Смерть после полудня

Пожилая дама: Они все такие?

– Практически все. Да и нетрудно оправдать желание матадора уберечь заработанные деньги от паразитирующих льстецов в его окружении. В целом, я бы сказал, что нет на свете человека злее, чем матадор, когда дело заходит о жалованье подчиненных.

Пожилая дама: Получается, ваш друг Маэра был злющим скрягой?

– Нет. Он был щедрым, жизнерадостным, гордым, ранимым и грубоватым на язык, любил и умел хмелеть. Никогда не заискивал перед интеллектуалами, равно как не стремился сделать богатую партию в браке. Ему нравилось убивать быков, и он жил страстно, ярко, хотя последние полгода очень тосковал от горечи. Знал, что болен туберкулезом, при этом ничуть о себе не заботился; не имея страха перед смертью, предпочел сгореть, но не из бравады, а по сознательному выбору. Занимался обучением младшего брата, прочил ему карьеру великого матадора. Однако младший брат, также снедаемый легочной хворью, оказался трусом. Мы все были очень разочарованы.

Глава девятая

Разумеется, если сходить на бой и не встретить там ни одного матадора-декадента, рассуждения по поводу упадка корриды окажутся излишними. Но каким бы ни было начальное представление об облике истинного матадора, если на первом в жизни бое быков ты увидишь упитанного коротышку с длинными ресницами, чрезвычайно гибкими кистями рук и страхом перед быками, потребуется объяснение. Ведь именно так Чиквело выглядит сегодня, через десять лет после первого феноменального выхода на арену. С ним до сих пор заключают контракты, потому что люди надеются, что его бык, тот самый, идеальный, которого он так давно ждет, вдруг выскочит из ворот ториля, и тогда Чиквело развернет во всей красе репертуар чистейших связок из вероник, которые дадут фору самому Бельмонте. Можно раз двадцать ходить на Чиквело в сезон и ни разу не увидеть полного зрелища, но уж если он в ударе, то просто бесподобен.

Из прочих, кто после Хоселито и Бельмонте подавлял своим именем и надеждами, хотя и не безусловным успехом, выделяется Марсиаль Лаланда: мастер техники, надежный, опытный, знающий, истинный тореро. Он в силах справиться со всеми быками, с любым из них показать умелую, сто́ящую работу. Он уверен в себе и спокоен. За девятилетнюю карьеру успел созреть и приобрести стойкость, начал получать удовольствие от этой работы, а вовсе не страх. Более универсального и технически грамотного тореро не сыскать во всей Испании.

Валенсия II по своим возможностям и ограничениям все такой же, каким был в самом начале, если забыть о том, что он растолстел, приобрел осмотрительность и плохо зашитую рану в уголке глаза, которая настолько изуродовала лицо, что он утратил былой задор. Его работа с плащом безупречна, он умеет показать пару-другую трюков с мулетой, но они всего лишь трюки, которые по большей части служат для защиты. В Мадриде, если сумеет собраться, то выкладывается по полной, ну а в провинции циничен, как и прежде. Его матадорская карьера почти на излете.

Есть еще два матадора, о которых я пока молчал, потому что они не вписываются в общий пейзаж упадочнической корриды, а представляют собой частные случаи. Они оставались бы такими же в любую эпоху. Эти двоих зовут Никанор Вильялта и Ниньо де ла Пальма. Но сначала я должен объяснить, почему вообще надо уделять столько внимания частным явлениям. Хотя индивидуалы интересны, сударыня, не они делают погоду. В нашем случае, однако, все наоборот: разложение корриды как раз и привело к тому, что тон начали задавать индивидуалы. Допустим, кто-то сходил на бой быков. Ты его спрашиваешь: как звали матадоров? Если человек запомнил имена, становится в точности ясно, что́ это был за бой. Потому что прямо сейчас кое-какие тореро умеют делать только определенные вещи. Превратились в таких же специалистов, как врачи. В свое время, бывало, сходишь к доктору, и он тебя вылечит или хотя бы попытается. Точно так же в свое время люди ходили на бои, где матадоры были матадорами; они прошли настоящую школу подмастерьев, узнали корриду изнутри, научились в полной мере задействовать свои способности в работе с плащом, мулетой, бандерильями, – и они убивали. Нет смысла описывать здесь степень той специализации, которую достигли врачи, или говорить о самых отталкивающих и смехотворных аспектах этого явления, поскольку мы все рано или поздно с ними сталкиваемся, но человек, отправляющийся на бой быков, и не подозревает, что эта зараза – в смысле, специализация – захватила и корриду, что теперь есть матадоры, которые хороши с плащом и бесполезны во всем остальном. А зритель-то, может статься, и не разбирается в тонкостях вероник с плащом, эти движения ему в новинку, кажутся странными, вот он и решает, что все прочие действия этого конкретного матадора выражают собой сущность корриды, – и он берется о ней судить, хотя в реальности это лишь жалкая пародия на то, как надо сражаться с быками.

