Страница 9 из 10
— Помолчи, — говорят со стены и стали совещаться.
Тогда Феодор говорит:
— Мы не с пустыми руками пришли — дадим вам три мешка муки и козла.
Тут сарацины поглядели на повозку, и совещание у них пошло намного живее, а потом старший говорит:
— Хорошо, мы пустим вас во имя Аллаха, но обратно не выпустим.
Феодор говорит:
— Для нас счастье — умереть на земле господина нашего.
— Ступайте к воротам, — говорят сарацины.
Тут варяги подходят к воротам, и перед ними опускается подъёмный мост на цепях. Гремят запоры, и ворота открываются. И варяги видят за воротами человек тридцать воинов и старшего над ними.
Вот те пропускают повозку, за ней варяги несут гроб, а сарацинские воины стоят по бокам ворот, готовые разом поднять мост.
Но когда гроб оказывается в проёме ворот, варяги вдруг разворачивают его поперёк и бросают на землю так, чтобы створки ворот не могли закрыться. И тут же двое варягов выхватывают из-под балахонов секиры и убивают воинов, готовых поднять мост. Из мешков выскакивают ещё шестеро варягов. А Харальд, выхватив меч, одним ударом сносит голову старшему сарацину. И всё это происходит в мгновение ока.
И когда сарацины наконец понимают, как перехитрил их Харальд, и, опомнившись, хватаются за сабли, поздно уже думать им о жизни и некогда думать о смерти, потому что один за другим падают они под ударами варягов или в страхе бегут прочь от ворот, крича:
— Спаси нас, Аллах! Это не люди, а дьяволы!
Теперь надо сказать о Чудине. Он лежал под намётом, скрывающим подкоп, и с ним тесно лежали в три ряда семьдесят варягов. И когда Чудин услышал стук мечей, он перекрестился и сказал:
— Наше время, братие.
И первым быстро побежал к воротам, а за ним, сползая друг с друга, побежали остальные. И успели вовремя, потому что Харальд уже расправился с первыми сарацинами, а другие ещё не подошли.
Тогда Харальд говорит:
— Эйлив и Хальдор — на стены, остальные — за мной.
Но все и без того знали, как им поступать, потому что дело было хорошо продумано. Часть людей бросаются по лестницам, ведущим на стены, и там завязывается бой. Другая часть устремляется вдогонку за бегущими, поражая их мечами и секирами. Харальд же ухватил за бороду одного из раненых сарацинов и спрашивает:
— Хочешь жить, обрезанный? Говори, где главный над вами?
Сарацин отвечает:
— Эмир в мечети, совершает утренний намаз.
Харальд говорит:
— Ну вот, нам как раз туда и нужно.
И тут варяги снова поднимают гроб и несут туда, где видна башня минарета. И козёл хочет бежать за ними и рвётся с верёвки, но Феодор говорит:
— Не козлиное это, брат, дело. Ты свою службу сослужил, иди гуляй.
И он перерубил мечом верёвку и вытолкал козла за ворота, а ворота закрыл и сел у них с мечом, чтобы ни один живой сарацин не ушёл из города.
А варяги в это время бегут с гробом наперевес всё быстрее, и вот они уже летят так, что ноги их не успевают касаться земли. И с разбега, как тараном, ударяют гробом по закрытым дверям мечети, и двери разлетаются в щепки.
Чудин перевёл дух и говорит:
— Тяжеленек был покойничек, — и вместе с другими вбегает в мечеть.
Но здесь они видят, что никого в мечети нет, кроме старого муллы, в страхе творящего молитвы.
Харальд говорит:
— Обманул, обрезанный пёс.
— Где эмир? — спрашивает Ульв муллу.
Тот, трясясь, отвечает:
— Не знаю, не видел, не помню.
— Так полежи, вспомни, — сказал Ульв и проткнул мулле брюхо насквозь. Чудин хотел отвести меч Ульва, но не успел и с укором говорит:
— Попа-то зачем?
— Каков приход, таков и поп, — отвечает Ульв.
В это время снаружи слышится:
— Молите пощады, неверные!
Харальд смотрит и видит, что к мечети со всех сторон идут сарацины, и их вдесятеро больше, и с ними человек с кривой саблей в руках и в эмирской чалме.
Теперь надо сказать о Георгии Маниаке. Он стоял на холме и смотрел издали на Сиракузы, окружённый своими воинами.
