Страница 4 из 15
Плёнка внезапно обрывается.
– Ну, вот и всё, – возвестил тихо Вахрамеев. – Дальше идёт концерт рок-ансамбля. Я выключу, если вы не против.
Шамсиев молча кивнул. Ему вдруг захотелось остаться одному, собраться с мыслями, отдохнуть малость, и Вахрамеев, кажется, сразу понял это…
Проснулся Шамсиев рано. Встав, быстро привёл себя в порядок, гладко побрился, надел выглаженную с вечера сорочку, галстук, лёгкую летнюю куртку и, повесив на плечо сумку, подошёл к зеркалу.
– Ну, как мы сегодня? – спросил он, оценивая своё отражение строгим, критическим взглядом. Роскошная чёрная шевелюра с проседью на висках, блестящие карие глаза, густые брови, прямой нос, чуть идущие книзу татарские усы, тяжёлый волевой подбородок.
– Пойдёт! – уверенно заключил он и спустился на первый этаж.
Мысль о завтраке заставила его на мгновение остановиться возле кухни, но вспомнив, что перед уходом Вахрамеев говорил ему о каком-то маленьком кафе неподалёку от особняка, решил не тратить время на приготовление пищи…
Кафе показалось ему очень милым. Какой-то услаждающий покой, тихая игра стоящего в углу старенького проигрывателя, обаятельная улыбка молоденькой чернявой официантки, ловко крутившейся возле небольших деревянных столиков, – всё это располагало к хорошему отдыху.
Увы, впереди его ожидала нелёгкая, хотя и привычная работа…
Официантка оказалась бойкой девчонкой.
– Я вам принесу салат, тушёного кролика и чашечку крепкого кофе, хорошо? – бросила она Шамсиеву прямо на ходу, как только он сел за столик, и, обнажив в улыбке ровные, сверкающие сахарной белизной зубы, скрылась за стойкой. Вскоре она вернулась с подносом, аккуратно переложила тарелки с кушаньем на столик и, неожиданно подсев к Шамсиеву, заговорила тонким детским голоском, не сметая с лица очаровательной улыбки:
– А вы не из местных, я сразу догадалась. И знаете как?
Шамсиев отреагировал не сразу, сначала, взяв вилку, отведал кролика. На его лице возникло выражение удовлетворения.
– Вкусно! – похвалил он и, сделав паузу, спросил, посмотрев с любопытством на официантку:
– Ну, и как же вам удалось узнать, что я невесть откуда свалившийся вам на голову чужак?
– По усам, – рассмеялась девушка. – У нас здесь почти никто усов не носит. А вы ведь не русский, да?
– Татарин я, вредный и сердитый, – нарочно пошевелил усами Шамсиев.
– Татарин? – обрадованно вскинула она брови. – Вот это да! А я ведь тоже татарка. Меня Луизой зовут.
– Что же, приятно встретить в незнакомом городе соплеменницу, да ещё такую красивую, – сделал ей комплимент Шамсиев, продолжая медленно и непринуждённо есть. – Меня зовут Булатом Галимовичем. – Я – следователь, приехал из Москвы.
Слово «следователь», похоже, не произвело на девушку никакого впечатления.
– Из Москвы… – произнесла она задумчиво, немного грустно, но в это время со стороны кухни донеслось: «Луиза! Луиза!» – и она со вздохом, совсем неохотно поднялась из-за стола.
– Извините, я сейчас… – сказала она с сожалеющей улыбкой и, стуча каблучками по кафельному полу, направилась к стойке.
Вернулась она минут через десять. Шамсиев уже ожидал её. Чтобы расплатиться. Ей, по-видимому, хотелось поговорить ещё, но следователь, посмотрев на часы, извинился и, тепло поблагодарив девушку, направился к выходу.
Она проводила его глубоким задумчивым взглядом…
Вахрамеев уже ждал его в своём кабинете.
– Позавтракали? – заботливо осведомился он, когда Шамсиев присел за уже знакомый столик.
– Да, – ответил Шамсиев, извлекая из сумки подшивку уголовного дела. – В том маленьком кафе на углу улицы. Там, кстати, отлично готовят. А главное – совершенно неожиданно познакомился с одной черноглазой девчушкой, официанткой.
– С Луизой? – догадавшись улыбнулся Вахрамеев. – Знаю, знаю. Симпатичная девчонка, татарочка. Я и сам раньше частенько захаживал в это кафе. Она приехала к нам год назад из Москвы. Перед этим поступала, кажется, в МГУ, но неудачно. Родители расстроились, стали упрекать её, а она – вещички в чемодан и прямиком сюда, в наш город. Решительная девчонка!
