Нить на запястье

В бешенстве схватил пульт со стола и выключил телевизор, где в очередной раз его распинали на кресте общественного порицания, судя по картинкам!

Убил бы, ей-Богу! Сам, своими руками, как бы ни было это неразумно, придушил бы гада. Этот Горбатенко!.. Вылез из самых низов. Из такой грязи, что только под его, Петра, ногами и ползать. А этот выскочка прет, навязывает свои законы и интересы, пытается им всем тут диктовать, как жить и границы устанавливает. Как кость в горле! Мразь!

Еще и на его сестру наложил свои грязные лапы. Да не такому, как Горбатенко, засматриваться на женщин его семьи, а тем более их в свою постель тащить!

Его одна мысль о том, что Маша легла под этого гада, доводила так, что в голове стучало, как барабаном. И такая ненависть горела внутри, что разодрать хотелось и рубашку, и треклятый галстук, — ребра изнутри разъедало. Руки тряслись — до того удавить Горбатенко хотелось… Дыхание давалось тяжело и жестко от этой ненависти, которая глаза застилала до темноты.

— Петя? — Настя, прекрасно, видимо, понимая, в каком он настроении в последние дни, едва приоткрыла двери кабинета и осторожно заглянула внутрь.

— Что?! — процедил сквозь зубы, вдавливая кулак в стол, не поднимая головы.

Ему и перед ней было мучительно и противно стыдно за свое поражение. За этот полный провал. А Петр не привык испытывать подобных эмоций. Ему это претило, только усиливая пульсирующее в груди и голове бешенство, вызывая злость и раздражение и на Настю, за то что стала свидетелем и немым укором его фиаско… Хоть бы кто-то под руку попался!

— К тебе тут пришли… — ему не понравился ее тон. Не понравился взгляд жены…

Но Петр не успел ничего уточнить о том, кого там принесла нелегкая. В этот момент кто-то из-за спины Насти решительно и резко распахнул дверь и на пороге кабинета застыл объект его горячей и неиссякаемой ненависти — Горбатенко стоял прямо напротив него, без всякого страха и растерянности выдерживая взгляд Петра, полный ярости и злобы.

— Благодарю, что провели, Анастасия, — не поворачиваясь, холодно и резко бросил Горбатенко его жене. — Можете идти, — так, словно бы именно он был здесь хозяином, распорядился этот гад!

И Настя, бросив в сторону Пети еще один напуганный и потерянный взгляд, юркнула назад в коридор. На минуту он увидел там ещё двух, а может, и трех человек. То ли охрана Горбатенко, то ли притащил с собой полицию или прокуратуру. Однако в кабинете, закрыв двери, Горбатенко остался с ним один на один.

— Думаю, нам настало время поговорить, Петр Иванович. Надеюсь, вы уже готовы меня слушать, — без всякого приглашения, Горбатенко приблизился к его столу.

А Петра аж подкидывать стало от всей той придушиваемой в груди ярости и отвращения, что скопились по отношению к этому выродку. И так плеснуло вдруг обжигающей лавой за грудиной. Показалось, что сейчас задушит! Нужен был выход, то действие, которого уже несколько дней не хватало. А сейчас вот — само подвернулось…

Рванул на себя верхний ящик стола, выхватил наградной пистолет, который всегда держал заряженным на всякий случай, оправданно опасаясь, что к нему могут и «залезть». И вскинул руку, наведя прицел на этого гада.

Уставился на Горбатенко:

— Ну давай поговорим, мразь! — прошипел, понимая, что его еще больше сейчас душит от гнева и бешенства.

Глава 25

Не то начало разговора, на который он рассчитывал от судьи. Олег ждал более разумного поведения от Петра. Однако, очевидно, недооценил степень его взвинченности и личной ненависти.

На мгновение в кабинете повисла полная тишина, нарушаемая только мерным ходом маятника в часах. Оба уставились друг на друга, будто волей давили, силой духа пытались каждый другого переиграть.

Сейчас судья мало был похож на привычного себя: воспаленные покрасневшие глаза явно демонстрировали, что Петр не спал несколько дней толком. Да и измятая, несвежая одежда выдавала его с головой — судья однозначно не переодевался как минимум со вчера. Лицо казалось серым и помятым, а на щеках темнела щетина. Словно бы Петр целиком отрешился от внешнего мира.

