Страница 26 из 98
Военные, как только закончили с проверкой домов, согнали жителей к зданию городского совета и провели перепись. Оказалось, что из девяти с половиной тысяч жителей, в Бриджтоне осталось всего лишь двести семьдесят шесть. Многие убеждали себя, что народ просто разъехался в поисках родных, но цифры все равно были удручающими. Когда военные это поняли, от планов оцепить весь город они сразу отказались. Решено было ставить забор вокруг юго-западной части города, так, чтобы с востока естественной преградой служила река, а тех, кто жил дальше, переселить в опустевшие дома. Территорию брали с лихвой, места бы хватило и на тысячу людей. Солдаты не хотели подпускать гражданских к любой своей деятельности, но когда они поняли, что их всего лишь тридцать один человек, и подкрепления не будет, то сами попросили оказать им всю посильную помощь в возведении ограждения. Уэллс вызвался в числе первых, даже не смотря на то, что военные держали под замком его отца. Все таки Телониус Джаха был политиком, и чувство коллективной ответственности, благодаря этому, привилось у Уэллса очень рано. Он быстро влился в стройку и даже находил немалое удовольствие, проводя дни в упорном труде. Омрачали рабочие будни лишь Финн и их прораб — Патрик Симмонс. Раньше этот сварливый мужик заведовал местными строителями, которые чинили дорогу, а теперь вот гонял всех, как своих мексиканцев. Одно в его придирчивости было хорошо — можно было быть уверенным, что заборы, которые ставились под началом Симмонса, не свалятся при первом сильном ветре.
Другой насущной проблемой стали «ходячие» — так солдаты прозвали инфицированных, и слово быстро вошло в обиход. Мертвецы то и дело стекались, как Уэллс предполагал, на шум, издаваемый скопившейся толпой народа, и приходилось звать солдат, чтобы те разобрались. Их было недостаточно, чтобы успевать всегда и везде, поэтому порой случалось обороняться самостоятельно. Несколько раз люди погибали от безжалостных рук и зубов, но еще хуже было, когда кто-то отделывался укусом. Военные отводили пострадавших в медпункт и оттуда те возвращались либо калеками, либо не возвращались вовсе. Когда такое случалось, работать в том же темпе становилось сложнее, но Симмонс не давал им спуску.
— Черный властелин! — вновь окликнул Уэллса Финн, — Мы несем тебе твое любимое, — он кивнул на свернутую в рулон сетку.
— Финн, — шикнула на него Рейвен, — хватит задирать Уэллса. Что с тобой такое?
— Пытаюсь разрядить… — все также беззаботно начал говорить Финн.
— Хватит, ты делаешь только хуже!
— Ладно-ладно, — скуксился парень, — вот.
Они начали разматывать сетку рабица, подняв ее на уровень отогнутых штырей, чтобы она зацепилась за них. Затем Рейвен и Финн принялись скручивать края с соседней секцией звеньев. Это была простая операция, но, чтобы делать все на славу, пришлось немало практиковаться. Сейчас все получалось на автомате, особенно, когда руки не дрожали после очередной атаки ходячих.
— Скорей бы ужин, да? — с улыбкой на лице, мечтательно произнесла Рейвен.
— Ага, — закивал Финн, — полевая кухня — это то, ради чего стоило смотаться в армию. Авось, сейчас бы патрулировал Нью-Йорк или Фили прямо на танке, — он горизонтально провел ладонью по воздуху, — Уэллс, ты с нами?
— Конечно, — ответил он.
Уэллс вдруг понял, что, несмотря на всю злость, которую он питал по отношению к Финну, эти двое стали ему почти что друзьями. И ведь действительно, кроме них он практически ни с кем на стройке больше не контактировал, а к их присутствию за последнюю неделю привык настолько, словно всю жизнь с ними жил.
Они работали еще полтора часа, пока, проложив очередную секцию забора, Уэллс не обнаружил, что смотрит на другой его участок в десятке метров от последней лунки. В этот момент он понял, что они, наконец, закончили, и это была точка, от которой солдаты стартовали неделю назад. Всего через двадцать минут Финн и Рейвен, под пристальным взором столпившихся вокруг людей, соединяли последние звенья сетки. Уэллс стоял рядом и слышал, как они перешептываются.
— Ну что, ты скажешь им или я? — тихо спросил Финн.
