Клуб царских жен

Договорить ему я не дала:

– Нет. Спасибо. Все эти ваши клубные замужества не для меня. Меня богатые женишки и тряпки не интересуют. Меня вообще никакие замужества не интересуют. Никогда в жизни не интересовали, – у меня даже пена от возмущения вокруг губ образовалась. – Мне дед Иша сделал пока лучшее и самое заманчивое предложение, сказал, что за работу даст оружие и лошадь! Мне больше ничего не надо! Я независимая и самостоятельная.

– Ну-ну, дэви, ты не горячись, подумай, – Рупайя оглядел меня с удивлением и снова улыбнулся. – И я подумаю, чем тебя можно приманить. У меня, знаешь ли, профессиональный азарт появился – впервые вижу девицу, которая так рьяно отказывается от возможности стать царской женой.

Я была готова спорить с Рупайей до посинения, доказывать, что я всей это бабьей хренью не интересуюсь вообще… Произнести громогласный монолог не успела, к вырубке не спеша подошел дед Иша, посмотрел на меня, потом на ростовщика, поздоровался:

– Мирного неба тебе, Рупайя, с чем пожаловал?

– Тебя искал, старый Иша. Есть у меня к тебе одно предложение…

– Давай в доме обсудим, – прервал знакомца старик.

Они ушли, оставив меня с топором в руках. Я некоторое время потаращилась им вслед, искренне надеясь, что говорить они собрались не о моей скромной персоне. Клуб Царских Жен… Пффф! Меня аж передернуло. Не планировала я в ближайшее время замуж выходить, да и вообще, никогда не фанатела от перспективы оказаться беременной у плиты. Пусть даже у золотой плиты, с брильянтами…Про беременность ничего сказать не могу (так как подробностей не знаю), а готовка – это вообще ни разу не мое! А вот Янка бы наверняка с ума сошла от счастья. Жена Царя – крутотень ведь какая! Солидный богатый муж и корона с брюликами на бошку, чего еще надо для счастья? Тьфу! Тьфу и еще раз тьфу! Я с отвращением плюнула под ноги, и вдруг почувствовала себя невероятно глупо. Может, я какая-то неправильная? Я же девушка? Должна мечтать о богатых мужиках, красить ногти, читать книги про кулинарию и уж точно не пахать и не рубить. Наверное, я неправильная. Только лучше останусь неправильной и честной с собой, чем натяну чужую шкуру и брошусь исполнять чужие мечты…

Рупайя покинул наш хутор далеко за полночь. Я проснулась от конского топота – расторопная лошадь уносила ростовщика душ в сторону города.

Утром старик Иша выглядел каким-то хмурым. За завтраком я напрямую спросила, не говорил ли с ним Рупайя обо мне. Дед отрицательно помотал головой – нет, мол, не велика птица, чтоб о тебе говорить…

4.Хоуп

Хоуп очнулась, но глаза открывать не спешила. Она лежала, укрытая одеялом, а рядом разговаривали мужчины. Один сказал:

– Где ты взял ее, Минаджа?

– Нашел у порога веселого дома всю в крови. Думал мертвая, а она застонала. Я решил, что это одна из твоих девиц и принес ее сюда, – ответил второй.

– Не моя, – отказался первый.

– Так возьми ее себе, – тут же предложил его незримый собеседник, тот, кого видимо звали Минаджа. – Она красивая, на местных не похожа. Неужто в твоем заведении не найдется теплого местечка для новой красотки?

– Может и возьму, – неубедительно согласился первый. – Пусть старуха ее осмотрит, позови старуху…

Хоуп не открывала глаза, пытаясь разобраться в происходящем, пока ее сочли бездыханной. «Веселый дом», «красотки» – мысль в голову приходила одна, и от нее рождалось лишь злое разочарование. Богиня… Новую жизнь в новом мире обещала, ага, как же! Стоило умирать или, как там, перерождаться, чтобы опять загреметь в бордель? Хоуп усмехнулась бы, но губы не слушались, все тело онемело и затекло, будто много часов находилось в статичной позе. Вдобавок ко всему воздух пах специями: корицей и тимьяном, перцем и куркумой. От пряного запаха у Хоуп закружилась голова, и она вновь провалилась в небытие.

Очнулась она от холода текущей по щекам воды. Ледяные струи змейками поползли на шею, коснулись ключиц, отрезвляя и вырывая из сонного полузабытья. Хоуп вздрогнула, дернулась, ощущая, как к рукам и ногам возвращается контроль. Первое, что произнесла: « Твою мать…» с приличным довеском из ругательств покрепче.