Возможно, стоило отправить на переговоры того же Алексея… Хотя не факт, что в таком случае пистолет не вытащил бы уже прокурор — слишком сильно его зацепила потеря нормального функционирования руки. По сути, теперь для Алексея оставалось два пути: либо и правда на пенсию «по выслуге» — почетную, конечно, но совсем еще не желанную, — либо на чисто канцелярскую работу, что всегда Лехе претило до глухого бешенства. Да и просто обидно было другу за руку со страшной силой, как и за все остальные свои травмы, — честно в этом Олегу признавался, отправляя своих людей с ним. Так что общение могло выйти не менее взвинченным…

Правда, не скажешь, что и он нашел «общий язык» с еще одним своим будущим шурином. Направленное на него дуло пистолета и полный ненависти взгляд Коваленко-старшего заставляли мобилизовать все внутренние резервы. И было очевидно, что Петр утратил свойственный ему ранее холодный и взвешенный контроль над собственными эмоциями и поступками. Он сорвался. Видимо, судья кристально ясно понимал, что ему перекрыли все возможности по всем фронтам хоть как-то сохранить репутацию и влияние. Однако Олег пришел для того, чтобы предложить ему сохранить хотя бы часть достатка.

Напряжение сжало, скрутило нутро, как заведенную пружину, выведя на максимум сосредоточенность и внимание. Но внешне Олег этого не выдал ни словом, ни жестом. Не первый раз под прицелом все-таки.

— Моя смерть не решит ваших проблем, Петр Иванович, скорее полностью лишит шанса хоть что-то сохранить, — ровным и размеренным, отстраненным тоном заметил Олег, не двинувшись с места.

— А мне по хр*ну, мразь. Зато тебя сживу со свету, вздохну легче! — явно находясь на пике морального и душевного отчаяния, рявкнул в ответ Петр так, что и все находящиеся в коридоре наверняка услышали.

— Сомнительно, — не согласился Олег, демонстративно рассматривая его. — Тогда вас точно посадят. Надолго. И, несмотря на количество ваших связей здесь, сомневаюсь, чтоб пребывание на зоне показалось вам комфортным и приятным. Да и конфискуют у вас все в таком случае, Петр Иванович…

— Ты уже и так у меня все отобрал! — почти выплюнул из себя судья.

И Олег четко видел, что его рука дрожала, — ярость взяла верх, а это было опасно. В таком состоянии слишком сложно достучаться до разума или убедить логическими аргументами. Создавалось ощущение, что Петр на грани психического срыва. Того и гляди, дернется палец, отпустив курок… А Олег точно не собирался вновь заставлять Машу нервничать и переживать о своем здоровье. От прошлого раза ещё не отошли толком ни он, ни она. До сих пор плечо и ребра ныли, синяки не сошли, да и голос повышать не мог. Хотя сейчас это в плюс, пусть Коваленко побесится, думая, что просто задеть его не может…

— У вас все еще есть достаток. И, как мне кажется, вам было бы не лишним сохранить его для своей семьи, Петр Иванович… — не без намека заметил Олег, позволив повиснуть этим словам в воздухе.

Петру кровь ударила в лицо, заставляя вздуваться вены на висках. Судью перекосило от гнева.

— Ты мне поломал все! И карьеру, и жизнь, мразь. И думаешь, я тебя слушать буду?! — не сбавив тона, вспылил Коваленко.

Он говорил тяжело, натужно, словно выталкивая слова из горла.

— Это не я пытался убить вас. Думается, у меня больше причин предъявлять претензии… — он сделал едва заметное движение, постепенно уходя с линии возможного выстрела. — И прав на ответные действия касательно вас, — не отступал от позиции силы и полного владения ситуацией.

За дверью ждало два следователя прокуратуры и детектив Бюро. В холле квартиры стояли его личные охранники. Но толку от всей той толпы не будет, если Олег сейчас не переиграет Петра авторитетом и доводами.

— Заслужил, мразь… Мешаешься вечно, все мне ломаешь! Поганишь все наработанные схемы! — Петр взмахнул рукой, будто забыл, что держит в той пистолет. — Тебе сразу надо было просто согласиться на откат или долю, как все до тебя соглашались. И не лезть… Какого хр*на ты в мои дела вмешался? — разошелся судья, почти физически ощутимо полыхая бешенством. — По какому праву, ничтожество? Ты кто, вообще, чтоб тут мне что-то диктовать? Дворовая шпана, волей случая выбившаяся, дорвавшаяся до власти?! Да я таких, как ты, десятками пересадил…