– Да, девчонка очень бойкая! Ну ладно… – Шамсиев откинулся на спинку кресла. – Давай поговорим теперь о наших делах. Вчера я изучил все следственные материалы. Поработал ты неплохо, говорю вполне искренне. Есть интересные версии, разработки. Но скажи мне, положа руку на сердце, Сергей, какая версия всё-таки была главной в твоём расследовании?
Он в первый раз незаметно для себя назвал следователя по имени, отметая всякую официальность в их дальнейших отношениях.
– Видите ли… – неуверенно заговорил Вахрамеев. – Мне нелегко было выбирать. Почему – вы, наверное, догадываетесь. Эта необычная потерпевшая, её солидный родственник… На меня налегли буквально с первого дня, то и дело торопили, тормошили, не давая времени на раздумья. Приходилось брать всё налётом, перескакивать с версии на версию. В такой обстановке, сами понимаете…
– Да, спешка в твоей работе была, это чувствуется, – утвердительно кивнул Шамсиев, взяв в руки уголовное дело и принялся, как и накануне, отвлечённо листать его – такая уж у него была привычка, когда его беспокоило что-то.
– И всё же, – продолжал он, – кто из лиц, подозревавшихся в убийстве, больше всех привлёк твоё внимание? В поле зрения было, кажется, пять человек…
– Честно говоря, мне до сих пор не даёт покоя Сурулёв. «Сурок», как его называют блатные, – признался Вахрамеев. – Пять судимостей и все за посягательство на личность. Жесток. В последнее время пьянствовал, дебоширил…
– Да, я читал, – чуть разочарованно произнёс Шамсиев. – Если мне не изменяет память, этот тип за день до убийства Аристовой гонялся с камнем за какой-то женщиной и, кажется, даже арестован за это. Но меня, признаться, больше заинтересовали ваши черновые записи. – Он покопался в бумагах, которые были вложены, но не подшиты в дело. – Вернее, вот этот список с фамилиями и адресами.
– Да, это список свидетелей, которых я должен был допросить, – пояснил Вахрамеев.
– Я так и понял. И, судя по имеющимся здесь пометкам, были допрошены все свидетели, кроме троих. Остались Ларионова, Фатеев и Борин. Что это за люди?
Шамсиев протянул список Вахрамееву. Тот взял его, не спеша прошёлся по нему взглядом.
– Вспомнил, – сказал он, возвращая листок Шамсиеву. – Ларионова – это врач. Она оказывала первую помощь Аристовой. Я не смог её сразу допросить, так как она находилась в отпуске, а потом необходимость в её допросе отпала, дали нужные показания другие врачи. Свидетель Фатеев работал водителем такси. Он подвозил в ту ночь Носова и Аристову к её подруге, но до конца не доехал – на пути оказалась свежевырытая траншея. Высадил он их где-то в районе ресторана. К сожалению, таксист через день погиб в автоаварии, и я не успел допросить его, хотя и вряд ли он мог бы внести какую-нибудь ясность в дело…
– Ну а третий?
– Борин? Это бывший главный режиссёр драмтеатра. В день убийства Аристовой он возвращался ночью домой, и где-то в тех местах его ограбили…
– Подробнее, пожалуйста.
– Хорошо. Сами понимаете, в те дни мы цеплялись за каждую мелочь, за каждую соломинку, так сказать. И нами была получена оперативная информация о том, что Борин в ту ночь вернулся домой в странном виде. Человек он аккуратный, педантичный. А тут появляется в подъезде, не узнать его. Куртка расстёгнута, испачкана, сам бледный какой-то, испуганный. Стали выяснять. Оказалось, шёл ночью домой, остановили его на окраине подвыпившие верзилы, стали денег требовать. А он что, семидесятилетний старик, больной и беспомощный, струхнул, видать… Впрочем, этим случаем занимался наш участковый инспектор Корнилов. Как помнится, возбуждать по этому факту уголовного дела он не стал…
– А вообще, что за человек этот Борин?
Вахрамеев пожал плечами.
– Я же говорил, старикашка семидесяти лет, больной, немощный, лет пять уже как на пенсии. Холостяк. Что-то не сложилось у него в жизни. Живёт один. В последнее время больше сидит дома, никуда не ходит, даже в театр. Человек, надо сказать, с именем. Кандидат искусствоведческих наук, заслуженный артист федерации, имеет дипломы и награды. Словом, уважаемый в городе человек.