Родной берег

– Правда?

– А я не такой, каким тебе кажусь.

– И каким же ты мне кажешься?

– Целеустремленным. Беспощадным.

Китти льстило, что он запомнил ее слова. Ей-то казалось, в тот момент он ее не слушал.

– Значит, это лишь показное?

– Нет, – возразил он. – Просто это не все.

– А какой ты еще?

– Неприкаянный. Одинокий.

У Китти даже голова закружилась – так захотелось дотронуться до него, обнять, прижаться.

– Глупость сказал. – Эд отвернулся. – Не знаю, что на меня нашло.

– Это не глупость, это ужас.

– Да, ужас. Бывает, что я испытываю ужас. Но разве у других иначе?

– Полагаю, так же, – сказала Китти.

– Правда, об этом не принято говорить.

– Не принято… – согласилась она.

– Если ужас будет одерживать верх… – начал Эд.

– Да?

– …ты поцелуешь меня?

Он хотел сказать: «Если ты поцелуешь меня, ужас не победит. Если ты поцелуешь меня, мы больше не будем одиноки».

– Если хочешь, – ответила Китти.

Он привлек ее к себе и поцеловал. Ветер, гуляющий на вершине Маунт-Каберн под бесконечной пустотой небес, охватил их и еще крепче прижал друг к другу.

4

Напротив Даунинг-стрит, по другую сторону Уайтхолла, начиналась короткая и широкая улица Ричмонд-Террас, которая упиралась в реку. В дом 1А по Ричмонд-Террас – тяжеловесный каменный особняк – вела роскошная дверь, никак не обозначенная и неохраняемая. За ней – Штаб совместных операций, лабиринт переполненных, ни на минуту не утихающих кабинетов. Офицеры всех трех ведомств с целеустремленным видом носились по коридорам мимо дверей без табличек, где безымянные команды трудились над секретными планами победы.

Штаб был организован для разработки операций с участием сухопутных, морских и воздушных сил. Основная идея состояла в отказе от иерархии. Скажем, глава разведки, бывший гонщик, до недавних пор управлял кинотеатром «Керзон» в Мейфере. Организация почти всегда несет на себе отпечаток личности своего руководителя, и в данном случае это было верно как никогда. Начальник штаба, вице-адмирал лорд Луис Маунтбеттен, известный как Дики, был назначен самим Черчиллем. Говорят, Дики поначалу отказывался от этой должности, желая остаться во флоте. «Вы что же, напрочь лишены честолюбия?» – вспылил Черчилль.

Дики Маунтбеттен честолюбия лишен не был. Симпатичный, обаятельный и в то же время волевой и решительный во всех начинаниях, он задумал такую организацию, в которой поощряются свободомыслие, новаторство, а главное – неформальный подход. Он подключил к проекту своих друзей и их товарищей, и вся честная компания получила прозвание «птенцов Дики». Под его управлением состав штаба увеличился с двадцати трех до более четырех сотен сотрудников.

Случайная встреча лорда Маунтбеттена и Уильяма Корнфорда в клубе закончилась тем, что в начале марта Ларри пригласили явиться на улицу Ричмонд-Террас, где он тут же наткнулся на молодого человека с орлиным носом и ранними залысинами – Руперта Бланделла, однокашника, закончившего школу годом раньше Ларри.

– Корнфорд, что ли? Надумал к нам присоединиться?

– Вообще-то да.

– Знаешь, как это место еще называют? Уимблдон его величества. Чисто мужская сборная. Но ты не расстраивайся.

Собеседование с лордом Маунтбеттеном, в процессе которого, как полагал Ларри, будет тщательно рассмотрен его куцый военный опыт, оказалось полностью посвящено воспоминаниям о его деде.

