит. Вроде потом замечаешь, что и правда манеры и ногти какие-то не такие…