Сальватор

Жюстен и сам ждал Сальватора.

Молодой человек пришел к девяти часам; он тоже успел переодеться и снова превратился в комиссионера. Судя по испарине, выступившей у него на лбу, а также высоко вздымавшейся груди, после возвращения со смотра он не терял времени даром.

- Ну что? - хором спросили четверо молодых людей, едва завидев Сальватора.

- Министры заседают, - ответил тот.

- По какому поводу?

- Обсуждают, как наказать славную национальную гвардию, которая позволила себе неповиновение.

- А когда станут известны результаты заседания?

- Как только будет какой-нибудь результат.

- Так у вас есть пропуск в Тюильри?

- Я могу пройти повсюду.

- Дьявольщина! - вскричал Жан Робер. - Как жаль, что я не могу ждать: у меня приглашение на бал, которое я не могу манкировать.

- Я тоже, - сказал Петрус.

- У госпожи де Маранд? - спросил Сальватор.

- Да! - с удивлением отвечали оба приятеля. - Как вы узнали?

- Я знаю все.

- Однако завтра на рассвете вы сообщите нам новости, не правда ли?

- Зачем же? Вы все узнаете нынче вечером.

- Мы же с Петрусом уходим к госпоже де Маранд...

- Вот у нее вы обо всем и услышите.

- Кто же нам передаст?..

- Я.

- Как?! Вы будете у госпожи де Маранд?

Сальватор лукаво улыбнулся.

- Не у госпожи, а у господина де Маранда.

С той же особенной улыбкой на устах он продолжал:

- Это мой банкир!

- Ах, черт побери! - бросил Людовик. - Я в отчаянии:

и зачем только я отказался от твоего приглашения, Жан Робер!

- А теперь уже поздно! - воскликнул тот и вытащил часы. - Половина десятого! Невозможно...

- Вы хотите пойти на бал к госпоже де Маранд? - спросил Сальватор.

- Да, - кивнул Людовик. - Я бы хотел нынешней ночью не расставаться со своими друзьями... Разве не должно что-то произойти с минуты на минуту?

- По-видимому, ничего особенного не произойдет, - возразил Сальватор. Но это не причина, чтобы расставаться с вашими друзьями.

- Ничего не поделаешь, ведь у меня нет приглашения.

Лицо Сальватора осветила свойственная ему загадочная улыбка.

- Попросите нашего поэта представить вас, - предложил он.

- О, я не настолько вхож в дом... - запротестовал Жан Робер и едва заметно покраснел.

- В таком случае, - продолжал Сальватор, обратившись к Людовику, попросите господина Жана Робера вписать ваше имя вот на этой карточке.

И он вынул из кармана отпечатанное приглашение, гласившее:

"Господин и госпожа де Маранд имеют честь пригласить господина ... на вечер с танцами, который они дают в своем особняке на улице д'Артуа в воскресенье 29 апреля.

Париж. 20 апреля 1827 года".

Жан Робер взглянул на Сальватора с удивлением, граничившим с изумлением.

- Вы боитесь, что не узнают ваш почерк? - продолжал Сальватор. Подайте-ка мне перо, Жюстен.

Жюстен протянул Сальватору перо. Тот вписал имя Людовика в приглашение, несколько изменив свой изящный аристократический почерк и выведя обычного размера буквы. Затем он протянул карточку молодому доктору.

- Вы сказали, что сами вы идете не к госпоже, а к господину де Маранду? - уточнил Жан Робер, обратившись к Сальватору.

- Совершенно верно.

- Как же мы встретимся?

- Действительно, ведь вы-то идете к госпоже! - продолжая улыбаться, молвил Сальватор.

- Я иду на бал, который дает мой друг, и не думаю, что на этом балу будут говорить о политике.

- Верно... Однако в половине двенадцатого, как только закончится выступление нашей бедняжки Кармелиты, начнется бал. А ровно в полночь в конце галереи, занятой под оранжерею, отворится дверь в кабинет господина де Маранда. Туда пропустят всех, кто скажет два слова: "Хартия" и "Шартр". Их нетрудно запомнить, не так ли?

- Нет.

- Вот мы обо всем и договорились. А теперь, если хотите успеть переодеться, чтобы в половине одиннадцатого быть в голубом будуаре, времени терять нельзя!

- У меня в коляске есть одно место, - предложил Петрус.

- Возьми Людовика! Вы - соседи, а я дойду к себе пешком, - сказал Жан Робер.

- Хорошо!

- Итак, в половине одиннадцатого в будуаре госпожи де Маранд, где будет петь Кармелита, - предупредил Петрус. - А в полночь - в кабинете господина де Маранда, где мы узнаем, что произошло в Тюильри.

И трое молодых людей, пожав руки Сальватору и Жюстену, удалились, оставив двух карбонариев с глазу на глаз.

Мы видели, как в одиннадцать часов Жан Робер, Петрус и Людовик собрались у г-жи де Маранд и аплодировали Кармелите. В половине двенадцатого, пока г-жа де Маранд и Регина приводили в чувство Кармелиту, молодые люди преподали Камиллу урок, о котором мы уже рассказали. Наконец, в полночь, пока г-н де Маранд, задержавшийся в будуаре, чтобы справиться о состоянии Кармелиты, галантно целовал руку своей жене и просил как величайшей милости позволения зайти после бала к ней в спальню, молодые люди проникли в кабинет банкира, назвав условный пароль: "Хартия" и "Шартр".

Там собрались все старейшие заговорщики из Гренобля, Бельфора, Сомюра и Ла-Рошели - словом, все, кто чудом уцелел: Лафайеты, Кеклены, Пажоли, Дермонкуры, Каррели, Гинары, Араго, Кавеньяки - и каждый из них представлял особое мнение, а все вместе они шли к великой цели.

Гости ели мороженое, пили пунш, говорили о театре, искусстве, литературе... Но уж никак не о политике!

Трое друзей вошли вместе и поискали глазами Сальватора.

Сальватор еще не пришел.

Тогда они разделились и разошлись по разным кружкам:

Жан Робер примкнул к Лафайету, который любил его как сына; Людовик - к Франсуа Араго, этому великодушному красавцу и умнице; Петрус - к Орасу Берне, чьи полотна все как одно были отвергнуты Салоном и тогда художник организовал выставку в своей мастерской, где перебывал весь Париж.

Кабинет г-на де Маранда представлял собой любопытнейшее собрание недовольных, представлявших все партии. И вот приглашенные разговаривали об искусстве, науке, войне, но всякий раз, как отворялась дверь, все взгляды обращались на входившего: должно быть, они кого-то ждали.

И действительно, они ожидали вестника из дворца.

Наконец дверь распахнулась, пропуская молодого человека лет тридцати, одетого с безупречным изяществом.