Страница 20 из 25
– Кто его знает? Пожалуй, опять придерётся, – «мало взял», скажет.
– Всё может быть, ненасытная утроба, ему только поддайся.
В таких разговорах приятели добрались до дому и во шли в склад, где уже собралось немало покупателей, встретивших Тихона Петровича с поздравлением о получении наследства.
– Благодарствую, – сказал им на это наследник.
– Мы, вот, к твоей милости за винцом пришли. Отпустишь или нет?
– Извольте. Сколько угодно? За вами, кажись, должок состоял?
– Есть за мной немного, – рублей триста только, – сказал один.
– А за мной целковых пятьсот, – объяснил другой.
– Сейчас взглянем в книгу и увидим.
– Смотри, не смотри, верно говорим.
Тихон Петрович раскрыл книгу, прикинул на счетах и сказал:
– Да, верно. Знаете, чем хочу я вас порадовать?
– Чем такое? Не хочешь ли цену на товар накинуть? – послышался голос.
– Цены набавлять не буду, а все долги ваши Акиму Петровичу прощаю вам, молитесь за него Богу; вот вам и расписки, которые вы ему давали.
Целовальники остолбенели от такой неожиданной для них радости и начали было кланяться Тихону Петровичу в ноги, но он остановил их и только просил молиться о душе покойного Акима Петровича, а затем пригласил их наверх, в свои покои, и там угостил их чайком. Торговцы до того остались довольны гостеприимством и поступком молодого складчика, что целовали у него руки и, затем купив, что им было нужно, разошлись по своим местам.
По всему заводу начали говорить о Тихоне Петровиче, как о человеке с хорошим направлением и добрым во всех отношениях. По утрам его окружала нищая братия, и всех он оделял щедрою рукою.
– Однако, приучил ты довольно этого народу! – сказал как-то своему приятелю бывший урядник.
– Ну, что ж, Бог с ними, у меня ещё останется, – отвечал он ему.
– Одолеют ведь! После не отобьёшься от них.
– Хватит на всех.
Некоторые из зажиточных обитателей Тагила смотрели на Тихона Петровича, как на завидного жениха, и хлопотали посватать за него своих дочерей, но он отнекивался от таких предложений и говорил, что если и женится, то не ранее, как после годовщины смерти своего благодетеля. В сваты замешался и батюшка приходской церкви и с этою целью пришёл к Тихону Петровичу в гости. Тот принял его с подобающим уважением. Сидя за самоваром, батюшка сказал ему:
– А ведь я, извини, к тебе по делу завернул.
– Что ж, я рад выслушать вас, скажите, если могу быть полезным, то готов к вашим услугам.
– Степана Сидорыча, знаешь, небось? Вот я по его просьбе с предложением к тебе.
– В чем же оно заключается?
– Дочка у него есть красавица, хочет он её за тебя отдать и капитал не малый в приданое предлагает.
– Нет, батюшка, благодарствую. Вы знаете, у меня есть невеста.
– Какая невеста? Мужичка-то, а эта из купеческого рода будет. Я советую тебе взять её.
– Теперь уж поздно; если бы Степан Сидорыч пораньше об этом подумал, тогда, может быть, я и согласился бы на его предложение, а теперь не могу, слово дал и надо сдержать его.
– Как знаешь, дело твоё, а я советовал бы тебе не отказываться, – по крайней мере, в хорошую родню вошёл бы.
– Зачем же? От добра – добра не ищут.
– Мне даже странно становится, что ты хочешь жениться на необразованной крестьянке. Дочка Степана Сидорыча – девушка благовоспитанная, у меня Закону Божьему училась, в страхе Господнем соблюдается; за неё многие уже сватались, да отец всё упирается.
– Да я-то что ему дался?
– А то, что моей рекомендации послушался, вот и заслал к тебе сватом.
– Благодарю вас за внимание, скажите Степану Сидорычу, что я жениться до году не желаю.
– Так ли, полно?
– Что ж мне, не икону ли для него целовать прикажите? Если и вздумаю раньше жениться, вас не обойду и полагаю, что совершить брак не откажетесь.
– Во всяком случае всегда готов.
– За это спасибо.
– Как же мне перед Сидорычем-то теперь быть: какой ответ ему дать?
– Так и скажите, как я вам объяснял: «до году, мол, жениться не желает».