– Лоуренс Корнфорд был достойным человеком, – сказал Маунтбеттен. – Отец был о нем очень высокого мнения. Он был тогда лордом адмиралтейства, но началась война, и его лишили должности из-за немецкого имени. Некрасивая история. Даже королю пришлось выкручиваться и брать себе английское имя. А ведь немцем был и мой отец, и вся королевская семья. За этим стоял премьер-министр Асквит, тот еще мерзавец. Правда, и Уинстон тогда оплошал. Он ведь подвизался в адмиралтействе, мог бы остановить это безумие. В то время я был четырнадцатилетним курсантом в Осборне. Признаться, удар пришелся ниже пояса. И все же твой дед, банановый король, послал в «Таймс» письмо, осуждающее это решение. «Неужели у нас так много великих людей, – писал он, – что мы можем позволить себе вышвырнуть всех, кто не Смит и не Джонс? Если Великобритания хочет оставаться великой, нам нужны такие лидеры, как принц Людвиг Баттенбергский». Мой отец был ему очень благодарен. Значит, ты надумал сменить обстановку? Что ж, компания тут у нас своеобразная. Можно сказать, единственная в мире психушка, где заправляют сами психи. Но если я в этом хоть что-то понимаю, мы еще повеселимся.

На том собеседование и закончилось. Ларри узнал, что его командируют в Штаб совместных операций, и в должный час явился на Ричмонд-Террас.

Руперт тотчас взял его под свое крыло:

– Ну, чем займешься?

– Понятия не имею, – признался Ларри.

– Ничего, найдем для тебя работенку, – успокоил Руперт. – Пассивность, кризис, паника, истощение. Четыре стадии военного планирования.

Он отвел Ларри в похожее на камеру помещение на цокольном этаже, обустроенное под столовую. Там, попивая чай, они предались воспоминаниям о школьных днях.

– Как же я ненавидел школу, – рассказывал Руперт, и поднимающийся от чашки пар туманил его очки. – Но, насколько я понимаю, для этого школы и существуют.

– А мне даже нравилось, – ответил Ларри. – Там было гораздо веселее, чем дома.

– Веселее? – Руперт озадаченно потряс головой. – Видимо, проблема все-таки во мне. Не сказать, что я был весельчаком.

– Ты был мозговитым, – сказал Ларри. – Мы все тобой восхищались.

Он легко представил Руперта Бланделла, каким тот был много лет назад. Как тот торопливо идет длинным школьным коридором, стараясь не отлипать от стены, учебники под мышкой, и что-то бормочет под нос. Хилый, очкастый, одинокий.

Чем занимается Руперт в Штабе совместных операций? У Ларри в голове не укладывалось: этот недотепа не от мира сего – и вдруг планирует десантную операцию!

– Здесь, в штабе, мы все маньяки и коммунисты, – сказал Руперт. – Солли Цукерман втянул меня в то, что он называет «вообразить невообразимое». Я должен выдавать всякие дикие идеи – наперекор стандартному военному подходу. Возможен ли другой способ? Какова цена вопроса? Надо видеть картину в целом. И так далее.

Ларри недолго маялся бездельем. Генерал Эйзенхауэр прибыл в Лондон, чтобы подготовить высадку на континент, и начал с изучения оборонительных сооружений нацистов. Ни одно крупномасштабное вторжение нельзя осуществить без захвата порта. Чтобы выяснить, получится ли овладеть действующим крупным французским портом, было принято решение провести разведывательный рейд.

На встрече начальников штабов Эйзенхауэр особо подчеркнул необходимость найти подходящего командира для этой «разведки боем».

– Я слышал, – сказал он, – что адмирал Маунтбеттен решительный, умный и храбрый человек. Полагаю, если операция будет проводиться преимущественно силами Британии, то он идеально подходит для этого задания.

Маунтбеттен, которого Эйзенхауэр раньше и в глаза не видел, во время этого совещания сидел напротив, за тем же столом. Так началось их блестящее сотрудничество. Запланированный рейд получил кодовое имя – операция «Рюттер».

В операции Маунтбеттен намеревался использовать совместные силы флота и десанта. Однако кабинет министров все больше смущало присутствие в Англии канадских войск.

Вот уже два года, как вся армия Канады готовилась и ждала. Канадская пресса призывала дать парням шанс показать себя в настоящей битве. Поэтому Маунтбеттену приказали расширить количество участников «Рюттера» и превратить операцию в показательное выступление канадцев.

Успех рейда зависел от абсолютной секретности и фактора внезапности. Вся информация между Штабом совместных операций в Лондоне и канадскими войсками, обосновавшимися на южном берегу, должна была передаваться только с военным курьером. Так у Ларри появилась работа.