Чего не хватает современной корриде, так это универсального матадора, который был бы еще и артистом, чтобы спасти ее от засилья спецов, тех тореро, которые умеют делать что-то одно, причем в высшей степени замечательно, но для этого им требуется особый, чуть ли не сделанный по заказу бык: вот когда они смогут довести свое искусство до высочайшей точки, а порой и вовсе показать хотя бы что-то искусное. Чего корриде не хватает, так это бога, который изгнал бы всех полубожков. Однако ожидание мессии – дело долгое, и фальшивых пророков пруд пруди. Библия умалчивает, сколько было фальшивых пророков до Господа нашего Иисуса Христа, зато история корриды последнего десятилетия ими кишмя кишит. Именно потому, что иногда видишь фальшивых пророков в действии, важно о них знать. Нельзя понять, видел ли ты настоящую корриду, пока не узнаешь, настоящими ли были быки и матадоры.

К примеру, вы видели Никанора Вильялту. Если это случилось в Мадриде, вам могло показаться, что он великолепен, что вам досталось изумительное зрелище, а все потому, что в Мадриде он держит ступни вместе, работая с плащом и мулетой, и это лишает его гротескности, к тому же в Мадриде он убивает доблестно. Вильялта – странный случай. Его шея раза в три длиннее, чем у обычного человека. Ростом метр восемьдесят, и из них львиную долю занимают ноги и шея.

Сравнивать его с жирафом тоже нельзя, потому что у жирафа шея выглядит естественно. А у Вильялты она словно растет у тебя на глазах. Как резиновая лента, только обратно не стягивается. С хлопком. А жаль. Так вот, когда человек с такой шеей держит ноги вместе, он смотрится вполне нормально; если, держа ступни вместе, он перегибается назад в поясе и наклоняет шею к быку, возникает определенный визуальный эффект, который пусть не эстетичен, но в нем хотя бы нет гротеска, зато стоит ему расставить ноги циркулем и вытянуть свои длинные руки, никакая отвага не компенсирует отчаянную смехотворность. Как-то вечером в Сан-Себастьяне, когда мы прогуливались вдоль Ла-Кончи, Вильялта говорил про свою шею на арагонском диалекте, чуть ли не детском языке, проклиная ее и жалуясь нам, что вынужден все время сосредотачиваться, все время помнить, что нельзя быть гротескным. Он изобрел своего рода гироскопический прием работы с мулетой, делая свои ненатуральные натурали, удерживая ступни вместе, с гигантской мулетой (в развернутом виде она с успехом заменила бы простыню в номере респектабельной гостиницы) в правой руке, ткань расправлена кончиком шпаги, – и вот он медленно проворачивается вместе с быком. Никто не работает с быком ближе, никто не проводит его на столь малой дистанции от себя, как Вильялта, мастер коловращения. А вот с плащом он не столь хорош – слишком быстр, слишком резок; убивая, сокращает дистанцию в один прием и сопровождает шпагу всем телом, но зачастую вместо того, чтобы опустить левую руку, позволяя быку за ней последовать и тем самым подставить жизненно важную точку между лопатками, Вильялта ослепляет его алым крылом мулеты и полагается на свой рост, чтобы перегнуться над рогами и точно, глубоко всадить шпагу. С другой стороны, порой он убивает совершенно правильно и согласно канону. В последнее время его заключительные удары стали чуть ли не классическими, к тому же с уверенным постоянством. Все, за что ни возьмется, он делает отважно и чрезвычайно самобытно, так что если видишь Никанора Вильялту, то это тоже не коррида. Однако на него имеет смысл сходить в Мадриде, где он выдает все, на что способен, и если там ему достанется бык, который позволит удерживать ноги вместе – а из шести быков только один такой, – удастся увидеть нечто странное, крайне эмоциональное и, слава богу, уникальное.