Резко сев, она чуть не выбила миску с водой из рук склонившейся рядом девушки. Та уставилась на Хоуп испуганно и прижала к губам палец:

– Не шуми, новенькая, хозяин не любит, когда мы ходим друг к другу в комнаты…

– Где я? – не обратив внимания на незнакомку, Хоуп принялась деловито осматриваться.

Комната без окон, небольшая. На полу ковры с длинным ворсом, по стенам шелковые драпировки с орнаментом из кругов, собранных крестами, похожими на символические изображение клевера-четырехлистника. На потолке вместо ламп две длинные трубки, источающие тусклый фосфорический свет. Дверь чуть приоткрыта, за ней видны перила балкона, идущего этажом вдоль стены, как в американском салуне времен Дикого Запада, только антураж совсем не западный, скорее восточный…

– Как тебя зовут? – девушка-незнакомка вновь попробовала привлечь внимание Хоуп.

– Хоуп, – представилась та. – А тебя?

– Бинни, – робко ответила девушка. – Тебя тоже украли?

– Нет, я сама пришла, – иронично подметила Хоуп, но Бинни шутку, кажется, не поняла, испуганно уставилась на новую соседку, не зная, что и сказать…

Бинни была маленькой, худенькой и неожиданно большегрудой. Ее огромные глаза выглядели по-детски наивными, навскидку Хоуп дала ей лет семнадцать. Разглядывая лиловый топ и длинную многослойную юбку, Хоуп подумала, что видела подобные наряды у танцовщиц-экзоток. Черные волосы Бинни были сплетены в толстую косу и увиты бусами из цветного стекла…

– Меня украли, – решив продолжить разговор, посетовала юная красавица. – Я к свадьбе готовилась, а жених мой умудрился задолжать денег кому-то из головорезов Минаджи, вот они и утащили меня прямо с прогулки. Я…

– Погоди ты, – грубовато перебила ее Хоуп, прервав начатый рассказ. – Ты мне лучше про «веселый дом» этот расскажи?

– А что рассказывать-то? – пожала плечами Бинни. – Самый большой подпольный бордель Четвертого Царства. Кто сюда попадает, вряд ли выберется.

– А что, разве здесь плохо? – задала провокационный вопрос Хоуп, с придирчивостью полицейской собаки осматривая все углы комнаты.

– Так бордель ведь! – непонимающе уставилась на нее Бинни. – Здесь девушки – товар, кто заплатит – тому и отдадут, а потом другому, а потом…

– Ладно, поняла тебя, – прервала разговор Хоуп и задумчиво уселась на лежащую на полу пышную перину. – Хозяин тут у вас какой? Не бьет? Жрать дает? Отдыхать иногда позволяет?

– Позволяет, – с грустным, непонимающем видом кивнула Бинни. – Я тут недавно. Я ведь нетронутая еще, ко мне никого не пускают, богатого клиента ждут, а я…

Хоуп снова не дослушала, погрузилась в собственные мысли, искривила красивые губы разочаровано. Новая жизнь в новом мире… Бред! И как тут исправлять ошибки, если все «снова-здорово». «Можно попробовать свалить отсюда, только знать бы куда? Да и вроде не так тут плохо: собственная комната, соседка, хоть и зануда, но сильно подавленной не выглядит. Так что можно и остаться, разобраться что к чему, а потом свалить»…

После первичной ориентации на местности Хоуп так и не определила для себя четкого плана дальнейших действий. Однако постоянно всплывающее в голове напутствие богини-прародительницы по поводу исправления ошибок не давало покоя. Знать бы, какие точно ошибки имелись в виду? Хоуп никогда не была праведницей, но существование свое в целом считала достойным. Деньги не пахнут, а работа хороша тогда, когда приносит приличный доход – так что ничего зазорного, а ханжи и моралисты пусть подавятся своими нищенскими зарплатами и слюнями, глядя с завистью на чужие наряды, тачки и украшения. Красивая жизнь требует жертв, и собственное тело – не такая уж большая потеря. В своих убеждениях Хоуп была неисправима…

В ее жизни все сложилось таким образом достаточно давно. Еще в юности Хоуп поняла, что романтика безденежья не для нее. «Деньги и титул» – заявляла когда-то знаменитая Миледи, и Хоуп оказалась неоригинальна. Каждый новый любовник был для нее лишь ступенью к богатству и роскоши, а о любви она слышала… да нет, не от кого ей было слышать о любви…