Педофил: Исповедь чудовища

Альфред не мог понять столь резкой и откровенно негативной реакции своего босса. Но больше всего он не мог понять, как при том, что ему не разрешают вести работу вне офиса, он должен помочь распутать дело.

— И все-таки я не понимаю, почему вы мне отказываете в моем теперь уже законном праве вести расследование.

Розовые очки спали с глаз Риты, и ее сердце и разум наполнились тяжело сдерживаемым высокомерием. Сложив руки, она положила их на стол перед собой, немного наклонившись вперед.

— Родители уже живут своими жизнями, Альфред. Я знаю, что, быть может, это цинично звучит, однако у многих из них есть еще дети или, например, интересная работа. И мне, сидя здесь, в этом кабинете, хочется верить, что все свое внимание они переключили на оставшиеся в их жизнях вещи. Вы знаете, как выглядят родители, у которых украли детей?

— Я имел дело с людьми, чьи дети пострадали от действий педофилов, — аккуратно оправдывался Альфред.

— Нет, агент Хоуп, вы имели дело с теми, чьих отпрысков вы спасли от лап педофилов. А я говорю о тех, у кого украл детей кто-то, кто перед этим убил человека.

— Да, я понимаю, — спокойно сказал Альфред, видя, что босса сейчас лучше не злить.

— Вот-вот, а мы все здесь видели. Именно поэтому мы все немного больные на голову. — Рита откинулась в кресле и стала, не торопясь, крутиться в нем то вправо, то влево.

— Несколько раз в год сюда под стены здания приходит белая словно мел Эшли Митчел, — поникши, сказала Рита.

— Мама Эндрю Митчела? — деликатно перебил Альфред.

В ответ собеседница кивнула.

— Она приходит сюда совершенно бледная, с опустошенными несчастыми глазами, — Рита встала и подошла к окну. — Она приходит в день, когда он родился, или в день, когда его похитили, в день, когда она придумала ему имя. Все агенты, включая меня, боятся этого момента. В эти дни она пытается найти меня или кого-то из сотрудников, падает ­перед нами на колени, плачет, прижимая к груди фотографию Эндрю. Вне важных дат ее держат нейролептики и антидепрессанты, но в дни, когда в жизни Эндрю случилось что-то важное, не помогают даже они. Каждый, кто работает в этом здании, чувствует себя виноватым перед ней и остальными родителями. А когда кто-то из них появляется здесь, особенно, — Рита повернулась в полоборота. — Знаете, что отличает Эшли от остальных родителей?

— Что? — грустно спросил Альфред.

— Она все еще верит, что ее сын жив, верит, что он когда-то вернется к ней. Остальные же понимают, что их дети мертвы. Они молятся лишь об одном, чтобы их чада умерли быстро, не страдая.

— А вы? — пронзительно посмотрел на своего шефа Альфред.

Рита обернулась и присела на подоконник.

— Что я?

— Вы верите, что они живы?

Директор Коулмен тяжело вздохнула.

— Я иногда тоже молюсь с надеждой, что они не страдали. А еще мне бы хотелось, чтобы это дело сошло на нет, как убийство Кеннеди или похищение денег Дэном Купером. За это время боли в сердцах родителей станет меньше, и, быть может, у них родится малыш или малышка, дети заполнят пустоту в их душах. Они не будут страдать, и лишь иногда, в годовщину похищения или день рождения их ребенка, немного грустить. Эшли Митчел будет счастлива и перестанет сюда приходить. Однако это лишь мои надежды. — Рита отошла от окна и снова устроилась в мягком кресле. — Моего разрешения на повторный допрос родителей вы не получите. Я слишком сильно дорожу их спокойствием.

Альфред холодно улыбнулся.

— Хорошо, как скажете, босс.

***

Пригород Индианаполиса, расположенный в нескольких милях на северо-восток от города, казался Альфреду уютным и приветливым. Стройные похожие друг на друга двухэтажные дома белого цвета мало чем отличались от таких же в родном Сиэтле. Аккуратные чистые дороги, бетонные тротуары и невысокие деревья, редко перегоняющие серые крыши домов на несколько метров. Если абстрагироваться от мысли, что ты находишься в другом городе, Альфред мог бы подумать, что он у себя дома, просто что-то самую малость изменилось. Нечто не особо заметное, не бросающееся в глаза.