— Давай ты, — сказала Рейвен, с опаской поглядев на стоящий сзади народ.
— Хорошо, — Финн прочистил горло и возвестил, — Итак! Рейвен хочет вам кое-что сказать!
— Козел, — она ткнула его локтем вбок и, подняв руки вверх, объявила, — Готово!
Тут же послышались одобрительные возгласы и аплодисменты, люди стали обниматься, хлопать друг друга по плечу и пожимать руки. Уэллс, Финн и Рейвен поспешили присоединиться ко всем. Даже Патрик Симмонс в кои-то веки просветлел и вышел обратиться к людям.
— Народ, я вас поздравляю, теперь мы полностью обезопасили этот район. В кратчайшие сроки проделать такое большое дело — это повод для гордости! Так что, — Симмонс прокашлялся, — сейчас идите ужинать, а завтра можете отоспаться, пока от вас больше ничего не требуется.
— Выпивку нам подгонят? А, солдатики? — громко спросил кто-то из толпы.
Трое солдат, следивших за этим участком сегодня, ничего не ответили и, как это обычно бывало, с безучастным видом стояли неподалеку. Военные почему-то крайне неохотно шли на контакт с оставшимися жителями, что привносило разлад между ними. Почему майор Фицуильям это допускал, для Уэллса оставалось загадкой. Порой ему казалось, что того заботит лишь то, чтобы его отец и отец Кларк сидели за решеткой.
— Да, и еще одно важное объявление, — более серьезным тоном сказал Симмонс, — У нас отключилось водоснабжение.
По толпе пронесся неодобрительный гул.
— Хочу вас заверить, мы сможем с этим справиться, — поспешил успокоить всех Симмонс, — Как только установим причину неполадки. Все, народ, не бухтите, тут у нас военное положение, а не курорт, так что потерпите! А теперь марш на ужин!
***
Если для большей части города приход военных стал неким проблеском надежды, то для Шамуэя все началось с разочарования. Рэд и Мерфи выскользнули из его хватки в самый последний момент, когда он почти нагнал и пристрелил обоих. И, как будто этого было мало, они убили Маккуори. Теперь шериф остался единственным представителем закона в городе, пусть и само понятие закона начинало утрачивать свой смысл. Военные насадили свои порядки и терпели Шамуэя лишь потому, что тот ясно дал понять, что не сдаст оружие и значок без боя.
Сначала они перевернули вверх дном весь его участок, попутно застрелив обратившихся Маккуори и парня, которого Шамуэй притащил на своих руках и запер вместе с преступниками. Теперь он понял, какой это было ошибкой. И таких ошибок было много за последние дни. Участок солдаты покинули столь же быстро, как и обнесли. Как оказалось, он не входил в ту часть города, которую они планировали оцепить, и теперь их штаб располагался в здании городского совета. Сюда же отправили и Мерфи с Рэдом, которые теперь, вместо положенной им холодной камеры у шерифа в подвале, наслаждались пребыванием в просторном офисе одного из советников на первом этаже здания, окна которого были огорожены прочными решетками. К удивлению Шамуэя, вместе с его уголовниками подсадили еще двух заключенных — местного инженера Джейка Гриффина и сенатора Телониуса Джаху, который то и дело наведывался к ним в участок на прошлой неделе, стараясь накопать информацию о недавних нападениях в округе. Шерифу толком не объяснили, за что те двое сидят под арестом. Если из-за того, что они были обеспокоены и пытались разобраться в ситуации раньше остальных, то это казалось ему полным идиотизмом, особенно теперь, когда ходячие мертвецы отхватили территорий больше, чем живые люди.
— Мы уже это обсуждали, — устало бросил Реджинальд Фицуильям.
— Вы просто сказали «нет» и выставили меня за дверь, — настаивал Шамуэй.
Они находились в бывшем кабинете мэра города, который командир гарнизона, естественно, выбрал в качестве своей резиденции. Майор Фицуильям казался шерифу разумным человеком, который сразу же начал делать все правильно — инструктировал население, проводил чистки, организовал снабжение и погнал людей строить забор. Некоторые возмущались из-за того, что к свободным гражданам относятся, как к подчиненным, но шериф понимал, что такое отношение необходимо, чтобы не начался хаос, и жизнь стала как можно более упорядоченной в кратчайшие сроки. Единственное, чего он не мог понять, так это попустительское отношение к двум убийцам.