Страница 1 из 25
Н. И. Пастухов
Разбойник Чуркин. Том 2. В Сибири
Часть третья
Глава 64
Подходили праздники Рождества; у кузнеца и старосты деревни продолжались приготовления к свадьбе; в том и в другом доме сидели бродячие портные и шили обновы; у невесты собирались красные девицы, пели песни и усердно старались утешать Степаниду, которая все плакала в утайку от отца и матери.
– Будет тебе слезы-то лить, – не на чужую сторону отдают, говорили ей девицы.
– Ах, подружки мои, не о том я плачу, отдают меня за нелюбимого, парня некрасивого, засушит он мою молодость, – рыдая, отвечала им невеста.
– Ничего, поживётся и полюбится он тебе, молодец он скромный, не взбалмошный какой, да и семья небольшая, убеждали Степаниду подруги.
– Не за него бы мне идти, урод он, вот что.
– За кого же тебе хотелось? – пристали к ней девицы.
Степанида, вместо ответа, снова заплакала; её белая грудь волновалась, в голове бродили мысли о том приказчике, который был у них в гостях с урядником из Тагильского завода. Полюбился он ей, но увы! – «не суждено, знать, быть, красной девице за ним замужем», думала она и плакала.
В избу вошёл староста. Девицы приумолкли, Степанида не поднимала на отца заплаканных глаз.
– Что вы, девки, присмирели, хоть бы песенку какую спели, – сказал он, остановившись посредине избы.
– Пели, да замолкли, отвечали какие побойчее.
– А ты, Степанида, что голову-то повесила? или опять слезы? Дёшевы, знать, они у тебя? обратился он к своей дочке.
– Как же ей не плакать? Замуж, ведь, отдают, – сказала одна из подруг невесты, чернобровая вострушка.
– Ты, Анютка, молчи, тебя не спрашивают, – сурово заметил старик.
– Не спрашивают – а если б спросили, я бы сказала, – отчего она плачет.
– Много ты знаешь! Все вы такие: как замуж, так и реветь начнёте.
– Ну, не всегда! Кто плачет, а кто и радуется. За немилого выходить кому охота! – ввернула другая.
– Да, разве, она за немилого у меня идёт?
– А то что ж? – заголосили девицы.
– Небось, сама выбрала.
– Спроси-ка-сь сам её, если нам не веришь.
Староста подошёл к своей дочке, поднял ей рукою голову и спросил:
– Говори: насильно, что ли, я тебя выдаю?
– Батюшка, пожалей меня, не выдавай за сына кузнеца, не люб он мне.
– Вот-те на!… Это что такое? – притопнув ногой, закричал старик.
– Отдай ты меня за того приказчика, который за меня сватался, – упав перед отцом на колени, говорила Степанида.
– Уж не околдовал ли он тебя? Да что в нем хорошего? Нет, не бывать тому! Ты, девка, не дури, не срами моей седой головы; за кого я порешил, за того и выдам.
– Батюшка, не жить мне за ним, руки на себя наложу! – вскрикнула Степанида и, залившись слезами, склонилась головою на стол.
– Вон отсюда! Это вы ей все наговорили, – затопотал староста на подруг невесты.
– Уйдёмте, девушки, он, пожалуй, и прибьёт нас; вишь какой, дочки не жалеет, а мы для него ничего не значим, – сказала Анюта, накидывая на себя шубку.
Вошла мать невесты, обвела кругом глазами и спросила у старика:
– Ты что их здесь пугаешь?
– Кто их пугает? они раздор вносят… Вон их из моей горницы! – горячился мироед.
– Не твоё дело, ступай отсюда, – накинулась на него старуха, подошла к Степаниде и спросила:
– Что такое случилось?
– Ничего, матушка, – отвечала та, утирая кисейным рукавом слезы.
Старик плюнул, выругался и вышел. Старуха начала успокаивать дочку и упросила девушек остаться.
– Из-за чего дело-то вышло? – спросила она у них.
– А из-за того, что дочку-то свою вы погубить хотите, – заговорили девицы.
– Что вы, не ума ли рехнулись? – покачивая головой, вымолвила старостиха.