Солнце спускалось вниз и готовилось в течение часа скрыться за горизонтом. Его лучи перекрасили небо из насыщенного голубого в персиково-оранжевый, с каждой новой минутой придавая приятный оттенок всему окружающему — верхушкам шумящих деревьев, белым стенам окружающих домов.

Днем пригородные кварталы малолюдны, в основном все взрослые на работе, а дети — на учебе. Единственными, кто шаркает по гладким тротуарам, вымощенным вдоль дорог, были пенсионеры.

Вечером, когда люди возвращаются домой, предместье оживает, на пустых улицах появляются дети, старающиеся вдоволь набегаться, прежде чем наступит вечер, а также их родители, коротающие тихие вечера, сидя на веранде, ухаживая за газоном или общаясь с соседями.

Альфред ехал по дороге, стараясь быть максимально аккуратным. В любой момент совсем еще маленький велосипедист или скейтер может соскочить с тротуара и очутиться перед машиной. Держа в левой руке стакан остывшего кофе, а правой — руль, он смотрел на проносящиеся мимо дома, выискивая нужный ему номер.

За прошедшую неделю новичок из Сиэтла достаточно неплохо освоился и вошел в курс дел, со стороны он мало чем отличался от коллег с огромным оперативным опытом. Изу­чив тысячи страниц отчетов, рапортов, прослушав несколько часов свидетельских показаний, он не продвинулся в расследовании ни на сантиметр. И именно в этом он был похож на некогда самые сильные умы департамента расследований ФБР. Единственное отличие между ними заключалось в желании что-то делать. В новичке оно все еще пламенело.

— Отлично, — сказал Альфред, после чего остановил автомобиль и припарковал его на противоположной от дома стороне.

Торопливо проглотив холодный кофе, он вышел из темно-синего «Форда Краун Виктория». Застегнув пуговицу пиджака, он убедился в отсутствии едущих машин и направился в сторону аккуратного белого двухэтажного дома, перед которым раскинулся ухоженный до неприличия зеленый газон.

Сделав три шага вверх по деревянным ступенькам, он постучал в дверь, в котором находилось окошко, занавешенное кружевным тюлем. Его рука потянулась ко внутреннему карману пиджака. Не подавая виду, он трепетал в ожидании первого раза, когда ему предстоит, наконец, это сделать.

Симпатичная светловолосая женщина средних лет подошла к дверям и отодвинула занавеску. Не дожидаясь, когда прозвучит вопрос, кто там, Альфред вытащил кожаный кошелек, в котором находилось удостоверение и значок.

— ФБР, мэм, — показав документы, уверенно сказал он. — Я агент Альфред Хоуп, мы говорили с вами вчера.

Осмотрев мужчину в сером костюме с ног до головы, недолго раздумывая, хозяйка дома открыла двери.

— Да, конечно, проходите, — без улыбки на лице произнесла она.

Альфред вошел внутрь дома и окинул его взглядом, так, чтобы это не показалось невежливым. Из небольшой светлой прихожей виднелась уютная гостиная и просторная кухня, соединенная со столовой.

— Мужа еще нет, так что придется немного подождать, — сказала хозяйка, проходя в гостиную.

Альфред направился вслед за ней.

— Присаживайтесь, — добавила она, указывая на диван, стоящий у невысокого журнального столика, расположенного около камина. — Будете чай или, может быть, кофе?

— Нет, спасибо, — вежливо улыбался Альфред. — Я только что выпил стакан холодного как лед отвратительного кофе, так что, если можно, просто воды, чтобы сбить горечь.

— Да, конечно, — сказала миссис Стивенс, после чего поторопилась на кухню.

Оставшись один, Альфред стал всматриваться в детали комнаты. На стенах бежевые обои с плохо различимыми цветами, на камине — сувениры, на этажерке книги, узорчатый ковер под ногами, несколько кресел, письменный стол с компьютером, телевизор и много, очень много фотографий, на которых была запечатлена счастливая маленькая Эмми Стивенс.

— Вот, — поставила на журнальный столик прозрачный стакан с водой уставшая серая женщина.