– Что ж делать, лгать приходится, а не хотелось бы совестью кривить.
– В этом, я полагаю, никакого прегрешения нет: вы скажете ему не свои, а мои слова.
– Так и скажу, до свидания, пока.
– Прощайте, батюшка, благословите и не серчайте на меня.
– Да что серчать, сын мой, – благословляя Тихона Петровича, – заключил батюшка и вышел из дому.
Тихон Петрович проводил священника с лестницы, и он ещё раз благословил его.
Возвратясь обратно, молодой человек прошёл в комнатку своего приятеля и рассказал ему, с какою целью приходил к нему батюшка; тот покачал головой, подумал немного и сказал:
– А знаешь ли что? И я с своей стороны посоветовал бы тебе жениться на дочке Степана Сидорыча: девушка получше и покрасивее твоей Степаниды будет и при том родовитая, из купеческого звания.
– Будь она и княгиня, а Степаниду на неё не променяю. Ты меня не обижай.
– Да разве я в обиду тебе говорю?
– Значит, не знаешь меня хорошо, я дал слово Степаниде и женюсь на ней, потому что люблю эту девушку, и она достойна того.
– Верю, одно только, она из деревенских.
– Довольно об этом, мне и батюшка о том напевал, не вам с ней жить, а мне.
– Ну, и дай Бог святой час, едем за ней. Один день до праздника Рождества остался, нужно приготовиться в дорогу.
И они ударили по рукам.
Тихон Петрович около вечера запер склад и отпустил рабочих на праздник по домам, привёл в порядок свои счета, позвал к себе старика кучера и сказал ему:
– Дай паре гнедых овсеца, вечером они мне понадобятся, да приготовь парные сани.
– Далеко ли думаете, хозяин, отправиться? – спросил у него кучер.
– Не твоё дело об этом спрашивать! Исполняй, что говорят.
– Знамо так, да надо знать, как приготовить: гуськом или на отлёте?
– Делай с отлётом.
– Дороги плохи, гуськом, пожалуй, способнее нам будет ехать.
– Ты дома останешься, мы с Егором Назарычем поедем на Реши, туда дорога торная.
– Слушаю, хозяин, будет готово.
У приятелей сборы были недолгие: Тихон Петрович на всякий случай положил в бумажник несколько сот рублей. «Может, они и потребуются на что-нибудь», подумал он.
– Не захватить ли нам какого оружия? – предложил Егор Назарыч.
– А на что оно тебе?
– Дорога опасная, при случае от волков отбиться, теперь Святки, бегают они.
– Можно, возьми вон шпагу, она над сундуком висит.
– Кстати и револьвер захвачу, ему места немного понадобится, положил в карман, и всё тут.
– Ну, как знаешь, бери.
– Заряжен он или нет?
– Посмотри, заряды в столике находятся.
На дворе начинало смеркаться, сорокаградусный мороз постукивал в стену; кучер, по приказанию хозяина, принялся запрягать лошадей и ворчал про себя:, «зачем это его туда несёт под такой великий праздник?» На двор вышел Егор Назарыч и спросил у дедушки:
– Что, дядя Кузьма, скоро, что ли, запряжёшь?
– Сейчас можно садиться, – ответил тот.
– Не забудь овсеца в торбочку всыпать, да сена по больше положить, а потом зайди кверху, да ковром сиденье покрой.
– Ладно, приду.
Когда всё было готово, дядя Кузьма подвёл лошадок к. крыльцу, доложил о том своему хозяину, а сам отправился отпирать ворота. Через десять минут путники выехали со двора. Тихон Петрович сам управлял лошадьми, и они, как вихрь, понеслись по дороге на Реши.
– Экие кони! золото! – говорил Егор Назарыч. – Только украсть, да уехать на них.
– Тысячные, – потряхивая вожжами, добавил его спутник.
– А ночь-то, ночь, светлая, хоть книгу читай.
– Счастлива ли она только будет! – вздохнув, протянул Тихон Петрович.
– Авось, ничего, обойдётся благополучно, а дорожка-то какая, точно по стеклу летим, давно такой не было. Дай лошадкам-то передохнуть, вишь, как ты их гонишь.
– Ничего, снесут, опоздаем, хуже будет, – отвечал Тихон Петрович, покрикивая: «Эх, голубчики, выручайте хозяина!»