— Много взял на себя Харальд, — усмехается Маниак. — Ещё никто не покорял города сотней воинов.
Прошло ещё сколько-то времени, и Маниак говорит:
— Совесть воина мне не простит, если не выручу хвастуна.
И он садится на коня и мчится к Сиракузам во главе своих всадников. И вид скачущего войска грозен и красив.
Маниак подъезжает к городу и слышит, что там тишина, и видит, что ворота закрыты, а перед воротами стоит чёрный козёл.
— Плохой знак, — говорит стратиг. И кричит своим громовым голосом, от которого лошади шарахаются в стороны: — Эй, Харальд, мужайся, здесь я, Маниак, я пришёл к тебе!
Тут открываются ворота, и Маниак видит Харальда, усталого, в иссечённых доспехах, с обломком кривой сабли в одной руке и с окровавленным мечом — в другой.
— Заходи, Маниак, — говорит Харальд. — Будешь первым гостем у меня в Сиракузах.
В этом городе Харальд взял большую добычу. Серебряные вазы и чаши, золотые кубки и блюда, драгоценности и мешки с монетами были грудой сложены на берегу, чтобы внести их на корабль.
И Феодор-живописец сидел возле груды, любуясь добытым. Возьмёт то блюдо, то ожерелье и говорит:
— Диво дивное! Истинно, сему цены нет. Гляди-ка, Ульв, дева по ожерелью скачет, имя ей Артемида, и с ней охотники, изваяны как живые, чудится даже, рог слышен.
Ульв одноглазый послушал и говорит:
— Не слышу никакого рога. Эй, торопитесь, — кричит он грузящим судно. — Нас в Мессине к вечеру ждут.
Варяги забегали быстрее — и тут на берегу появляется Андроник, патрикий, с гемилохитом и воинами.
— Куда так спешишь, Харальд? — говорит он.
Харальд отвечает:
— Хочу выйти засветло. А тебе что за дело?
Андроник говорит:
— Разве ты забыл, что по договору тебе положена только четверть добычи, а остальное — Византии?
Харальд говорит:
— Если бы не я — не видать Византии Сиракуз.
Андроник говорит:
— Они уже принадлежат Империи, и с ними — три четверти добычи. Таков договор, ты сам скрепил его клятвой на мече, а варяги ведь не изменяют клятве?
Харальд помолчал и говорит:
— Что ж, ты прав. Бери. — И отошёл.
Тогда воины Андроника идут к добыче с мешками и начинают их набивать, три веди беря себе, четвёртую оставляя варягам.
Ульв говорит:
— Я смотрю, твои люди хитрят, грек. В вашей доле вещи тяжелее.
Гемилохит хотел возразить Ульву, но Андроник велел ему молчать и говорит:
— Возможно. Я сам за этим прослежу.
И он начинает отбирать вещи, но тут Феодор-живописец вскакивает и кричит:
— Не верь греку, Харальд! Не всё дороже, что тяжелей!
Андроник засмеялся и говорит:
— Разве это тонкое ожерелье не дешевле литого блюда?
Тогда Феодор выхватил ожерелье у Андроника и подбежал к Харальду:
— Посмотри работу! Тепла она ещё от рук мастера и тонка, как женский волос. Как волос Ярославны!
Харальд посмотрел на Феодора, словно удивлённый, потом оглядел ожерелье и говорит:
— Возьму себе.
Тогда Андроник подходит к Харальду и говорит:
— Не порадуешь ты Ярославну таким подарком.
— Почём тебе знать? — спрашивает Харальд.
— Поверь мне, — говорит грек, — она снова опозорит тебя, назвав жадным. Ведь в золоте главное, когда его много. Не так ли?
Харальд ничего не ответил, а грек говорит:
— Так я беру эту безделушку?
Феодор говорит:
— Не отдавай, Харальд! Не зря ведь сказано: мал золотник, да дорог!
Харальд отодвинул Феодора в сторону и говорит Андронику:
— Хорошо, бери.
Грек спрятал ожерелье за пазуху, наклонился к Харальду и говорит:
— Ещё посоветую тебе, Харальд, как мужчина мужчине. Что ты знаешь о Елизавете? Хорошо ль её помнишь? Видно, нет, иначе бы ты не забыл обиды. Да и может, её давно отдали за другого?