– Мы-то ничего, а вы из ума выжили, – выскочив вперёд, напустилась на неё Анюта.
– Не слушай ты их, моё солнышко, родители тебе зла не пожелают, – обратилась старостиха к дочке.
– Матушка, я ведаю, что ты меня жалеешь; не отдавай ты меня за кузнецова сына, – противен он мне.
– Голубка ты моя неразумная, за кого же я тебя выдам?
– Матушка, не губи меня, отдай за приказчика.
– Это что ещё за притча такая? За какого приказчика?
– За того самого, который у вас с урядником в гостях был, – ответили за Степаниду подруги.
– Ни за что! Отдам ли я её на чужую сторону? Вот чего не бывать, так не бывать.
– Смотри, тётка, худо ведь будет.
– Ну, ладно, а вас я, всё-таки, не послушаю! Молоды вы меня, старуху, учить.
Долгий спор кончился ничем; девушки разошлись по домам, старуха уложила дочку в постель, перекрестила её и заперла в светлице.
На другой день, утром, деревня знала уже о том, что происходило в доме старосты, вести эти дошли и до Чуркина; он намотал их себе на ус и подумал: «Ишь, как она в него врезалась, что-то будет?»
В тот же вечер, в Тагильском заводе, в доме складчика Акима Петровича, по случаю дня его рождения, собрались гости, между которыми находились: священник, доктор и урядник. Приказчик Акима Петровича, оправившись от болезни, мало занимался с гостями и больше всех разговаривал с урядником.
– Что вы там все шепчетесь? – спросил у приказчика хозяин дома.
– Так, Аким Петрович, кое о чем толкуем, – ответил тот.
– Пусть их говорят, люди молодые, – заметил свящён ник.
– Оба женишки, небось, о невестах речь ведут, – заметила старушка, родственница Акима Петровича.
– А ты бы, Карповна, невесту моему пареньку подыскала, да подходящую, мы бы и свадебку сыграли, – сказал складчик.
– За невестой дело не станет, только прикажи, я высмотрю, насчёт этого не беспокойся.
– Высмотри! Нам надо красивую, да богатую, жених-то у меня стоит того.
– Нет, Аким Петрович, обо мне не беспокойтесь, я жениться не буду, – сказал приказчик.
– Что ж? Бобылём останешься или в монахи задумал? – нахмурив брови, проговорил складчик.
– Так век промыкаюсь. Куда мне жениться? Жену нужно покоить, а я что? – Сегодня у вас служу, а завтра откажете; куда я денусь? На квартиру придётся идти, а одна голова не бедна.
– Нечего на него глядеть, Карповна! завтра же займись на счёт невесты, да имей в виду, что все своё достояние после моей смерти я передаю жениху. Слышишь, так и за руби себе на носу, – сказал Аким Петрович и стал ходить по комнате.
Все гости уставили на него глаза; никто не ожидал от Акима Петровича такого решения; даже сам доктор позавидовал ему.
– Не надо мне его богатства, – тихо сказал приказчик, обращаясь к уряднику, – моё богатство не здесь, а в Решах, в доме деревенского старосты, – прибавил он.
– А нам-то, родным твоим, ничего и не завещаешь? – прошипела Карповна.
– Это дело моё, – сверкнув на неё глазами, высказался Аким Петрович.
– Родных забывать грех, – ввязался в разговор священник.
Старик не слыхал слов батюшки или пропустил их мимо ушей, уходя в другую комнату. Гости, заметив, что беседа переменилась характером, стали собираться восвояси, и через полчаса в доме остался один только урядник. Аким Петрович заперся в своей спальне и больше уже не выходил из неё.
– Ну, что из Решей нет никаких известий? – провожая урядника, спросил у него приказчик.
– Никаких, – ответил тот.
– И Наум Куприяныч что-то не едет!
– К празднику, может быть, явится.
– Не побывать ли нам у него?
– Что ж, можно, а мне, кстати, и дело туда есть.
– Поедем.
– Когда думаешь?
– Мне всё равно, хоть завтра.
– Ну, ладно, значит, по рукам.
– Идёт, только отпустит ли тебя сам-то?
– Отпустит, такие резоны представлю ему.